Страница 52 из 68
Глава 21. Это круче, чем дракон
Если раньше своим визгом я не доставала до МИ второй октавы, то сейчас этот момент точно настал, потому что в миг прыжка столб пламени снова пронесся над нашими головами. Запахло палеными волосами, судя по всему, моими, видимо кончики задело. Надеюсь, только кончики. Ведь волосы это то немногое, что у меня есть красивого.
Визжала я весь полёт, в моих легких откуда-то взялась дурь, а от визга задрожали барабанные перепонки.
Последовал толчок, это Диво приземлился на каменный пол пещеры. Он скинул меня с шеи, моя голова закружилась, но прийти в себя Диво не дал и дернул за руку в сторону.
— Быстрее! — выкрикнул он и, прежде чем успела отойти от прыжка, который едва нас не поджарил, рывком оттащил меня к стене.
Именно в момент, когда мы освободили вход, из недр наружу с гулом и грохотом пронеслось что-то массивное, да так, что с потолка посыпались мелкие камешки. Мы с Диво обнялись, прикрывая друг друга от сыпняка, а когда камни сыпаться перестали, я сдула со лба прядь и выглянула, как перепуганная мышь.
— Это что такое было? — спросила я и сглотнула пересохшим языком, аж небо царапнуло.
Диво уперся ладонью в каменную стену и согнулся пополам, раздуваясь и сдаваясь, как меха.
— Да не «что», а… — начал поправлять меня он, но я скривилась и отмахнулась.
— Не умничай. И так тяжко. Ну? Что за тварь на этот раз.
— Так Горыныч же, — удивленно вскинув густые брови, ответил Диво. — Думал, сама догадалась и шуткуешь.
— Шуткую, — буркнула я, хотя вообще-то в данный момент мои мозги работают только в сторону побега, а совсем не шуток.
Снаружи донесся громогласный рык, похожий на рев льва и слона одновременно, откуда-то сверху полыхнул столб пламени и, ударившись в середину ущелья, прошелся по всей его длине. Раздался вой, на этот раз злой и яростный, но в этой злости я различила боль и какую-то безысходность.
— Почему Горыныч нас защищает? — спросила я, переводя дух.
— Не нас, а свои земли, — поправил Диво.
Я уточнила с опаской:
— То есть он и нас расценит, как врагов?
— Не знаю, — отозвался Диво и покачал головой. — Но лучше бы как друзей.
У меня из глотки невольно вырвался стон. Из огня, да в полымя. Точнее, наоборот, если буквально. Убегать от одной напасти, чтобы попасть в логово к другой.
— Ты петь не пробовала? — вдруг спросил Диво, выдыхая и распрямляясь.
Я удивилась.
— С чего вдруг?
— Да голосище у тебя луженный, — пояснил Диво. — Под гусли песни орать самое то.
— Вот сам и ори под свои гусли, — почему-то обиделась я. Петь мне нравилось, но я всегда считала, что получается это у меня примерно как у медведя, который проснулся по весне и спешит об этом оповестить весь лес.
Диво по-братски хлопнул меня широкой ладонью по плечу, сбивая с тулупа остатки снега, и сказал:
— Да ладно тебе. Глотка у тебя и правда громкая. Пойдем от входа подальше.
Углубляться в пещеру мне не хотелось вообще, особенно после того, как очередной столб огня прокатился по всей длине ущелья и наполнил воздух запахом горелого камня. Но Диво неумолимо тянул меня в её недра, пришлось подчиниться.
Увидеть я там ожидала, как минимум, обглоданные человеческие кости и выбеленные временем скелеты с покосившимися черепами. Обязательно сидящими у стен в драматических позах. И моему изумлению не было предела, когда вместо остатков со стола гигантского ящера перед нами раскинулся исполинский, но ухоженный зал. У дальней стены громадное ложе круглой формы, в подушках и одеялах. Таких же громадных. Рядом стол размером с дом и соответствующие ему стулья. По стенам полотна с пейзажами, в трех местах сквозные прочные пробоины и в них виднеется белесое зимнее небо. На полу плоские и широкие тазы, где с легкостью поместятся легковушки, в них полыхает пламя, заливая пещеру ярким теплым светом. Сам пол в какой-то прямоугольной мозаике со сложными орнаментами. Я присмотрелась и выдохнула:
— Подожди, это что, ковры?
— Наверное, — отмахнулся Диво. Его, судя по всему, обстановка не удивляет и он упорно тащит меня через зал к одной из колонн слева. — Давай в сторону. А то вернётся, не заметит и затопчет.
В том, что Горыныч нас не заметит, я очень сомневалась, а вот затоптать может, причём нарочно. Поэтому спорить не стала, позволив тащить себя к колонне, а сама глазела по сторонам. Колонны, похоже, выточены из самой скалы, наверное какие-нибудь сталактиты, сталагмиты, сталагнаты обточил. Получилось красиво, ещё и с витиеватыми узорами. Этот Горыныч тут весьма уютно обустроился, во всяком случае, от того, что я себе напредставляла, его логово отличается сильно. Другой вопрос — что в его голове.
Возвращения Горыныча ждать пришлось недолго. Едва мы с Диво дошли до колонны, как со стороны вхожа громыхнуло и послышались лязгающие звуки, будто что-то огромное и тяжёлое шагает по каменному полу и цокает когтями. Я оцепенела, а когда в зале появилась вся гигантская фигура Горыныча, и вовсе превратилась в камень.
Сказать, что Горыныч большой — это ничего не сказать. Он как раз всеми тремя головами почти достает до сводов пещеры. Чешуя сверкает коричнево-красноватым, в левой лапе, которая анатомически рука, зеленый камешек с прожилками. Вообще-то это не камешек, а булыжник размером с корову, но в Горыньей лапе он как раз мелочь. На спине два массивных кожистых крыла, а позади дергается длинный хвост, конец которого выглядит, как наконечник копья.
— Мам-м-мочки… — пролепетала я, когда вся эта махина прошла мимо нас к ложу, сотрясая пещеру гулкими шагами, и с тройным выдохом водрузила ящериный зад на него.
Я рассматривала три его длинных шеи, которые покачиваются и вертят головами. Головы здоровенные и напоминают башки тираннозавров из кино. Только более вытянутые и глаза большие, желтые. От глаз тянутся два больших красных гребня до самого затылка. А в пастях сверкают ряды длинных и острых, как мечи, клыков.
Не знаю, сколько бы я так стояла в оторопи, да и Диво, судя по всему, не торопится проявлять активность, но Горыныч покашлял первой головой, которая самая левая и ближе всего к нам, и сказал низким и басовитым голосом, от которого загудело нутро:
— Э-ка они достали меня, твари ненасытные. Чужеяды мракобесные. И ломятся же, как к себе домой!
Я все ещё не решалась пошевелиться, только сильнее прижалась спиной к холодной колонне, не понимая, о ком он сейчас. Если о нас, то это не весело. А Горыныч продолжал недовольствовать. На этот раз проговорила вторая голова — средняя: