Йага

–Убью! — И мигом исполнила бы обещание, да вот беда: к старости колдовство ослабело, а после хвори так и вовсе почти пропало. Зорка за шкирку оттащила он распутника Йагу. — Ты! Ты!

А нахалка словно и не понимала, что натворила! Сначала не удержалась и упала на локти, а потом поднялась и, нет бы зареветь, спокойно села на скамью подле рыжего!

— Матушка, да что с тобой?

— Со мной что?! Да ты… Да он… тебя…

И вот Лихо дёрнуло Рьяна за язык. Он ляпнул:

— Пока нет, но как раз собирался.

Ведьма взвыла. Попыталась расцарапать поганую харю, но Йага не пустила. Старуха бессильно вцепилась в собственные космы и вырвала несколько пучков.

— Я берегла тебя! Защищала от… от… от таких вот! Немедля иди в избу, немедля! Век за порог не пущу! В печь засуну!

— Нет.

— Что?!

Йага встала в полный рост. Выросла девчушка. Ажно на две головы выше стоптавшейся за десятилетия матери.

— Нет. Я тебе не раба, а живой человек. Ты меня и так из лесу не выпускала, так теперь ещё и дома запереть хочешь?

— И запру! Как есть запру! Птенец неразумный!

Ведьма попыталась насильно уволочь своеволицу, но не сдюжила.

— Я люблю тебя, матушка. Но всякому птенцу когда-то из гнезда улетать приходится.

— Куда?! Куда тебе улетать?! Ничего хорошего за нашим лесом и нету! Ты повидала людей в Черноборе, мало тебе? Хочешь, чтобы в следующий раз и тебя в жертву богам принесли?

— А сегодня я видала, что бывает с теми, кто дальше своего порога идти не решается, — тихо ответила ведьма. — И это мне тоже не по нраву.

Рыжий поднялся со скамьи и прикрылся подсохшей одеждой, чтобы вконец не свести с ума старуху. Он замер за плечом Йаги, и стало ясно: попытайся Зорка увести дочь против воли, сначала придётся его на части порвать.

— И что же? Ты с ним хочешь? К ним?! К людям?!

Тьма крыльями сгущалась за спиной древней ведовицы. Но колдовство не могло её ни в воздух поднять, ни чудищем обратить. Только пальцы скрючились птичьими когтями и почернели.

— А если и к ним, — бесстрашно вздёрнула подбородок Йага.

— К тем, кто раз от тебя уже отказался? Кто выкинул и диким зверям на съедение оставил?! — крикнула Зорка. Крикнула и осеклась.

— Что сделал?

Йага покачнулась, но Рьян придержал её под локоть, и лесовка устояла.

— Умишка у тебя мало! Делай, что сказано!

— Меня… отнесли в лес… люди? Я не рождена лесом?

Глубже пролегли морщины на щеках Зорки, запали глаза.

— Ты — дар леса. Мой дар. Лес тебя мне принёс.

Рьян неловко придвинулся к Йаге. Пусть уткнётся в его грудь, пусть выплачет недобрую весть. Но она не заплакала. Только жёлтые звериные глаза потускнели.

— Кто моя мать? Настоящая мать, — помедлив, спросила она.

Руки Зорки по-старчески задрожали. Она плотнее запахнула вязаный платок на плечах.

— Не ведаю.

— Не ведаешь, — повторила лесная госпожа. — И хотела, чтобы я не ведала тоже.

— Хотела…

— Значит и правда мне место среди людей.

Из дома Йага уходила гордо. И так же гордо, не позволяя себе больше причитаний, смотрела ей вслед Зорка. Только сухие губы зашевелились, когда северянин оглянулся. И с губ тех чёрными горошинами сыпались проклятья.

Рьян ковылял, опираясь на костыль, чтобы не тревожить больную ногу, а лесовка шагала с ним рядом, низко опустив плечи. Если бы матушка сказала что-то ещё… хоть что-нибудь… она бы нипочём не покинула родной лес.

Но матушка молчала.