Страница 34 из 68
Глава 14. К чему приводит вредность
Уже по дороге через лес выяснилось, что ящерицей Окамир назвал ни много, ни мало Змея Горыныча. Для того, чтобы не запутаться по пути, а путь в Горыньи горы, как выяснилось, лежит через буреломный лес, яга выдала нам клубок ниток. Сказала, что у неё таких полно, что они иногда глючат, но в целом удобный навигатор для того, кто ищет свое «я».
После прошлой вылазки в лес я думала, что Окамир не рискнет вести меня через него снова. Но этот кощеевец шагает по хрустящему снегу, как ни в чем не бывало, даже что-то под нос напевает.
Мне напевать не хотелось. А хотелось закопаться куда-нибудь в сугроб и замёрзнуть там всем на зло, потому что им ведь всем на меня плевать. Так какая разница? В душе все ещё саднит от вчерашнего поступка блондина. Мне казалось, что если уж общаешься с одной девушкой, пусть даже чисто в рабочих целях, то запираться в комнате с другой некрасиво. Ведь эти рабочие цели у нас строятся вроде как на личном общении.
Я думала об этом, злилась, и все равно понимала, что в действительности Окамир никаких обязательств предо мной не имеет и волен делать, что хочет. От этого ещё обиднее.
Чтобы как-то отвлечься от самобичевания, я спросила:
— У яги тоже нелады с зеркалами?
Окамир встрепенулся, будто только что проснулся.
— Что?
— Я говорю, что в доме яги Варвары я не увидела ни одного зеркала, — уточнила я. — У неё их тоже нет?
— Зеркала у Варвары есть, — сказал он. — Просто перед твоим приходом их убрали.
— Что??? Зачем???
— Затем, чтобы ты не нарушала своего обучения.
— И как же я нарушу свое обучение, если посмотрю в зеркало? — не сдержав ехидства, спросила я.
— По-моему, Тихон тебе уже все объяснил, — заметил кощеевец.
Закусив губу я надулась и и демонстративно пошла вперед, обогнав его, что вообще-то непросто, учитывая узость тропинки и широченные плечи Окамира.
— И куда ты такая резвая? — поинтересовался кощеевец мне в спину.
— Вперед, — буркнула я, не оборачиваясь, — на встречу новому и неизведанному.
— Похвально. Оно тебя ждет дожидается. Вон за тем деревом, например.
Меня окатило ушатом ледяной воды, я замерла и в страхе завертела головой.
— Где? Кто?
Зато Окамир захохотал своим зычным голосом.
— Вот и правда говорит яга — трусишка ты, Софья, — сказал он.
До меня с запозданием дошло, что это он надо мной топорно подшутил. Стало так обидно и горько, что развернувшись, я налетела на него и принялась колотить кулаками по могучей груди.
— Ну ты и гад, Окамир, твою за ногу, Баженович! — ругалась я, не прекращая колотить.
Окамир продолжал смеяться. Другого налет моей массы как минимум пошатнул бы, а то и вовсе сбил бы с ног. Но этот только хохочет и, похоже, даже забавляется моим страданиям. А ведь он даже не понимает, почему я так взбесилась. Да что там, я и сама не совсем понимаю, по какому праву вдруг решила, что имею на него претензии.
— А удар у тебя тяжелый, — смеялся кощеевец, вяло уклоняясь от моих кулаков, хотя эти удары для него, как комариные укусы.
Через несколько минут я выдохлась, все таки лишний вес не способствует выносливости. Тело под тулупом взмокло, а платье прилипло к спине. Я шумно выдохнула и отшагнула от Окамира, тяжело дыша.
— Ну и ладно, — со всей едкостью, на какую способна, сказала я и вытерла вспотевший лоб. — Ну и смейся. Ну и делай, что хочешь. А я ухожу.
Широкие брови кощеевца вскинулись на лоб, он спросил.
— Это куда?
— Не знаю, — решительно ответила я. — Подальше от тебя и твоих…
— Чего моих?
— Ничего!
Не знаю, что на меня нашло. То ли разозлилась не на шутку, то ли вся ярость и обида на весь белый свет собрались в тугой клубок и взорвались в груди, а может просто нехватка быстрых углеводов, но я развернулась и рванула по тропинке.
Конечно же дыхание мое через минуту бега потяжелело, засипело и захрипело. Вспотела я ещё больше, а рюкзак, в который сердобольная яга напихала чего ни попадя, с каждым шагом кажется все тяжелее. Об обилии навья в лесу я тоже помнила, но все равно продолжала совершать самосаботаж и бежать на зло Окамиру. Пожалуй, все самосаботажники идиоты. А я — их королева.
В том, что кощеевец бежит за мной по пятам, контролирует каждый мой шаг и неустанно бдит, я была уверенна. И, когда окончательно выдохшись, остановилась, уперев ладонь в варежке в ствол оглянулась, то даже растерялась.
Тропа пустая, на снегу только мои следы, а вокруг среди сугробов по пояс коричневые деревья и зеленые сосны. Рядом со мной на тропе клубок, видимо он катился за мной, как за хозяйкой задания.
Мне стало не по себе, я позвала:
— Окамир?
Никто не ответил. Я подняла голову и изучила взглядом небо. Кощеевец ведь летает, с какой стати ему гнаться за мной пешком, если может по воздуху.
Но сколько ни смотрела, никаких признаков древнеславянского бога не увидела. Тревога стала ощутимее.
— Окамир? — снова позвала я. — Я передумала. Выходи.
Никто не вышел. Ситуация начала пугать. А мое безрассудство показалось совсем безумным. Как можно так не контролировать свои эмоции, позволить им взять верх и совершать такие дурацкие поступки? В лесу навьи, они меня ищут и готовы сожрать живьем, а я, веду себя, как круглая (причём в прямом смысле) дура, устраиваю сцены ревности, и даже не объясняю их объекту своих притязаний. Как это на меня похоже! Закрыться в себе, не сказать никому ничего ртом и молча дуться, заедая обиду печеньем. А другие должны сами догадаться, что случилось и почему.
Теперь мне это показалось таким очевидным, что я даже нервно усмехнулась. Но осознание сейчас не поможет против навья, если оно вдруг сейчас вылезет из-за дерева.
Я снова окликнула блондина:
— Ну ладно уже. Я все поняла. Я зарвавшаяся нахалка. Выходи.
Теперь, когда и в этот раз лес ответил мне снежным молчанием и потрескиванием деревьев на морозе, стало совсем не по себе. А в голову полезли крайне неприятные мысли. Мог ли Окамир бросить меня посреди бора, полного навья? Мне, конечно, казалось, что он крайне порядочный кощеевец. Но мое поведение не такое уж и безупречное, может я его так достала, что он решил — легче от меня избавиться, а на воспитание взять кого-то посговорчивее.