В прощальном письме пятнадцать запятых

Запятая 15

У меня кривые ноги и кривые руки. Когда нужно качаться из стороны в сторону, я напоминаю дерево во время урагана. В детстве меня явно не обучили, где право, а где лево. Странно, что бог даровал мне ступни, но абсолютно не объяснил, как ими нормально шагать. Поразительно, как можно прокручиваться под ладонью с таким лицом, словно я на американских горках и меня сейчас блеванёт…

Это только малая часть того, что я наслышалась от тебя за время наших дражайших репетиций. Иногда, когда ты мне ничего не говорил, а попросту злобно глядел, мне хотелось кричать, но не от радости, а с дикой, почти истерической просьбой дать больше грязи в мою сторону. Та злоба, что снизошла от тебя первого сентября, даже рядом не стояла с тем количеством боли, которую я испытала, и тем количеством гордости, которую я попросту затупила ради класса и предстоящего праздника. Если же ты раздражал меня крайне сильно, то я в обязательном порядке устраивала какие-то маленькие пакости, не замеченные никем, но явно поганящие тебя и твоё настроение. Твои затоптанные ботинки, и случайно дёрнутый рукав пиджака, и чуть ли не вывернутые пальцы — чудесные случайности, которые хоть как-то радовали чертей в моей голове.

Мне казалось, что это мы. Настоящие. Но только не те, что нажили себе воспоминания за пять лет дружбы, а те, что только познакомились и тогда вместе ставили простой танец на банальный конкурс. Я старалась убедить себя, что я всё придумала: все годы, нашу дружбу. Старалась представить, что я попросту сошла с ума, и в тот момент, когда я закричала на весь класс, заявив, что ты лучший, впервые отыгрывая проигрыш за наш с тобой «спор», ты не улыбнулся и не ринулся за мной следом. Что потом мы снова стали одноклассниками, изредка пялящиеся друг на друга, из тех, которые подсчитывая кого же нет в классе, даже не могут вспомнить банальное имя.

Банально твоё имя я и начала забывать, каждый раз, когда начинала играть музыка. Теперь моя главная задача — попросту не запороть движения, чтобы не услышать множество нелестных отзывов о своей внешности, что только-только начала мне симпатизировать. Кстати, согласись, забавно: из-за тебя она начала мне нравиться, и из-за тебя же я разубедилась, что она хоть на толику привлекательна.

Ха-ха.

Обхохочешься.

Когда до нашего выступления оставалось меньше двух недель, к нам решили поставить новую пару. Так как абсолютно никто не хотел их оставаться обучать, Уля тут же предложила гениальную идею, от которой мне хотелось запустить ей вилку в глаз.

— Давайте, одна пара станцует, вы запишите это на видео и выучите? — произнесла она своим счастливым полу визгливым голосом. — Герман, Арьяна, станцуете?

В это мгновенье у меня из головы шёл только мат, но и отказать я не могла.

— Может, кто-то другой? — спросила я.

— Мы станцуем, — ответил ты, злобно глядя на меня.

Чёрт знает, что тебя именно разозлило. Тот факт, что я пыталась отказаться, либо то, что тебе вновь придётся танцевать с кривоногой дурочкой.

Скорее, второе.

— Отлично! — воскликнула наша староста, а я прям видела, как она радостно трёт ладошки, радуясь, что её не блестящий план так удачно выстрельнул. — Герман, можно твой телефон? У тебя там хорошая камера…

С минуту ты сидел на месте, а потом, слегка улыбнувшись, протянул ей свой мобильный, и, получив своё скромное «спасибо», двинулся ко мне. Хладнокровно протянув мне руку, чтобы совершить выход, ты невольно хохотнул.

Музыка заиграла, и мы отправились в пляс, следуя плану, не сбиваясь ни на секунду. Когда заиграл второй куплет, а я, по-прежнему, ни на секунду, ни на шаг не ошиблась, я посмотрела точно к тебе в лицо, ища в глазах что-то знакомое и родное, и мгновенно наткнулась на это.

Родной необоснованный блеск, от которого сотрясалось внутри.

Я почувствовала себя сильнее, не смелее, а именно душевно крепче. Твои озёрные глаза были столь же поразительно ослепляющее, как и тогда на пляже, и мне казалось, что мой кофе без молока установил с ним чёткую крепкую связь. Потому что теперь взгляды ни на секунду друг от друга не отводились, изредка сопровождаясь твоей скромной полуулыбкой с такими близкими сердцу ямочками. Видно, это нам и помогло, потому что вальс отличался отметкой «восхитителен», словно отточенный до идеала механизм.

На конце второго припева должна ставилась поддержка, когда ты обязан схватить меня за талию, и немного покружить. На ней мы всегда лажали, отчего я была убеждена, что мы не справимся. Но даже её мы выполнили настолько идеально, что где-то в зале наши одноклассники начали свистеть и хлопать в ладоши.

Ни на секунду, не отвлекаясь от твоих очей, я столь же отточено и безупречно, точно в ритм, продолжала двигаться. Когда пошла тихая музыка, на которую мы ещё не выбрали движения, ты просто встал подле меня, готовясь к шагам в обнимку, основным шагам вальса, и, мягко держа в своей ладони моё запястье тихо дышал, ожидая начала последнего припева.

При этом твои пальцы касались меня уже не так привычно, как всегда во время репетиций. Тогда мерещилось, что тебе тошно, и ты стараешься как можно сильнее отгородить себя от контакта со мной.

Здесь же иначе. Ты будто вовсе желал, чтобы каждый миллиметр твоей ладони находился в прикосновении с частью меня. Будто мечтал находиться ближе, что лишь подтверждало расстояние между нами.

Ни разу за все часы тренировок, я не находила тебя настолько недалёким от себя.

Я слышала бит твоего сердца, грезящийся столь быстрым, что я не успевала его считать. В какую-то секунду, прямо пред началом финишной линии нашей пляски, ты одними глазами, от которых я всё ещё не смела отлучаться, указал на камеру и произнёс: «Что-то напоминает».

Тут же музыка, необходимая нам полилась, и ты, приобняв меня за талию, поскакал по сцене, словно на ней и потом будем только мы вдвоём. Столь размашисты и красивыми мерещились твои движения, что казалось, ты готов оккупировать даже зрительские места для того, чтобы эти повороты стались ещё более сногсшибательными.

Наконец, моя кривоватая личность дала о себе знать и, начала отставать, тем самым приводя в дисбаланс пляску. Я настолько сильно опаздывала, что, в конце концов, споткнулась, но не успела рухнуть, потому что мои ладони тут же узлом скрепились на твоей шее, а твои крепко обвили мою талию, разрушая пик тишины и благого спокойствия.

Я не рухнула вниз, словно мешок картошки, но зато улеглась оловянным солдатиком в десятках сантиметров от пола, держась лишь за счёт твоих рук, которые почти что душили меня. Столь сильно ты обвил мою талию.

Мелодия завершилась, предрекая нам неудачный финал видео и миллионы будущих комментариев мне, о которых я тогда не помышляла вовсе. Предприняв попытку привстать, я ощутила, что ты не отпускаешь меня, будто вовсе не воспринимаешь факт того, что я хочу лишиться твоих ладоней. Очи с упоением продолжали глядеть на личико, уста чуть распахнулись, точно, как и мои, а ты, возможно, мне показалось, но сильнее сжал руки.

— Герман, я встану, — прошептала я.

Ты приподнял глаза на меня и снова повторилось то же самое, что и тогда на пляже под знакомые мелодии: я потонула в твоей мордашке и заботливых глазах. В тихом ритме твоего сердца и громком, хорошо слышимом дыхании. Только теперь под о мной нет песка. Там бетонный пол, но казалось, что я растворяюсь в нем, подобно пыли, что оказывается в водах океана.

А ты…

Мой друг, это последняя запятая. Здесь этого будет много.

Не знаю, что в то время вертелось твоей голове, но эти поражённые очи, которые находились будто где-то не здесь, глядя на меня, попросту окончательно выбили меня из себя.