Йага

— Только… что?

Во рту у Рьяна пересохло.

— Только не с ними, — хрипло прошептал он.

Загорелая ладонь легла на его грудь. Вдвоём они стояли посреди тумана. Нет, посреди целого мира! Непроглядная пелена вокруг, тихая река, холодная промозглая осень, а у него кровь — чистый пламень!

— Почему?

Рьян не знал, что ответить. Почему лесная ведьма не шла у него из головы? Почему красивые бабы становятся безобразны с нею рядом? Почему хочется, как тот медведь, лечь у её ног и вечно вдыхать пряный запах тела?!

— Потому что ты меня приворожила.

Ведьма челюсть уронила.

— Что сделала?

— Приворожила! — Хотелось оттолкнуть её, а то и ударить, но вместо того Рьян крепко сжал её талию. — Ты приворожила меня, ведьма проклятая! Не могу думать ни о чём, сна лишился! Ты, ты виновата! Ненавижу! На костре бы тебя сжёг, на части разрубил и закопал в разных частях света! Своими руками бы утопил…

Многое ещё хотелось ему сделать. Порвать, сожрать, кровь выпить. Но вместо того он жадно поцеловал её, и Йага не попыталась отстраниться. Когда же он оторвался от горячих губ, тихо сказала:

— Не привораживала. Сам виноват.

— Врёшь. Ненавижу вас. Всё проклятое колдовство. Тебя ненавижу. — И, против сказанного, впился губами в девичью шею и вдыхал, вдыхал, вдыхал… — Одни беды от вас…

— Не мы людей во славу богов убиваем.

— Зато путников в чащу заманиваете. Скольких мертвянки задрали? Скольких утопил тот же речной страж?

— Волка, что зайца от голода съел, ты тоже винишь? Что ж ему, от сути своей, по рождению данной, отказаться?

Она уперлась в его грудь, но Рьян не разомкнул объятий. Только сильнее прижал. Пощекотал дыханием кожу возле ключицы.

— Вот и ты тоже.

— Я тебе обиды не чинила.

— Нет. Ты хуже сделала. Той, что меня прокляла, я уже не доверял. А тебе… Ты заставила меня обратиться.

Ведьма прильнула к его плечу и со всей силы укусила. Рьян зашипел, прижимая больное место.

— За что?!

— А ты меня за что винишь?! Волк виновен, что он волк? Я виновна, что частью леса уродилась? Я не чинила тебе обиды! Так за что…

— За что? — Он поймал её за подбородок и заставил вглядеться в колдовской шрам. — Видишь? Видишь? Смотри! Пятно всё больше. С каждым оборотом, каждый раз, когда проклятье берёт верх, оно растёт!

Пятно и верно занимало уже не щёку от глаза до подбородка, оно теперь закрывало всю половину лица. От середины лба и почти до шеи — сплошь уродливый ожог, малость схожий формой с ладонью.

— И что с того?

— Сама не понимаешь?!

От его взгляда кто угодно втянул бы голову в плечи. Кто угодно, но не Йага. Эта выстояла как так и надо.

— А ты скажи, я и пойму. Мысли читать не обучена.

— Это ты так говоришь. На деле кто знает, — фыркнул Рьян. — Ты думала, моё проклятье — в зверя обращаться?! Тоже мне беда! И похуже видали. Моё проклятье — не обращаться в зверя, а становиться им. Его разум… или безумие… оно сильнее. Оно застилает меня, топит в темноте. Медведь становится главным, а я себя забываю.

Он сжал её плечи и встряхнул, чтоб лучше дошло. Но ведьма и тут не ужаснулась.

— С каждым оборотом меня всё меньше! — горько крикнул он. — Ещё раз другой — и меня вообще не останется! Я превращусь в зверя!

Она погладила его по щеке, по красному колдовскому ожогу.

— Тебя не становится меньше. Ты становишься собой, настоящим. Смелым и сильным. Тем, кто не боится. Ни врагов, ни… себя самого. Потому я так нравлюсь медведю. Потому он верит мне. Где-то в глубине души ты ведь тоже…

— Это неважно. Проклятье становится больше, а я… От меня скоро ничего не останется.

Йага обвела пальцем границу ожога. Та извивалась змеёй, норовила то уползти, то укусить.

— Кто сделал это с тобой?

— А не всё ли равно.

— Мне — нет. Расскажи, полегчает.

— Мне уже не полегчает…

Рьян запрокинул голову, тщетно пытаясь рассмотреть за туманом звёзды. Но небо срединников висело куда ниже, чем дома, оно прятало светила от недостойных людей. Рьян очень давно не смотрел на звёзды.

— Женщина.

— Матушка сказала, той, кто тебя проклял, уже нет в живых. Оттого и заклятье такое сильное, сразу не снять.

Рьян стиснул пальцами переносицу и отчего-то вдруг улыбнулся, хоть и больной была его улыбка.

— Да уж. И верно, среди живых она больше не ходит.

— Она была дорога тебе?

— Я любил её, — просто ответил Рьян. — Она была мне сестрой. Не по крови, но… Она одна в целом мире была мне дорога. С тех пор, как меня привезли в Срединные земли. Но она хотела… больше.

Горько, наверное, желать того, кто всем сердцем тебя любит, но не той любовью. Йага попробовала представить и ужаснулась. Разве бывает так, чтобы любовь приносила страдания вместо радости?

— Она предложила мне себя. Нет, не так. Она потребовала, чтобы я любил её, как мужчина женщину. Ты знаешь, как это, ведьма?

Йага не зарделась. Ей, в лесу выросшей, нечего было стесняться, она сызмальства знала, что творится меж зверями, а то и людьми, укрывшимися в зарослях, по весне. И, в отличие от городских девок, ничего зазорного в том углядеть не могла. Любовь она и есть любовь, её боги завещали.

— А ты не стал? — угадала она.

Рьян развёл руками.

— А как?! Я знал её сестрой. Не смог. Да и не хотел. Но она… требовала. Ругалась. Грозила. И, в конце концов… Я не знал, что она была ведьмой. Нынче думаю, что один такой наивный был. Отец её, мать, няньки… все знали. Но не я. Она сказала, что, раз не желаю её любви, буду проклят. И ударила по щеке. Вот по этой самой. Тогда я стал зверем в первый раз. Хотя, наверное, и до проклятья был им.

Йага тоскливо посмотрела в сторону селения.

— Может зверем и лучше, — задумчиво протянула она. — Не хочу туда возвращаться. Давай у поляны заночуем?

— Окоченеем до утра.

Холодало и впрямь быстро. К зябкости добавилась пронизывающая сырость, тело мигом забыло гостеприимное тепло очага и запросилось обратно в избу.

— Я тоже не хочу, — согласился Рьян.

По мокрой траве они пошли вместе. Не говорили ни слова, а всё казалось, что протянулась меж ними невидимая нить, связывающая людей куда крепче бессмысленных разговоров.

Луг потонул в густом тумане, не разобрать, луг ли вообще или озеро. Только торчащие из белой пелены стога сена давали понять, что идут они правильно.

— Может хоть костёр развести? Замёрзнешь ведь.

— Ничего, не впервой! — Йага задорно подмигнула и с разбегу прыгнула в сено. Пошуршала там, поворочалась и устроила нору-не нору, а всё ж какое-то укрытие. — Залезай!

Рьян крепко задумался. Нет, тесная темнота манила его. Но потому он и медлил. Ну как не сдержит зверя и вновь обратится? Или натворит нечто того хуже?

— Не боишься?

— С чего бы?