Семейный альбом

39

В мае Билл с Энн вернулись на несколько дней в Нью-Йорк. Энн хотела повидать Гейл, а у него были свои дела. Они снова остановились в том же отеле «У Пьера», и он повел ее к своим любимым ювелирам и заставил купить еще несколько вещиц. Погода стояла прекрасная. Энн только что приобрела у Бендела великолепное белое платье и пальто, надела обновки на ланч, и Билл очень гордился женой. Она не знала себя до конца, но доверчиво глядела, как муж наблюдает за ней, видя только его улыбающиеся глаза. Но он уже несколько месяцев замечал кое-что еще – опустошенность, усталость… Билл надеялся, что долгожданное событие скоро случится, и знал, как это важно для нее. Он тоже хотел ребенка, но не так страстно, как Энн.

– Как сегодня у Бендела?

– Здорово.

В речи Энн все еще проскальзывали словечки, более уместные для подростка, но выглядела она вполне взрослой и наконец распустила волосы. Билл учил ее пользоваться косметикой. Сейчас Энн можно было дать лет двадцать пять. Гейл тоже это заметила. У нее появился новый приятель, и она полюбила Нью-Йорк. Билл по-прежнему настаивал на том, чтобы она осталась с ними, но Гейл хотелось иметь собственный угол. Энн обещала ей уговорить Билла.

– Я только что купила вот это. – Она крутанулась перед мужем, взмахнув руками с изысканным маникюром, и он заметил, что она по-новому носит жемчуг, купленный в Гонконге. Огромные жемчужины казались почти ненастоящими. – Нравится?

– Очень. – Он крепко поцеловал ее в губы. Официант взял заказ и ушел за напитками. Они съели легкий ланч. Энн любила кнели, а он угощался шпинатом и стейком. Оба любили вкусно поесть, но у него была назначена встреча после ланча, Энн пойдет в «Блумингдейл», а потом встретится с Гейл. Они увидятся с Биллом только вечером. В последнее время Энн больше всего была занята своей температурой и каждый день выстраивала температурную кривую, в надежде, что это скоро случится. У обоих уже было по ребенку, они знали, что могут иметь детей. Доктор сказал, что это – дело времени.

– Ты позвонила сестре, дорогая? – Энн покачала головой, вертя в пальцах печенье. – Почему?

Она все еще избегала общества родных, даже Лайонела, которого когда-то любила больше всех. Казалось, она хотела закрыть от них свою жизнь. У нее было все, о чем мечталось, ни в чем и ни в ком она больше не нуждалась. Но Билл считал, что она не права. Его сердце разорвалось бы, если бы так с ним поступила Гейл, хотя он и знал, что Тэйеры никогда не были близки с Энн.

Она пожала плечами.

– Я звонила маме на прошлой неделе, и она сказала, что сестра сдает экзамены. – Ей было неинтересно звонить Вэн. Валери в Лос-Анджелесе, она не звонила никогда, и Энн не общалась с ней месяцами.

– И все же ты могла бы ей позвонить.

– Хорошо, только попозже.

Но Билл заранее знал, что она не выполнит обещания. Будет лежать, думать, отсчитывать вперед и назад четырнадцать дней… А наутро проснется, вскочит и снова схватится за термометр. Ему хотелось остановить Энн, дать ей расслабиться. Она слишком погрузилась в свои расчеты, даже похудела. Билл собирался в июле повезти ее в Европу развеяться, хотел взять с собой и Гейл, но та отказалась, сославшись на работу.

– О чем ты думаешь, дорогая? – Они шли по Мэдисон-авеню, и Билл пытался увлечь жену поездкой в Европу. Надо чем-то ее заинтересовать. А если ребенка не будет вовсе или он появится через несколько лет? Не может же она всю жизнь провести в ожидании. Это омрачало их безоблачное существование. Сейчас Энн думала и часами говорила только том, как она устроит комнату для ребенка, как будет за ним ухаживать.

Билл страстно любил Энн и безумно боялся ее потерять. Если у нее не будет ребенка, то эту пустоту не сможет заполнить никто… даже муж. Он нежно посмотрел на жену.

– В Сент-Тропезе очень весело. Мы арендуем лодку. – Энн благодарно улыбнулась; он так много делал для нее, и она всегда отдавала себе в этом отчет.

– Мне нравится твой план. И прости меня за то, что я такая вредина. Но мы ведь оба знаем причину.

– Да, конечно. – Он остановился прямо посреди Мэдисон-авеню и обнял се. – Но разреши матери-природе поступать по-своему и перестань от всех прятаться, ладно?

– Постараюсь. – Она улыбалась. Но Билл все еще помнил ее слезы и ту нелицеприятную сцену, когда она кричала, что во всем виновата Фэй. Если бы не мать, то у Энн был бы сейчас сын трех с половиной лет. Билл тогда выглядел совсем пришибленным…

– Это все, что ты хочешь? – спросил он, и жена болезненно скривилась.

– Да.

Ему стало жаль ее, он даже предложил усыновить мальчика такого же возраста, но Энн мечтала о собственном. Бессмысленно пытаться что-либо объяснять. Она не желала ждать, хотела ребенка от Билла немедленно, если можно. Однажды на ланче Фэй поймала на себе обвиняющий взгляд Энн и поняла, что прошлое по-прежнему гнетет ее. Дочь не простила мать, и, возможно, не простит никогда.

Сейчас она в печали шла по Мэдисон-авеню.

– Ты думаешь, это когда-нибудь случится? – начиная с января, она в миллионный раз спрашивала его об этом, а ведь со дня их свадьбы прошло только четыре месяца. До этого они остерегались, на чем настоял Билл, понимая, почему она не хотела тогда думать об опасности… Тоска по ребенку заставляла ее снова и снова обвинять себя. Она не могла простить себе, что отдала малыша, и даже неприязнь к Фэй отходила на задний план…

– Да, я думаю, это случится, моя маленькая любовь. Месяцев через шесть ты будешь переваливаться, как утка, и твердить, как тебе все опротивело, как неудобно ходить с таким животом и как ты меня ненавидишь…

Они рассмеялись, Билл снова поцеловал ее. Энн оставила мужа в назначенном месте и направилась в «Блумингдейл». С замирающим сердцем она проходила мимо гор игрушек, полок с детской одеждой, остановилась на минуту, чтобы купить что-то наудачу, а потом испугалась – что, если и на сей раз выйдет осечка? Энн вспомнила, как, будучи беременна, купила крошечные розовые пинеточки. Она была уверена, что родится девочка. Лайонел и Джон постоянно над ней тогда подшучивали.

Прошлое все еще вызывало боль, и особенно воспоминания о Джоне. Энн поражалась, как Лайонел смог пережить его смерть. С некоторых пор они с братом отдалились друг от друга. Все изменилось после того, как Лай рассказал родителям про Билла. И теперь, казалось, им не о чем говорить. Недавно она слышала, что он ищет работу, хочет вернуться в кино… Энн вздохнула и на эскалаторе спустилась вниз, в буйство красок, шелковых цветов, патентованных кожаных сумок, ярких ремней всех оттенков радуги. Она не смогла удержаться от соблазнов и вернулась домой с сумками, набитыми вещами, большинство из которых, скорее всего не будет носить. Другое дело – бриллиантовый браслет, который вчера вечером подарил Билл, желая отвлечь от тяжких мыслей. Он знал, как она несчастна из-за того, что никак не забеременеет. Но нисколько не сомневался: это вскоре случится. Она здорова, молода и так старается, да и доктор говорит то же самое. Неделю назад, перед отъездом в Сент-Тропез, Билл снова посоветовал ей расслабиться и выбросить эти мысли из головы. Ему легко так говорить – в пятьдесят один год она тоже научится философски смотреть на жизнь.

Энн не отказалась от своих надежд, но в течение трех недель, проведенных в Сент-Тропезе, выглядела счастливой, как никогда. Она ходила в голубых джинсах, в ярких рубашках из хлопка, в бикини, волосы носила распущенными, и они, и без того светлые, стали еще светлей, выгорев на солнце. Она была красива и день ото дня становилась все прекрасней. Билл любовался женой; она слегка поправилась, и когда супруги отправились в Канны за покупками, оказалось, что одежда обычного размера ей тесна – пришлось покупать вещи на размер больше. Билл подшучивал над женой, когда она засомневалась, сможет ли застегнуть молнию на джинсах. Он отметил, что она поправилась, но не задал главный вопрос, не желая напрасно беспокоить жену. В Париже он уже был в этом уверен; Энн так устала, что отказалась побродить вдоль Сены и заснула на пути в «Кок Харди» на ланч, а при виде дюббона буквально позеленела. Он не говорил ни слова, но охранял жену, как курица цыпленка. Когда они вернулись в Лос-Анджелес, Билл все-таки напомнил, что у нее не было месячных с тех пор, как они уехали, а прошло уже тридцать дней. Впервые за шесть месяцев Энн не вспомнила об этом. Изумленная, она открыла рот, быстро подсчитывая в уме, а потом нервно улыбнулась.