Страница 60 из 67
И, войдя в свой блокгауз, он разослал приказы во все концы судна.
Жизнь шестисот людей, находившихся там, была в его руках: он был в этот момент их главой, после Бога.
Было сделано распоряжение, чтобы прожектор на марсе грот-мачты был наготове для освещения двух замеченных неприятельских судов, когда они будут на расстоянии приблизительно одной мили. Артиллерийскому офицеру, командовавшему двумя орудиями передовой башенки, приказано было зарядить их снарядами, начиненными кордитом, и открыть огонь из всех орудий.
Минный офицер получил приказ быть наготове, чтобы своевременно выпустить мину из носовой части, если неприятельские суда преградят путь.
Наконец все были предупреждены, что после пальбы из орудий прожектор будет погашен, и для того чтобы сбить неприятеля с толку и дать возможность стрелять орудиям задней башенки, будет сделан поворот налево. После этого зажгут все прожекторы для того, чтобы отразить всякую атаку миноносца или контрминоносца.
Затем командир крейсера отправил на «Монтану», на миноносцы «Буйный» и «Ракета» своей эскадры и на крейсера 2-й эскадры, которые должны были следовать за ним через восемь-девять часов, следующую депешу:
«Крепость Мидуэй взорвана сейчас на наших глазах. “Колорадо” готовится к бою один против двух судов, сила которых мне неизвестна, но которые собираются высадиться на развалины крепости. Идите на всех парах, чтобы помочь мне, подобрать нас или отомстить. Гезей».
Сделав эти распоряжения, он вернулся на мостик для того, чтобы увидеть результат стрельбы. В темноте ему преградила путь какая-то тень, и послышался неуверенный голос:
– Командир, в шести милях от Мидуэя выступает над поверхностью воды скала… вы не боитесь?
– Ах! Это вы, мой дорогой инженер… Эта мысль доказывает, что вы пришли в себя… В добрый час! Что касается скалы, на которой находится гидрографический сигнал, то будьте спокойны, я знаю… остров останется далеко от нас… налево.
– Если бы вам удалось потопить этих проклятых! – простонал молодой человек, охваченный новым приступом горя, смешанного с ожесточением.
– Я сделаю все возможное для этого! Мы имеем то преимущество, что являемся неожиданно, потому что в течение последних восьми дней они не рассчитывают на наше появление… Прежде чем их прожекторы откроют нас, мы всадим в их чрево целую тонну взрывчатых веществ, и если это крейсера, как я полагаю…
Командир Гезей не докончил. Прожекторы неприятельских судов только что переместились, и теперь можно было увидеть утес Мидуэя в конусе света. Освещенный полным светом, потому что японские крейсера находились не дальше как в полумиле – Мидуэй казался очень близко. Морис Рембо был очень удивлен, когда увидел, что крепость совершенно не изменила своих очертаний. Однако она была взорвана.
Он разглядел на ее верхушке выступ одной из башенок, но она была безмолвна. Флаг, вышитый руками Кэт, исчез.
На правой стороне скалы обнаружилась вертикальная стена, которой он не видел раньше. Казалось, что утес был рассечен пополам невидимым мечом Роланда.
Вдруг с марса большой мачты «Колорадо» вырвался сноп света, направленный на неприятельские суда, скользнул на мгновение по морю, и из мрака вынырнули четыре наполненных людьми катера, из которых два еще не успели оторваться от корпуса крейсера. Крейсер стоял на траверсе, ярко освещенный и повернувшись носом к крепости.
Он представлял прекрасную мишень для стрельбы.
Прошло несколько минут, показавшихся Морису Рембо бесконечными.
Чего выжидал этот артиллерист, не открывая стрельбы из обоих орудий? Ответ был ясен: он хотел стрелять только наверняка; близость мишени позволяла это.
Произошло что-то ужасное!
Оба выстрела грянули одновременно, и весь корпус «Колорадо» вздрогнул.
Два чудовищных снаряда, каждый весом в 470 килограммов и начиненный 280 килограммами взрывчатого состава, врезались одновременно в борт неприятельского крейсера. Два столба дыма сейчас же указали место, где взорвались оба снаряда, разбрасывая вокруг себя, среди страшного вихря воспламенившихся газов тысячи осколков стали.
Было вполне очевидно, что эти оба выстрела смертельны и что, взорвав котлы, они моментально выведут судно из строя. И командир Гезей, отдав рулевому распоряжение повернуть налево, тотчас резко изменил свои первые распоряжения.
Морис Рембо услышал, как он кричал в рупор:
– Направьте сейчас же оба прожектора в сторону на только что обнаруженные катера, нагруженные людьми, палите в них из всех имеющихся в распоряжении орудий и митральез!
Затем он прибавил:
– Откройте огонь из кормовой башенки по второму крейсеру.
Когда он кончил эту фразу, к нему явились с подробным отчетом:
– Обратите внимание, командир! Мина из подводной части пущена! Хорошая траектория!
Хорошая траектория – это значило, что приблизительно через 40 секунд можно рассчитывать увидеть, как мина взорвется у пробитого ранее 305-миллиметровыми орудиями крейсера.
Жених Кэт, с которым командир тотчас поделился доставленной ему вестью, ждал со сжатыми зубами и с широко раскрытыми глазами. Вдруг из глубины японского крейсера брызнул столб воды вышиной до 20 метров. Казалось, что судно было приподнято страшным подводным сотрясением; затем видно было, как крейсер накренился направо…
Его палуба была покрыта подвижными черными точками. Обе башенки показали свои колпаки и выступавшие из них длинные дула орудий, обозначились параллельно, точно две зрительные трубы огромного бинокля.
Крейсер стал крениться быстрее и его мачты опустились в воду.
Прежде всего скрылись в воде его марсы, потух находившийся на одном из них прожектор, и внезапно все судно исчезло в водовороте.
– С одним – кончено! – сказал командир Гезей металлическим голосом. – Примемся за второй!
Он взял из рук рулевого рычаг, для того чтобы предотвратить слишком быстрый полуоборот, который не дал бы возможности центральной артиллерии продолжать стрельбу по катерам, переправлявшим к Мидуэю десант. Орудия правого фланга уже гремели вдоль всего борта, с пробитых катеров сыпались груды людей в бушующие волны; другие катера старались скрыться налево и выйти из полосы света, отдававшего их во власть целого урагана картечи.
Это напоминало Морису Рембо тот момент, когда он был свидетелем, как японцев ошеломил неожиданный свет прожекторов Мидуэя, ярко осветивший на угольной площадке колонну, готовую к атаке. Острая боль, сжимавшая его сердце, смягчилась при виде горячо желанной расправы с врагом. Но эта боль охватила его несколько минут спустя еще сильнее, глубже, потому что ни совершившееся на его глазах кровопролитие, ни вполне удовлетворенное чувство мести не могли заменить ему это грациозное и прекрасное существо, признание которого, полное сдерживаемой страсти, еще звучало в его ушах. Жертвы, возжигаемые в память усопших, не возвращают их к жизни… Где она находится среди этого ада? В уцелевшей ли от взрыва части Мидуэя? Или она качается в крепостной моторной лодке, или погибла от страшного взрыва пороховых газов?
В голове его засела только одна мысль: высадиться в Мидуэе, обежать все развалины, все разрушенные казематы, искать ее повсюду, призывать ее в отчаянии.
Он присутствовал точно во сне до конца этого сражения, во время которого действовали орудия и мины только одной из сражающихся сторон, так как японцы были лишены возможности отражать удары.
Он услыхал новый залп из двух орудий второй башенки, но не мог видеть его действие, так как «Колорадо» повернулся кормой к Мидуэю. И молодой человек, ослепленный светом прожекторов, мог теперь разглядеть с мостика только молочно-белую полосу утренней зари на отдаленном горизонте.
Его охватило бешенство. Стоило явиться сюда часом раньше – и крепость не была бы взорвана.
«Колорадо» опоздал только благодаря адмиралу Гопкинсу, заставившему «убить» несколько часов на захват «Космополитена». Разве он не мог возложить эту обязанность на следующую эскадру или на специально снаряженные для этой цели миноносцы? Если бы «Колорадо», выиграв четыре часа, явился сюда при наступлении ночи, то комендант крепости не привел бы в исполнение вызванный отчаянием взрыв, завещанный майором Гезеем на смертном одре. Кто был комендантом? Несомненно, капитан Бродвей… И нетерпение молодого человека росло.