Йага

Глава 9. Медуницы

Руки Йага пыталась прятать от Рьяна. Были они все в ожогах, красны. Кожа слезала клочьями, а местами так и вовсе покрылась кровяными волдырями.

Но ведьма так спешила попасть в Медуницы, покуда строптивый молодец не передумал, что останавливаться да лечиться не решалась. Ну ожоги. Велика беда! Там матушка хворает куда как страшнее, а они и без того в городе задержались! Надобно торопиться…

Потому рыжий заметил неладное только когда они покинули Чернобор, минули поля и опушку и уже пересекли рощицу.

— Что там у тебя? — спросил он.

Йага скорее сунула ладони под передник.

— Ничего. Так, маленько поранилась.

Рыжий не ответил и будто бы вовсе не заинтересовался, но, стоило Йаге зазеваться, поймал её за запястье.

— Щур, протри мне глаза! Что это такое?!

Ведьма попробовала стыдливо отдёрнуть искалеченные руки — не выпустил.

— Не удержалась, схватилась за проклятый прах… Вот, ожглась. Ты не бойся, это пройдёт! Сейчас просто недосуг…

— Бояться? Вот ещё! — фыркнул Рьян.

Фыркнуть-то фыркнул, но на предплечье у Йаги словно клещи сомкнулись.

— Болит небось.

— Не очень, — соврала девка.

Ну и подумаешь, что болит! Стерпится.

В горле у проклятого зародился рык. Он подтащил ведьму к ближайшему пеньку и велел:

— Сядь.

— Некогда рассиживаться! Там матушка!

— Не помрёт твоя ведьма!

Тут он, правду молвить, угадал. Заморить Зорку надо было ещё постараться, иначе Йага вовсе не оставила бы её под присмотром одного лишь домового. Но разве ж можно её, хворую, заставлять ждать? Она поднялась, но Рьян надавил ей на плечи. Потом ещё раз и снова.

— Сядь! Иначе одна пойдёшь! Вот и сиди.

Он прошёлся из стороны в сторону, что-то выискивая в жухлой осенней траве, дважды наклонялся, срывал и совал за щёку. Наконец вернулся и сплюнул в пригоршню жёваную подорожную зелень. Показал знак, мол, дай руку, и Йага послушалась. О чудесных свойствах этой травки она, конечно, и сама знала. Знала также и о том, что она не лечит, а только унимает боль. Но объяснять это Рьяну не стала.

Девка покорно ждала, пока северянин размажет кашицу по ожогам, опосля позволила ему оторвать тесьму от передника на перевязку. Но смотрела она всё это время не на больные руки, а на него. Бледный, сосредоточенный. Золотые серьги подрагивали в ушах, между бровей залегла глубокая морщинка. И ожог на щеке навроде того, который она сама по глупости заработала. Только, вроде, больше стал…

— Откуда знаешь про траву?

Рьян ухмыльнулся половиной рта. Той, которую уродовал колдовской шрам. И сразу стало ясно, какую боль ему самому пришлось унимать чудесным снадобьем.

— Я, когда проклятье своё заработал, по лесам долго прятался. А метка огнём горела. Увидел, как зверьё эту травку жуёт, ну и тоже… Полегчало?

— Полегчало, — кивнула девка и не стала уточнять, что не от лекарства даже, а от ледяных прикосновений.

Он погладил розовый шрам, который сам же невольно и оставил, когда впервые обратился в лесу, и помрачнел. Укус ведьма залечила тем же вечером, и думать о нём забыла. А Рьян вот помнил.

— Так-то.

С этими словами рыжий поднёс её ладони к губам и поочерёдно поцеловал. А после округлил глаза, сам ошалев от содеянного.

— Это я… Случайно! — Гордый Рьян покраснел, как тот Иванька. — Мама в детстве так, если ссадина… Ну и я… Задумался…

Он дёрнулся вскочить, и стало ясно: выпусти — побежит до самого края бора, а то и дальше, спасаясь от мнимого позора. Потому Йага покрепче вцепилась в руки Рьяна.

— Добрая у тебя матушка, — спокойно и тихо проговорила она.

— Добрая… была.

Как так вышло, что пальцы зарылись в рыжие волосы, лесовка и сама не поняла. Разобрала давно нечёсаные вихры, убрала за уши, любуясь блеском серёг. А Рьян весь задеревенел.

— Верно крепко тебя любила.

Рьян едва заметно шевельнул непослушными губами:

— Крепко…

Ожог лежал на его щеке мрачной тенью. Так и тянуло позвать солнышко, чтобы прогнать её. Но одним лишь солнцем проклятье не истребишь…

— А что отец?

Краткий миг, когда казалось, что рыжий вот-вот признается в чём-то важном, минул.

— А отцу и без меня было, кого любить, — жёстко отрезал он и встал. — Ну пойдём, что ли. Куда дальше?

Медуницы стояли по другую сторону леса. Пешком идти — замаешься. А уж если тщишься поспеть до заката, чтоб уже с первыми лучами утра собрать волшебную росу…

— Туда, — мотнула ведьма головой. — Но мы не своими ногами пойдём.

— А чьими же? Лошади-то меня не шибко любят.

— И не на лошадиных, — лукаво улыбнулась Йага. Встала, повернулась к чаще и залихватски свистнула в два пальца.

Сначала стало тихо. Оно по осени в лесу и без того не шумно, но тут будто листва шуршать перестала, а ветер не решался тревожить голые ветви. И когда стало совсем уже невмоготу ждать, раздался треск. Далёкий, оттого более грозный. Рьян сначала недоверчиво вскинул брови, потом взялся за девичий пояс и потянул назад.

— Пойдём-ка…

Треск приближался, а с ним вместе недовольное ворчание крупного зверя.

Ведьма стояла довольная и знать не знала, чего это рыжий уже присматривает деревце, на которое можно забраться.

— Куда, стой!

Она захохотала и ломанулась аккурат в заросли, из которых неотвратимо катился на них грохот. И навстречу ведьме вышел… здоровенный вепрь. Рыжий до белых костяшек стиснул рукоять колдовского ножа и кинулся наперерез, но ведьма вовремя перехватила молодца:

— Это друг!

А друг был на диво страшен! На такого не с кухонным ножом надо, а с самострелом и рогатиной, и лучше вдесятером. Был он до того огромен, что боками раздвигал молодые деревца. Копыта глубоко врезались в остывающую землю, а клыками впору было не добычу искать, а нерадивых охотников нанизывать. К тому ж был он вонюч, грязен и волосат, каким и полагается быть дикому зверю. Но лесовку это не остановило: она пала на колени перед кабаном и звонко чмокнула здоровенный подвижный пятачок, запачкав землёю собственный нос.

— Ну что стоишь? Садись! Я же обещала, что своими ногами не пойдём!

Пятачок ходил ходуном, втягивая запах незнакомца, а хрюкал вепрь столь грозно, что навряд кто-то решился бы к нему приблизиться. Кто-то, но не Рьян. Этот хмыкнул и вразвалочку подошёл. Дал обнюхать сжатый кулак и примерился влезть верхом.

— Умом ты, верно, повредилась, — буркнул он и докончил, хватаясь за жёсткую шерсть: — Да и я с тобой вместе.