Страница 53 из 68
— А я говорил, что надо слетать к яге и попросить её ведьмин круг очертить. Никто б из этих окаёмов пройти б не смог, сидели бы сейчас спокойно, чай из самовара попивали бы, да Руслана бы гоняли. Но нет, уперлись оба, устроили тут голосилище.
— Умолкните, — гаркнула на первые две третья голова, та что дальше всех от нас. — Вон, не видите что ль? У нас гости. Пока что непрошенные. Ну, сказывайте, кто такие? Чего надо?
Я не сразу сообразила, что Горыныч обращается к нам, только когда все шесть Горыньих глаза уставились на нас, дошло. А когда дошло — холодная жуть прокатилась по мне от макушки до пяток и обратно. К счастью Диво взял дело в свои руки.
Он шагнул вперёд и отвесил Горынычу земной поклон, затем прокричал:
— Мы путники! Ищем защиты и пристанища! Не откажи в помощи, добрый Змей Горыныч!
Все три головы переглянулись, а потом зал заполнился гулким и зычным хохотом, от которого задрожали внутренности. Горыныч запрокидывал поочередно головы и ржал, как конь ретивый, пока не недоело. Тогда утер слезы самой левой голове и она проговорила:
— Ну насмешил. Добрым меня ещё никто не называл. Ишь, с порога начал подлизываться. Ну дает, а! Ну, сказывай, кто таков и что за спутница у тебя?
Меня факт того, что предводителем нашего беглянческого дуэта Горыныч сразу признал Диво, немного покоробил, ведь в действительности, вся эта эпопея — моё путешествие. Но высказать претензии вслух не решилась. Диво тем временем представился:
— Меня зовут Яросвет, но последние несколько лет все знали меня как Диво Лесное.
Все три головы Горыныча переглянулись и хохотнули.
— Так это ты? Надо же. А я все думал, кто там под колпаком волшебным сидит, — сказала самая левая и первая голова. — А вчера колпак рухнул. Красиво так мерцало. Ну, стало быть это за тобой навье гонится?
— Ну… — протянул Диво, но я решила, что пора выступить и мне. Я шагнула вперёд на свой страх и риск.
— Не совсем, — перебила я Диво. — Они бегут по мою душу.
Три головы Горыныча повернулись ко мне, а желтые громадные глаза сузились, средняя голова спросила:
— А ты кто такая будешь?
— Меня зовут Соня, — ответила я. — Я подопечная Окамира.
И когда Горыныч с удивлением выпучил на меня все глаза, я без утайки рассказала ему все, что со мной приключилось. И про Окамира, который меня бросил в лесу, в том числе. Горыныч слушал внимательно, время от времени кивая то одной, то другой, то третьей головой. Когда я закончила, правая голова выдохнула из ноздрей дымок и проговорила с задумчивостью:
— Ишь ты. Значит ты Окамировский сиятель. И Ворянка гоняется за тобой по всему Тридевятому вместе со своей сворой?
— Не только по Тридевятому, — ответила я. — Она меня ещё в моем мире заметила и там собиралась присосаться. Но не успела — Окамир, точнее его помощники, увезли меня в его терем. Он вроде как меня обучал, а потом… Ну в общем это я уже рассказывала.
Горыныч потер лапой подбородок средней головы, она хмыкнула, а левая проговорила:
— Не похоже это на Окамира. Я его триста двадцать лет знаю и никогда не слышал, чтобы он подопечных в лесу бросал.
От этих слов мне стало ещё больнее. Значит я единственная, кто ему так омерзителен, что он поступился своими принципами. Сделав вид, что мне абсолютно все равно, хотя в груди сдавило, я пожала плечами и сказала:
— Ну а меня бросил. Не знаю, чтобы было, если бы случайно не забрела под колпак к Диво. В общем слушай, каким бы негодяем не оказался Окамир, я не такая, как он, и обязательства свои выполняю.
Под непонимающими взглядами Горыныча и Диво я скинула с себя рюкзак и, открыв его, поковырялась внутри. Затем вытащила из него корзинку с печеньем, целехонькую и чистенькую. Печенье все такое же свежее и ароматное, как в первый момент после выпекания. Как Тихону это удалось не знаю, видимо какая-то волшба, но выглядит выпечка чудесно. Я потянула носом — пахнет теплом и уютом. Вроде голодная, но печенья почему-то не хочется, лучше бы супа или каши какой-нибудь. Но вот угостить печеньем Горыныча — это с удовольствием.
— Вот, — сказала я и подняла одной рукой корзинку над головой. — Это тебе, Горыныч. Моё служение или как-то так. Мне поручено разнести корзинки адресатам. Ты один из них.
У всех трех голов Горыныча распахнулись глаза, он всплеснул лапами, а средняя голова проговорила:
— Ох ты ж ляпота какая! Моё любимое, с шоколадными кусочками. Сто лет не ел такого! Ты ж моя радость, ну иди сюда, давай, давай его скорее.
Неподдельная радость Горыныча меня немного насторожила, кто бы мог подумать, что печенье в ком-то вызывает такое счастье. А потом вдруг мелькнула мысль — а ведь совсем недавно я сама находила спасенье лишь в нем. Спасенье от всего — от нападок матери, от ненадежных друзей, от разочарований и стресса. А теперь во мне что-то изменилось. Но что? И почему я вдруг перестала хотеть заедать проблемы?
— Держи, — сказала я и протянула корзинку Горынычу.
Едва она опустилась ящеру на когтистую лапу, как вместе с печеньем моментально увеличилась до размеров, соответствующих габаритам Горыныча. Я охнула, а он стал хватать печеньки и забрасывать их поочередно в каждую пасть пока корзинка не опустела.
— Ого, — с осторожностью выдохнула я. — Ты бы по аккуратнее, а то крошками пришибешь.
— Мном-мном, вкусно, — отозвалась первая голова.
— Сладко, — подтвердила вторая.
— Чудесно, — заключила третья.
Завершив уничтожение выпечки, Горыныч вытер пальцы о чешуйчатые бока и выдохнул с чувством полного удовлетворения. Я даже каким-то неведомым чутьем ощутила, что настроение его значительно улучшилось.
— Ну, удружила, Софья, — сообщил Горыныч левой головой. — Служение твоё идет как надо. У меня вон, тоже послушник есть. Но упирается, не хочет служение совершать. Появился он у меня год назад, а я все бьюсь с ним. Говорю ему, шагай по деревням, помоги им печки чистить, огонь развести. Сила же в нем пламенная, пылкая. А он уперся и говорит, что не нужно никому его пламя. А раз так, то пускай мерзнут.
Уж не знаю, почему, но мне показалось, что понять этого Руслана можно, если его история хоть немного похожа на мою.
А Горыныч продолжил:
— В общем так, оставайтесь позавтракать, а там ступайте. У меня нет барьеров, чтоб защитить вас от Ворянки. Пока что я их припугнул, сидят где-нибудь в расщелине, зализывают раны. Но как очухаются, опять нападут. Мне-то без разницы — комары и комары. И послушнику моему тоже — он огненный колдун, хоть и упирается учиться. А вот вам надо что-то делать.