Оружие Вёльвы

«И себя саму тоже», – мысленно добавил он.

Ингвёр вздохнула с несчастым видом:

– Я думаю, в дело вмешалась еще одна норна, и ее зовут Снефрид. Госпожа Снефрид настолько искусна, что своей пряжей выманила меня из дома и притянула сюда.

Бьёрн подавил вздох и не ответил. В то, что Снефрид – искусная ворожея, он не верил, зато понимал: свои злополучья людям предпочтительнее объяснять чужой ворожбой, а не своей глупостью.

Ингвёр, сидя на лежанке, перевела взгляд с одного конунгова внука на другого. Они были не очень-то похожи: один с продолговатым лицом, золотистой бородкой, длинными светло-рыжими волосами и желтовато-серыми глазами, имел вид бойкий и вызывающий, а другой – с более округлым лицом, большими серо-голубыми глазами и немного вьющимися темно-русыми волосами, был опечален и подавлен. Но что-то общее в них все-таки угадывалось. Что-то в очерке высокого лба, в глазах. Оба происходили из рода Бьёрна Железнобокого, оба надеялись занять достойное этого рода положение и были готовы к борьбе.

– Конунг говорил, что предназначил меня тебе в жены? – спросила Ингвёр у Бьёрна.

До этого дня она видела Бьёрна Молодого лишь мельком, почти не говорила с ним, а ее смутные мечты о подобном браке были внушены лишь честолюбием, жаждой занять место старшей жрицы Свеаланда, что носит почетное звание «супруги Ингве-Фрё», как сам конунг свеев, приносящий жертвы, зовется «другом Ингве-Фрё». Но сейчас этот замысел стал ее путем к спасению. Ингвёр понимала, что, став пленницей Эйрика и наложницей его брата, мало годится в невесты для будущего конунга, но готова была на любое средство.

– Да, мой дед мне сказал, – Бьёрн вздохнул и опустил глаза.

– Только из этого ничего не выйдет, – ухмыльнулся Альрек. – Теперь это наша девушка, и мы ее оставим себе.

– И ты, Бьёрн, это стерпишь? – Ингвёр прищурилась.

Она предпочла стать наложницей Альрека, чем кануть в морские волны с мешком на голове, но вовсе не хотела провести всю жизнь в «рабынях конунга». Когда-нибудь молодость пройдет, красота увянет, Альрек с его привычками легко найдет себе новую забаву, но Ингвёр останется рабыней! Пойдет в дружине по рукам и закончит потасканной старой вороной, чистящей котлы в поварне, вечным позором своего рода!

– Ты примиришься с тем, что твоя невеста, избранная для тебя твоим дедом-конунгом, останется рабыней твоего соперника?

– Мой дед поручил мне постараться выкупить ее, – Бьёрн с трудом поднял глаза на Альрека; торжествущий взгляд этих желто-серых глаз резал его как нож.

Пусть Бьёрн раньше и не думал об Ингвёр, сейчас, когда она сама об этом заговорила, видеть ее в полной власти Альрека было нестерпимо унизительно. Ингвёр сейчас испытывала по большей части злость: на неудачную судьбу, на Хольти, это рабское отродье – казался толковым, а как дошло до дела, так его одолел другой раб, вооруженный засаленным блюдом! Теперь же Лунан получил свободу и новую одежду, а тело Хольти выброшено в болото. Но перед Бьёрном Молодым Ингвёр постаралась принять несчастный вид. Бледная от долгого сидения взаперти, истомленная тревогой и досадой, она и правда внушала сочувствие. У любого бы дрогнуло сердце при виде юной красоты в таком жалком положении, а Бьёрн Молодой, не в пример деду, был человеком добрым.

– Я поговорю об этом с Эйриком, – сказал Бьёрн и поднялся. – Надеюсь, с нею хорошо обращаются?

– Как видишь, она ни в чем не терпит нужды, спит на мягкой лежанке и ест то же самое, что мы сами, – с любезным видом заверил Альрек, но и в этих словах слышался намек на то обстоятельство, которое унижало Ингвёр и терзало Бьёрна.

Однако разговор с Эйриком о выкупе успеха не принес.

– Она не получит свободы, пока наш дед жив. Я не так глуп, чтобы выпускать из рук собственную гибель. Пока деда не утащит Хель, эта красотка останется у меня. Потом поговорим. Если к тому времени мой брат согласится с нею расстаться…

Альрек ухмыльнулся, а Бьёрна снова пронзило чувство унижения. Выкупа́ть девушку после того, как Альрек натешится? В то время ее честь уже не будет стоить и ореховой скорлупки. А он до самой смерти, проживи он столько же, сколько дед, останется «тем Бьёрном, которого невесту морские конунги в наложницы забрали».

Положение дел было ему ясно, и долго думать не приходилось. Уехать ни с чем – все равно что самому стать наложницей бойких двоюродных братьев.

– Вы не оставляете мне иного выхода, – Бьёрн взглянул на одного из братьев, потом на другого. – Я вызываю Альрека на поединок. Кто одолеет, тому и достанется эта девушка. Если он выиграет, она останется у вас, на сколько вы пожелаете. Если я выиграю, я увезу ее с собой. Призываю Одина в свидетели вызова.

По толпе хирдманов полетел ропот. Эйрик немного подумал, хотя у него тоже не было выбора: отказ от вызова обесчестил бы их.

Он взглянул на Снефрид; она чуть заметно кивнула и даже сделала знак глазами: не тяни. В этот миг он видел в Снефрид не столько женщину, сколько свою спе-дису, владычицу судьбу, точно знающую, какое решение будет верным.

– При свидетельстве Одина я принимаю твой вызов. Вы близкие родичи, вам не сделает чести желать смерти друг друга, и вы будете биться до первой крови. Кто возьмет верх, тот получит Ингвёр дочь Гардара.

Под сотнями напряженных взглядов Эйрик протянул Бьёрну руку.

Поединок назначили на завтра: Бьёрн понимал, что долгое ожидание само по себе может убить деда. Его уложили в кладовой возле Олава, а Альрек отправился, как обычно, в спальный чулан к Ингвёр.

Эйрик, собираясь спать, молчал, пока раздевался. Когда лег, то оперся на локоть и уставился в лицо лежащей перед ним Снефрид.

– Почему ты хотела, чтобы я согласился? Тебе что-то известно, чем это кончится? Альрек выиграет?

– Я не знаю, кто выиграет. Я только твоя вирд-кона, не его. Но согласиться тебе все равно бы пришлось, вы ведь не можете отказаться от вызова при всей дружине. Важно было, чтобы вы ударили по рукам, пока он не вспомнил про ее жезл и не догадался потребовать и его тоже.

– Пока он не догадался, – Эйрик ниже склонился к ее лицу, – поставить условие, чтобы девку ему выдали целиком. А не голову отдельно, все прочее отдельно.

– При свидетельстве Одина? – Снефрид изумленно раскрыла глаза, но видела по его взгляду, что он совершенно серьезен.

Сейчас в его глазах отражались именно те темные глубины вдохновенной смерти, которых она когда-то боялась.

– О́дин – мастер на такие шутки. Он бы оценил. Я подумываю об этом.

– Н-не надо, – Снефрид обвила рукой его шею и стала поглаживать, будто успокаивая опасного зверя. – К этому жезлу старикова нить была привязана при его рождении. Если отнять у нее жезл, изготавливать другой будет бесполезно. Без жезла Ингвёр не услышит спе-дису и больше ничем не сможет ему помочь. Мы просто бросим этот жезл в море – пусть теперь какая-нибудь из морских великанш будет его вирд-коной. И пусть Бьёрн… то есть победитель забирает девушку.

– Ну, хорошо, – Эйрик медленно улегся на спину. – Хотя я думаю, Альрек и правда огорчится, если ему придется так быстро ее отдать.

– У Альрека будет сколько угодно девушек, – Снефрид прижалась лицом к его плечу. – А твоим делам эта потеря не повредит.

У нее была еще одна мысль – что может случиться, если утопить жезл Бьёрновой вирд-коны, но пока она не хотела говорить об этом. Не настолько еще она ощущала себя валькирией, избирающей на смерть.

Они помолчали, и Снефрид уже думала, что Эйрик засыпает, как он снова подал голос.

– Ее жезл ведь у тебя?

– Да. Заперт в моем ларе.

– Я хочу, чтобы ты сделала это завтра на рассвете.

– Что?

– Швырнула его в море.

Глава 8

Снефрид вышла из спального чулана вскоре после рассвета. Все в усадьбе еще спали, кроме дозорных, грид был полон сопения и храпа. Снефрид скользнула мимо помостов совершенно неслышно, как сон. Синяя накидка защищала ее от утренней прохлады и скрывала кое-какую ношу в руках. Дозорные у ворот, люди Модольва Котелка, пропустили Снефрид, спросив только, не хочет ли госпожа, чтобы кто-то ее проводил или оседлал ей лошадь. Улыбнувшись, она отказалась – идти ей совсем недалеко, и хирдманы не стали настаивать. Ясно было, что в такую рань госпожа вышла по делам, которым не нужны постороние глаза.