Роман (ЛП)

Проблема в том, что он чертовски хорошо использует руки, рот и слова для манипулирования моим телом и, даже разозлившись, поскольку я борюсь с кожаными ремнями, он легко заставляет мое тело пойти против моего разума, и я насквозь промокаю в считанные секунды, а затем превращает мои грубые, непокорные слова в стоны и мольбы, когда мои сопротивляющиеся судорожные движения бедер становятся медленными, синхронизируясь с его толчками.

Он прокусывает зубами кожу у меня на шее, прежде чем зловещий смешок срывается у него с губ и касается отметины на моей коже.

— Такая хорошая маленькая шлюшка, посмотри, насколько отзывчиво твое тело к моему. Ты не можешь прогнать меня прочь, так ведь, мышка? Ты не смогла бы остановить реакцию своего тела, даже если бы попыталась, я прав?

— Нахрен. Ты! ПОШЕЛ НАХРЕН! — кричу я сквозь стиснутые зубы.

— Ты, любовь моя, всего лишь хорошая шлюшка, чему я и учил тебя.

Кончиками пальцев он зажимает и выкручивает мои соски так сильно, что я кричу от боли. Когда руками он скользит у меня по груди, чтобы позже добраться до моего горла и сжать его, он входит в меня так сильно, что с каждым новым толчком у меня из груди вырывается очередной вопль. Чем быстрее и сильнее Роман врезается в меня, тем стремительней меня настигает оргазм.

Когда он врывается в меня со скоростью света, я бьюсь в конвульсиях, мои соки обволакивают его член, образуя мокрую лужу подо мной, прежде чем я проваливаюсь в небытие, и мрак окутывает меня под силой очередного оргазма.

Когда я прихожу в себя, то замечаю, что он одет в серые фланелевые пижамные штаны и черную футболку, демонстрируя тем самым свои прекрасные неразрывно связанные между собой татуировки. Он манипулирует моим телом, надевая на меня через голову светло-сиреневую шелковую ночную рубашку, протаскивая руки в проймы, и опуская материал вниз, пока тот не достигает середины бедер. Закончив, Роман достает простынь и одеяло и поправляет их вокруг меня, прежде чем прикоснуться губами к моему лбу. Когда он поворачивается, чтобы уйти, я нахожу в себе мужество прошептать жалкие оправдания:

— Мне жаль, Роман. — Спиной ко мне, он останавливается в дверном проеме. Я принимаю эту паузу за побуждение продолжить и быстро произношу: — Я скучаю по братьям, они были моим миром, всем хорошим, что было в моей жизни, неужели ты не можешь понять, это убивает меня — знать, что их жизни проходят мимо меня. И мой дядя…

Роман наклоняет голову, но не поворачивается, мягко прерывая мои объяснения:

— Они были твоим миром, и они когда-то были всем в твоей жизни. Теперь она начинается и заканчивается со мной, мышка. Я твой новый мир, и тебе пора признать этот факт, я не потерплю еще одной выходки, что ты выкинула сегодня. Подумай об этом в следующий раз, когда у тебя появится желание показать свое неуважение: я могу и удостоверюсь в том, что твоих братьев постигнет та же участь, что и твоего дядю, с теми же зрителями. Твое благополучие и благополучие твоих близких — это твой выбор Хизер. Тебе ясно?

Силы единственной его угрозы было достаточно, чтобы гарантировать мое послушание и лояльность. Я разделила себя на части, заперев на замок ту жизнь, что была у меня однажды, затем выбросила ключ, принимая новую жизнь и учась лгать себе.

Я обманывала себя так хорошо, что начала верить, что не притворялась, обеспечивая выживание моих братьев, и я действительно верила, что делала это ради счастья Романа…ради того, чтобы увидеть его улыбку. Более того, я стремилась усовершенствовать свое послушание в надежде сделать ему приятное.

В течение нескольких месяцев он насиловал и опустошал мое тело утром, в полдень и вечером, день за днем, обучая усмирению агрессивности.

В последнее время у меня появилось такое ощущение, словно наши занятия любовью превратились в акты нежности с мигами бешеной потребности. Все время бормоча ласковые слова и комплименты моей безупречной коже, красивому лицу, и томному, таинственному взгляду, одновременно шепча похвалу тому, насколько узкой была моя киска, насколько идеально упруга налитая грудь.

Раз в сто лет грань между правдой и истиной становится тонкой, и внутри меня разворачивается война. По одну сторону — я, упивающаяся его похвалой. Моё сердце переполнено чувством гордости от осознания того, насколько далеко он зашел. Этот боец верит, что Я та, кто изменит Романа Пейна и все его ошибки. С другой стороны — я, скрывающаяся за всем блаженством на протяжении дня, и лишь ночью начинающая свой штурм. И я терплю поражение, вся моя подушка пропитана слезами, я разбиваюсь на кусочки от натиска, осуждения и отвращения к своему предательскому телу. Яркие образы истязают меня воспоминаниями о том, как предает меня мое тело в ответ на его заботу, образ за образом вспыхивают в моих мыслях, воссоздавая в мыслях образ моей киски, плотно обхватившей и пульсирующей вокруг его члена.

Роман тот, кто создал иллюзию, опровергающую мои действия. В те моменты, когда он со мной, он милый и обаятельный, и позволяет мне насладиться его сухим, но веселым юмором, что вызывает ощущение эйфории того, что мне нет равных. Я влюбляюсь в него снова и снова. И до тех пор, пока я хорошо себя веду, он не применяет мучительные наказания к моему телу.

В то время, когда я предоставлена сама себе, я блуждаю по большому дому и периодически натыкаюсь на открытое окно или незапертую дверь, ведущую наружу. Мой разум блуждает по опасному пути, когда я прокладываю маршруты своего спасения и строю планы побега. В эти моменты я признаю свободу, которая у меня есть, пока меня не преследуют, и это приводит меня к вопросу, насколько потеряна я на самом деле.

Ночами, я просыпаюсь, бормоча слова вечной любви к человеку, который не может любить, но, как и прежде, полна наивных надежд, молюсь, но уже отлично приспособилась к чистилищу, в котором живу и научилась выживать.

Глава 13

Роман

Думаю, я убедил себя, что единственное, из-за чего я оставляю ее в живых — это ее проклятая, тугая киска. Ее рвение участвовать в моих садистских увлечениях особенно удивляет, поскольку они всегда причиняют ей боль и выматывают. Мое оправдание ее истинной мотивации и предпосылка поиска самого себя оказываются тщетными.

Не спрашивайте меня, как или почему, но слова, в которых Хизер говорит, что понимает меня, или ее амбициозное желание угодить, заставляют меня улыбаться. Я может и не понимаю, но благодаря этому ей удалось сохранить свою жизнь и жизни ее троих братьев.

С первого дня, как она появилась в моем доме, я жадно насиловал ее день за днем. Прошло какое-то время, и я обнаружил, что уменьшил количество наших с ней встреч; принимая то, что предлагала Хизер, и сбавил обороты в своем неистовом доминировании, уделяя больше времени исследованию.

Неизвестное мне чувство медленно дает о себе знать каждый раз, когда я вижу Хизер, кончающую на мой член, и слышу смешок, срывающийся с ее губ. Ощущение тепла по отношению к ней растет, и я с нетерпением жду, когда смогу лицезреть ее улыбку, услышать ее смех, увидеть глаза, которые с любопытством взирают на меня. Ее счастье стало моим новым наркотиком.

Когда я задаюсь вопросом о своих новых чувствах, то мне интересно, возможно, они дали истоки, потому что я смог очиститься от зла внутри, причиняя боль и страдания, которые позволили моей почерневшей душе начать кровоточить и тем самым загасить свет, который когда-то лился через каждую пору существа Хизер.

Вероятно.

Однако, она даже не подозревает об этом, и я не уверен, что этот новый наркотик будет достаточно сильным, чтобы сделать меня зависимым и заставить возвращаться снова и снова. Я нахожусь на неизведанной территории, и, хотя не признавал этого факта раньше, я прекрасно понимаю, что эта территория означает новизну. А что-то новое всегда блестит в начале, но теряет свой блеск со временем.