Йага

Огляделся в поисках какого-никакого ложа, не нашёл и устроил лоточника на сундуке, верно, служащим кроватью. Тот сразу отвернулся к стене, ковырнул пальцем заусенчатое бревно.

— Не надо было домой… — пробормотал он.

Между тем ведьма убедилась, что женщина в Тень не собирается. Рьян ожидал, что начнёт её будить, ласково уговаривать, как только что сивого. Но вместо того девка размахнулась да влепила бабе такую затрещину, что та свалилась на пол. А потом ещё и выплеснула ей в лицо холодную воду из кружки, кем-то заботливо поставленную рядом.

— Отстань! Поколочу! — Баба попыталась уползти, но Йага поймала её за ногу, притянула обратно и хлестнула по щеке.

— Ты что это удумала?! У тебя сын маленький, а ты жизнь ему и себе гробишь?! Ну-ка вставай!

— Не встанет она, — тихо сказал мальчишка. — Разве только вы ещё бутыль предложите.

Из избы Йага действительно выскочила, но не за бутылью, а ещё воды приволочь. От второго умывания женщина крупно задрожала и села. Ведьма поймала её взгляд, уже почти осмысленный, и повторила:

— Что творишь?! У тебя сын!

Живой огонёк мелькнул и почти сразу потух. Хозяйка пожала плечами и легла прямо на пол. Сын-не сын… Ей уже всё едино.

Лоточник попытался встать, но Рьян упёр ему в лоб ладонь, не давая двинуться.

— Вы не думайте, мамка хорошая, — стыдливо оправдывался он. — Это она сейчас… А раньше! Просто как папка ушёл, так и… Ну…

Рьян сжал зубы. Вот же принесла нелёгкая! Теперь они нипочём не сумеют отсюда убраться. Йага заупрямится, да у него и самого кулаки чесались кого-нибудь отлупить. Только покамест не ясно, нерадивого отца или пьяницу-мать.

— Разожги очаг. — Ведьма глянула на женщину так, что хоть в погреб прячься. — Рьян! Тебе говорю!

— Раскомандовалась, лекарка!

Очаг, тем не менее, затеплил. Хоть и пришлось для того хорошенько поискать остатки дров по избе. Йага же ползала по двору на четвереньках — только округлый зад в бурьяне мелькает! Набрала каких-то травок, скинула всё в погнутый котелок, закипятила. Рьян смотрел и не верил, что сейчас ведьма колдовством невинного ребёнка отметит, а он не помешает. Да и, если уж по-честному, вовсе не ведьма замарала судьбу лоточнику. Родные отец и мать, не колдуны поганые. Люди!

— Как звать-то тебя?

Пацан шумно сопел и старался не шевелиться, чтобы не потревожить больную ногу. Он отозвался:

— Иванькой…

— Так что, Иванька, ты теперь заместо мужика в доме?

— Что это заместо? — Мальчишка возмущённо вскинулся, но застонал и повыше поднял ногу, чтоб больше не задеть. — Я взрослый муж, уж как-нибудь семью прокормлю!

Да уж. Малый, а норова на десятерых. Рьян одобрительно потрепал Иваньку по пепельной макушке.

— По шее бы твоему папаше. Неужто никак не помогает?

Иванька потупился.

— Ему не до нас нынче. Ходит вон мимо с этой своей… Даже не взглянет.

— Так что же, рядом живёт и не знается? Я уж подумал, помер он.

— Да лучше бы помер! — Злые слёзы наполнили глаза, но пролиться им Иванька не дал — отвык уже плакать. — К доярке ушёл! Через улицу! И как не было нас! Ровно околдовали его… — Всё-таки всхлипнул, но Рьян нарочно отвернулся, чтобы не унижать юного мужа жалостью.

— Да уж. Правда ровно околдовали, — согласился он, чтоб не молчать.

Тут и Йага подоспела. Смочила в отваре тряпочку, и не глядела, что кипяток. Остудила у окна и принялась врачевать.

— А что, — спросила она как бы между делом, — любили друг друга твои отец и мать?

Иванька расправил впалую грудь.

— Конечно! Как иначе-то дети родятся?!

Северянин прыснул, пихнул ведьму локтем, призывая вместе посмеяться, но та глянула в ответ непонимающе.

— И верно, как иначе? — сказала она. — Небось доярка та страсть как завидовала!

— Да нет. — Иванька с интересом наблюдал за перевязкой. Боль отступала, становилось лестно, что лесная красавица с ним возится. — Она хорошая тётка была. В гости часто ходила, с мамкой водила дружбу. Гостинцы приносила. Только, как нарочно, я никогда на них не поспевал — всё папке скармливала.

— Как нарочно, — хмыкнул Рьян, и Йага согласно кивнула.

— Что ж, случается и такое. А скажи-ка, Иванька, — ведьма завязала примочку на узел, — отчего у вас возле порога бурьян не растёт? Везде растёт, а у порога плешь.

— А я почём знаю? Земля не родит наверное…

— Наверное. Где у тебя лопата?

Мальчишка ошарашенно ткнул пальцем под скамью. Лопатой, конечно, называть эдакий инструмент добрый человек постыдился б. Но для дела сгодится. Йага вцепилась в кривой черенок как волк в добычу и выскочила наружу. Рьян едва нагнать успел.

— Где копать? — спросил он деловито.

А и сам мог бы догадаться: возле крылечка, у нижней сломанной ступеньки в самом деле оставался пятачок чистой утоптанной земли. Будто на весь двор рукою махнули, а здесь подчистую каждую травинку выпололи.

Земля была плотная, тяжёлая. Тяжелее, чем следовало бы быть. Ржавчина сыпалась с лопаты, трещал черенок. Ведьма пособляла: стояла рядом на коленях и отгребала выкопанное, не заботясь, что ногти поломает али платье запачкает.

Иванька прискакал следом, опираясь на стену. И как раз вовремя! Потому что металл наткнулся на что-то и переломился. Йага продолжила рыть руками. Рьян взял обломок и опустился на корточки.

— Щур, протри мне глаза! — первым закричал малец.

В яме лежал платок в красных маках. Не потускнел от времени, только земля намертво въелась в ткань. Йага плюнула поочерёдно на ладони, потёрла их друг об друга и приблизила к свёртку, точно боялась ошпариться. А ведь только что в кипятке возилась — и ничего!

Достала осторожно, стараясь не коснуться содержимого. А в платке белел кошачий скелет.

— Гадина.

Иванька едва не сверзился с крыльца от любопытства: какому мальчишке не интересна всякая дрянь, пусть даже мальчишка этот мнит себя взрослым мужем?

— Где она… живёт? Доярка эта?

Рьян не узнавал задорный смешливый голос ведьмы. Хриплый, тяжёлый. Слова едва не камнями падают — берегись, не то зашибёт!

— Где живёт, спрашиваю?!

Лоточник растерянно попятился. Кричали на него частенько, и он точно знал, что после криков жди тумаков. Но рыжий успокоил: присел на крыльцо, хлопнул по колену, приманивая мальчонку.

— Надобно нам переговорить с этой бабой, — как мог равнодушно сказал он. — Проведи к её двору.

Иванька доверился, позволил снова взять себя в охапку.

— Вон туда, — показал он.