Йага

Чутьё подсказало, что сапоги стоит надеть сразу.

— Так, — он лениво нагнулся за обувкой, — а по делу что?

— А вот что! — Старуха топнула ногой, заслужив всеобщее одобрение. — Жёнка твоя что вчерась учудила! Знаешь небось?

Рьян не сомневался, что Йага могла натворить такого, от чего потом не отмоешься. И, хоть не догадывался, что именно, невозмутимо кивнул:

— Мне всё известно. Я ж, как-никак, отец рода!

— А коли известно, так скажи, господине, отчего дитю, которое она лечила чужим ведовством, сегодня хуже стало? Сглазила, как есть сглазила! Заразила заречной скверной, и не пыталась того скрыть! Сама сказала! Ну? — Бабка подтянула к себе девчушку со спелёнутым ребёнком в охапке. — Повтори!

Девчушка чуть не плакала, но подчинилась.

— Матушка сказала… Коли я немедля не усну, дитя снова сляжет… И сын… Сын… Вы поглядите!

Не сказать, что дитя выглядело плохо. Малыш крепко спал, засунув в рот деревянный пестик от ступки, но кожа его вся покрылась мелкой красной сыпью.

— О, потная мошка!

Йага подоспела вовремя или, если уж честно, совсем некстати. Её сыпь не напугала нисколько, зато медувинчан название неведомой им болячки привело в ужас. Осела наземь напуганная мать, не зная, то ли отбросить от себя заразное дитё, то ли крепче прижать к груди. Завизжала, впившись ногтями в щёки, бабка. Даже вождь, и тот предпочёл отступить в сторону от ребёнка.

— Мы вот что решили… — Сын Медведя затравленно глянул на бабку, но та кивнула: продолжай, мол. — Ты, господине, справедлив и велик. Но вот жёнка тебя обманула. Скверной она заражена, и малого тоже заразила. Ты её нам отдай, на том и сойдёмся.

Рьян упёр руки в бока.

— Отдай! Вот так сразу? А если она мне самому по нраву?

Йага хихикнула, пока ещё не понимая, во что их втянула.

— А я ж говорила, поспать тебе надо. Коли мать отдохнувшая, так и дитёнку легче, — пошутила она.

Старуха вцепилась в вождя.

— Вот! Вот! Сама созналась! В реку её, сторожу! Авось он защитит нас от скверны, как всегда защищал!

Лесовка доброжелательно улыбнулась.

— В реку? За обычную потницу-то? Да она к вечеру сама пройдёт на свежем воздухе! В Черноборе её и за болезнь не считают!

Если и можно было окончательно убедить селян в своей виновности, ведьма то сделала. Вождь попытался схватить Йагу за руку, но Рьян, не задумываясь, хорошенько его по той руке ударил. И по всему было видать, что Медвежий сын после эдакой чести до весны её мыть не будет.

— Уважь детей своих, господине. Эту мы потопим от греха подальше, а тебе взамен другую жёнку дадим. У нас гляди какие! Ещё и краше! Выбирай любую!

Рьян искривил бровь: девки-то и правда принарядились для встречи. Неужто в самом деле на что-то надеялись? Он проглотил ком в горле, изобразил усилие мысли и сказал:

— Вот что, вождь. Мне, вашему прародителю, — неловко кашлянул, — все дети одинаково любы. Но вы не по нраву. Велел я жёнке вас испытать, а вы то испытание провалили. Теперь не желаю в Медуницах оставаться, а в следующий раз явлюсь ещё очень-очень нескоро.

Вдохновенно врать у северянина никогда не получалось, но тут он расстарался. Обнял Йагу за плечи и величаво пошёл сквозь толпу. И когда уже было решил, что боги миловали, проклятая бабка заголосила:

— Держи-и-и-и!

— Прости, господине, — Медвежий сын достал спрятанную под рубашкой верёвку. — Как нам тебя отпустить? Коли по своей воле оставаться не хочешь, так придётся…

Дожидаться, что там им придётся, Рьян не стал. Порадовался, что обувку натянуть успел, покрепче перехватил ведьму и как побежит!

Йага споткнулась от неожиданности, пришлось грубо вздёрнуть её с земли и нестись дальше.

— Вот тебе и прародитель! Вот тебе и дорогой гость! — на бегу ругался Рьян.

Они мчали легко и привычно, перескакивая ямы и обгоняя рассветное солнце. Но селяне не отставали. Божество явилось в Медуницы! Как с ним расстаться? Если понадобится, так и силой удержать можно…

И, ясное дело, на всякий случай не помешает уволочь подальше плот, на котором то божество прибыло. Рьян понял, что судёнышко пропало, только когда по колено очутился в воде.

— Господине, не дури! — издалека крикнул вождь. — Оставляй жёнку и возвращайся к нам! Речной страж всё одно вас не выпустит!

Одно радовало: медувинчане тоже не решались соваться в реку, пока солнце не взойдёт достаточно высоко, чтобы спугнуть рыбину. Рьян прикинул количество разгневанных деревенщин, размеры речного стража… и предпочёл последнее.

— Переплывёшь? — коротко спросил он у Йаги.

— Проверим, — деловито кивнула она.

Вождь кричал что-то ещё, спускался к реке и снова взбирался вверх по берегу, не решаясь нарушить древний запрет. А Рьян взял в зубы бурдюк с драгоценной росой и поплыл. Ведьма плыла хуже, но старательно широко загребала: ей в Медуницах тоже не слишком понравилось.

Течение сносило их в сторону, и казалось, что другой берег никак не приблизится. От ледяной чёрной воды невыносимо ломило кости, а проклятые водоросли цеплялись за ступни и норовили затянуть на дно.

Скоро ведьма начала слабеть. Оно и для северянина приятного было мало, а для девки, выросшей в лесу, испытание оказалось непосильным. Одежда намокла и отяжелела, волосы облепили ей спину и плечи, на лбу залегла глубокая морщинка. Йага тяжело дышала сквозь зубы, но течение было сильнее.

Медувинчане же успели сбегать до лодочных сараев и теперь лишь ждали, пока солнце окончательно поднимется над горизонтом, а речной страж отправится в своё укрытие до заката.

— М! Эй!

Приходилось крепко сжимать зубами ремень бурдюка, так что Рьян даже толком окликнуть колдовку не мог. В конце концов лёг на спину, поддерживая её снизу. И тогда-то случилось то, чего проклятый опасался всего больше. По лопаткам мазнул тугой чешуйчатый бок.

Он крепче стиснул челюсти и, кажется, впервые в жизни начал молиться. Уже почти рассвело. Вряд ли речной страж поднимется на поверхность только ради них.

Поднимется.

Клыков у твари не было, но пасть сомкнулась на бедре с такой силой, что, право слово, лучше бы уж зубами. Жерновами, и то не так дробило бы кости! Рассвет вдруг показался невыносимо далёким, а вода накрыла его с головой.