Страница 46 из 104
– Я видел четверых, – засвистел паренёк и, всхлипнув, вытер нос рукавом комбинезона. – Один толстый, будто хинкали переел. Другой в плохеньком чёрном парике, но в суматохе я разглядел светлые волосы под ним. А глаза серые. Явно славянин!
– А два других? – нетерпеливо вопрошал Айк Вазгенович, делая какие-то записи в своём рабочем дневнике.
С Шалико сошёл десятый пот, когда разговор пошёл о «двух других». Если о личностях «толстяка» и «славянина» он мог лишь догадываться, то оставшиеся наверняка…
– Чёрная бородка, подкрученная в уголках по последней моде, за версту пахнет табаком, – перебил парня коренастый товарищ. – И глаза – просто бешеные… самые бешеные из всей четвёрки.
Юный князь беззвучно хмыкнул при таком описании Пето и не удивился упоминанию бороды. Ну и конспираторы же эти марксисты!
Вдруг Зураб, всё это время молчавший, обратился к остальным мужчинам:
– А четвёртый… самый непримечательный, как вы говорили?
– Да, он был молод и хорош собой, – в один голос продолжили свидетели. – И веснушки, веснушки по всему лицу…
У Шалико встал в горле комок, и он деланно усмехнулся.
– Вот так описание! – нервно отмахнулся парень. – Под него подходят столько людей по всему Ахалкалаки! Нам что же теперь, всех молодых, красивых и веснушчатых допрашивать?
– Тише, мой юный друг, тише. – Айк Вазгенович мягко дотронулся до его плеча рукой. – Вы не должны так нервничать… не всё сразу. Мы обязательно вычислим этих молодцов, чего бы нам это ни стоило. Можете положиться на меня!..
Видел бог: эти заверения ещё сильнее разбередили его душу, и он проглотил обиду, когда пристав льстиво извинился перед Барамом и Зурабом за несдержанность своего протеже. Больше в их разговор он не вмешивался, да и не вслушивался, и лишь у ландо, когда братья, перецеловавшись с Айком в обе щеки, наконец оставили их одних, Шалико позволил себе расслабиться.
– Знаете, – произнёс он как можно безразличнее, чтобы в который раз за тот день не выдать себя. – Мне плохо верится в то, что Пето Гочаевич стал бы устраивать беспорядки на заводе собственного дяди. Это неправдоподобно.
– Вы так думаете, ваше сиятельство? – вгляделся в его лицо армянин и дал Вартану распоряжение трогаться в путь.
– Да. Зачем ему это? Так он никогда не получит наследства, на которое, несомненно, имеет виды, – апатично отозвался Шалико и лениво зевнул. – К тому же ни один из описанных образов в полной мере на него не походил, и…
– То есть вы передумали насчёт того, о чём мы с вами говорили по пути сюда, – ещё сильнее сощурился Айк, так что вместо глаз на его лице остались узенькие щёлочки.
– Передумал? – наигранно рассмеялся юный князь. – Кажется, вы слишком высокого мнения обо мне, Айк Вазгенович! Конечно, спасибо вам за доверие, но я должен признаться, что порой и сам плутаю в коридорах собственных мыслей. Не уверен, что завтра я не выскажу вам третью догадку!..
– Уверен, вы к себе слишком строги, – натянуто, как показалось его собеседнику, улыбнулся пристав, но спорить дальше не стал. – Пусть будет так, как вы хотите, сударь. В конце концов, это была ваша инициатива приехать сюда, и, коль вы не нашли здесь того, чего искали…
«О, я нашёл! – горячо чертыхнулся про себя Шалико, хоть внешне и не подал виду. – Я нашёл даже то, чего не следовало. Вай, Вано, вай!.. Ну и как тебя угораздило во всё это ввязаться!»
***
Константин Сосоевич приложил немало усилий, чтобы уговорить Георгия дать в честь Торнике и его сына приём. По правде сказать, возможная причина, по которой Сосо и его отец так жаждали побывать у него в Сакартвело, настолько не понравилась князю Джавашвили, что он сознательно оттягивал этот день. Но когда Константин стал поглядывать на него немного обиженно, старый князь понял, что сам перекрыл себе все пути к отступлению. Через два дня после того, как Шалико побывал на заводе Мгелико Зурабовича, он и вся его семья – и, конечно же, дядя с кузеном! – выехали из Ахалкалаки, чтобы уважить своим присутствием Георгия Шакроевича.
– Даико, я так волнуюсь! – тревожно переминалась с ноги на ногу Нино, пока она, Саломея и Тина стояли в дверях в ожидании гостей. На этот раз приём, который организовал отец, был, безусловно, скромнее. В списке гостей значились лишь самые близкие друзья: Бараташвили, Орбелиани, кое-кто из Чавчавадзе и, конечно же, Циклаури.
А ещё вот-вот подоспеют Дадиани и Агиашвили. Ах, когда же «узкий круг друзей» успел так разрастись?
– А вдруг я ему не понравлюсь? – не унималась младшая княжна, поправляя причёску и оборки на голубом платье, отлично сочетавшемся с цветом её глаз. – Кажется, я уже его люблю!..
Сёстры почему-то переглянулись и синхронно закатили глаза, будто заранее договорились извести её своими недомолвками.
– Любовь, моя милая, – с улыбкой проговорила Саломея, – не так проста, как тебе кажется. Ты не можешь полюбить человека, ни разу с ним не встретившись.
– И наоборот тоже, – не осталась в стороне Тина и незаметно подмигнула старшей сестре. – Можешь видеть человека каждый день, но не знать, что по-настоящему любишь его.
– Вайме деда33! – в большом удивлении ахнула Нино, от которой не ускользнуло единение сестёр. – Что вы от меня скрываете? И в Ахалкалаки меня не взяли, и теперь какие-то тайны…
Заговорщицы замолкли, а внимание младшей сестры поглотил высокий кареглазый юноша, который вышел из фамильной кареты Циклаури вслед за Константином Сосоевичем. Она безошибочно признала в нём того самого Сосо, и сердце заметалось в груди, словно птичка в клетке.
«Боже мой, это точно он! – мелькнула в её голове лихорадочная мысль. – Мой будущий кмари!34».
– Нино! – послышался растроганный голос Шалико. За всеми переживаниями она и не заметила, как генацвале, перепрыгивая через две ступеньки, пошёл ей навстречу, не дожидаясь, пока остальные закончат обсуждать погоду с её братом и отцом. – Я получил твоё письмо, но, прости, не успел на него ответить. Ты не поверишь, что я узнал на заводе Мгелико Зурабовича!..
– Вайме, твой кузен такой красавец! – мечтательно перебила она друга, не отрываясь смотря на Сосо. – У меня не растрепалась причёска? А щёки? Щёки достаточно румяные?
Она принялась щипать себя за уголки рта, чтобы придать им нужный оттенок. Шалико глянул на Сосо, который завлекающе улыбался потенциальной невесте, потом снова на Нино, от нетерпения подпрыгивавшую на месте, и улыбка медленно сошла с его лица. Он почувствовал себя безгранично одиноким, словно все заботы этого мира вмиг взвалили на его плечи.
– Всё с тобой чудесно, вертушка!.. Перестань суетиться! Это тебе не к лицу, – поспешно вмешалась Саломея, когда увидела, как Шалико застыл, не откликаясь на бездумную болтовню Нино. Честно признаться, они с Тиной не сразу пришли в себя от подобной слепоты. Ах, ну до чего же ветреная девица!..
Шалико безмолвно отошёл в сторону, когда отец, дядя, брат и кузен присоединились к стоявшей в дверях процессии. Георгий Шакроевич отделился от них и с серьёзным видом беседовал с его матерью и сёстрами о желудочных коликах. Вано убежал в дом, чтобы дать последние распоряжения об ужине, и отпустил по дороге очередную шутку, от которой все остались в восторге.
Однако Дариа Давидовна, которая живо интересовалась вопросом о желудочных коликах, так и не смогла спасти Георгия от сцены, которой он изо всех сил избегал.
– Какие прекрасные у вас дочери, Георгий Шакроевич!.. Одна краше другой, – хихикнул Торнике и незаметно подмигнул сыну на младшую из девушек. – Ангел Валентина и чертёнок Нино…
– И Саломея, застрявшая в чистилище, – хитро посмеялась старшая, которая быстро поняла: её списали со счетов, как только выдали замуж.
Кстати говоря, где пропадал её муж? Даже гостей встречать не вышел!..
– Что же вы так о себе, Саломея Георгиевна? – эхом отозвался Давид, когда их отцы звучно хмыкнули на эту шутку. – В этой комедии вы – Беатриче. Иной роли для вас не найти.
33
Вайме деда (груз.) – мамочки
34
Кмари (груз.) – муж