Страница 8 из 65
Запятая 4
После той фотки поднялась попросту невероятная буря. Девочки сошли с ума, клепая фотки со мной и тобой, вставляя их в дешёвых фоторедакторах в стрёмные рамочки, и мне настолько надоело это отвратительное создание работ, что тем же летом я сама села за свой слабенький компьютер и начала редактировать наши с тобой фотографии.
Удивительно, но их оказалось попросту невероятно много. Грезилось, что каждый момент, когда я по привычке клала свой локоть к тебе на плечо, вставая по-пацански, в момент очередного «спорим», девчонки тусовались рядом, как сумасшедшие репортёры, и снимали это. Все мгновения, когда мы болтали, где-то стояли, рядом сидели, вместе шли из школы. Фоток сотни, и это только те, которые Уля и Мила любезно согласились мне предоставить.
Так ещё и твои действия… О боже!
За те два месяца до конца учебного года, когда ты прознал о Герьяне, контента у группы фанаток стало больше в разы. Любое мгновенье, когда я рубилась у тебя в игрушки, когда решала тебе математику, когда совершала одно из «спорим», ты снимал на свой телефон. Посты со мной стали появляться на твоей странице и в беседе девочек слишком часто, ведь материала имелось много. Даже при том, что из каждой такой посиделки ты выбирал лишь одну лучшую фотографию.
Остальные ты хранил в альбоме «Mine Арьяша», который я почти каждый день грозилась удалить.
Но, вскоре, мои страдания завершились. Наступило лето, ты поехал в лагерь, наше общение завершилось.
Тогда, как спасательный флажок, ты выложил во Вконтакте фотографию с какой-то девчонкой и наступил мой миг свободы.
Ну, как свободы…
Девочки постоянно интересовались тем, всё ли у меня хорошо, добавили меня в отдельную беседу, спрашивая о том, как я переживаю расставания. Уля и Мила искренне считали, что моя злоба связана с тем, что я рассталась с тобой, хотя проблема попросту крылась в том, что Кира вновь сломала мой компьютер и мне не с чем было играть. Но девочки оставались убеждены, что я переживаю горькое расставание, и оттого таскали меня попросту всюду, куда только можно. В магазины, в кино, в парки. Мне было весело, бесспорно, но такое излишнее внимание не доставляло удовольствия. Отчасти понимание, что они воспринимают меня вовсе не за того, кем я являюсь, истинно душило, и ещё хуже давило, когда я, огорчено пыхтя себе под нос, ударяла себя по голове, понимая, что они вообще не внимают мои слова.
Для них Герьяна реальна и иного исхода они даже предполагать не собирались.
К счастью, спасение от этих воев вокруг якобы трупа наших отношений прибыло, и, к моему собственному тогда удивлению, у него было твоё лицо.
Это, помнится, вышло сообщение во Вконтакте.
«А спорим, ты по мне скучала?»
К магазину, около которого ты назначил нашу встречу, я чуть ли не бежала. Почти два месяца я ни разу не слышала это слово и, как оказалось, успела по нему ужасно соскучиться. Мне срочно требовалось задать тебе какое-то нереально сложное действие, и, пока я стояла возле магазина, глядя по сторонам в поисках твоего неказистого петушиного причесона, ко мне приходили всё новые и новые идеи.
— Спорим, ты сейчас завизжишь? — услышала я знакомый голос позади себя.
Мгновенно развернувшись на сто восемьдесят градусов и узрев знакомую лукавую улыбку с ровными белыми зубами, я запрыгнула тебе на шею в объятия. Ты еле слышно хохотал, а потом отодвинул меня от себя, ожидая от меня реакции на самое главное своё изменение.
— Что скажешь? — продолжал намекать ты, но я легко заприметила, что с тобой не так
— Ты больше не петух! — воскликнула я, радостно трогая твои короткие светлые волосики.
Теперь по ним нельзя долго проводить пальцами. Они кончались также быстро, как и начинались, и, всё же… Они оставались такими же гладкими и густыми, как и раньше, а, значит, по-прежнему оставались лучше моих.
— Это ненадолго, — выдал ты, пока я радостно пищала от восторга. — Сколько бы ты не радовалась, я люблю свой хохолок!
— Безвкусица в твоей крови не лечится! — обиженно заявила я, скрестив руки на груди.
Из твоих уст послышался прежний и очень знакомый слащавый смех. Это уже тогда чувствовалось как-то по родному.
— А у тебя что-нибудь изменилось? — спросил ты, ущипнув меня за бока. — Титьки не выросли?
— Жди! — выкрикнула я, ударив тебя по носу.
В ответ ты схватил меня за подбородок и продолжил свои естественные комментарии.
— Пред о меня всё тот же мальчишка! — смеясь, выдал ты.
Во мне тоже бурлила счастливая энергетика, потому, вновь стукнув тебя, но только теперь по руке, я вымолвила свою вечную фразу:
— Хоть кто-то в нашей парочке должен быть мужиком!
Хохот, исходящий от нас, был, верно, громким, но он мне доставлял невероятное удовольствие. Всё-таки, я соскучилась по шуткам, направленным на то, чтобы задевать моё достоинство.
— На что мы сегодня спорим? — игриво спросил ты.
— Остановились на тебе, — я ткнула пальцем в твою грудь. — Я задаю!
— А, может, ты лжёшь?!
— А ты не сможешь проверить! — радостно воскликнула я, придумывая новое действие.
Мне в глаза попался магазин продуктов, стоящий рядом, и решение, кажется, пришло само по себе.
— Спорим, ты не сможешь украсть нам перекус? — выдала я с невероятно довольным лицом, но, услышав твой фырканье, я мгновенно почувствовала, что промахнулась.
— И не такое в лагере проворачивал! — произнёс ты, поднимаясь по ступенькам в магазин.
— Ты в лагере для каких деток был?! — задалась я вопросом.
И, да, чувак, мне всё ещё очень интересно, почему в вашем лагере вас учили отмычкам[5], подделыванию подписи, мастерству обмана и кражам.
— В основном там тусили богатенькие детки богатеньких родителей, — мы зашли в магазин и разглядывали полки в поисках нужного нам объекта. — Часто приходилось говорить на английском, а иногда даже на французском…
— Уи-уи? — прервала тебя я, единственной фразой, какую знала.
— О. Tu parles français[6]? — спросил ты, со своей вечной ехидной улыбочкой, пока мой мозг пытался логически дойти до нужного решения.
— Чё ты только что сказал?
Не смог найти.
— Ты всё также плоха в языках, как и раньше?
Какой же ты самодовольный кретин.
— Pare de me caluniar, tolo[7], — выдала я, вспомнив нужные слова за долю секунды.
— Португальский не в счёт! — заныл ты, как и всегда.
— Ты только что признал целую страну менее уважаемой, нежели вечно плюющихся французов, — добавила я и, подойдя к полке с кириешками, указала на одну из пачек. — Vamos l[8].
— Как скажешь, Арьяша, — слащаво проговорил ты с моей самой ненавистной интонацией и положил две пачки к себе во внутренний карман кофты. — Теперь делай вид, что всё, как обычно, и не выдавай нас.
— Мне тебе губы чтоли отрезать, чтобы ты прекратил меня так называть? — злобно выдала я, пока ты прятал в своей гигантской и, верно, дорогущей одежонке, ещё и бутылочку колы. — Или можно воспользоваться «спорить»?
— На это «спорить» не распространяется, — мягко сказал ты, пока мы быстрым, но неподозрительным шагом, старались пройти мимо охранника. — Это что-то вечное и неизменное. Улыбнись.
— Оdio[9], — произнесла я, миновав кассу.
— Просто с такой формой твоего имени лучше всего подходит «mine»! — ты поскакал вперёд на ближайшую детскую площадку с добытым из магазина вещами.
— А это словосочетание ненавижу больше всего! — выкрикнула я, побежав следом за тобой.