Страница 6 из 16
Муж недоверчиво покачал головой, но развивать тему не стал, спросив только:
— Завтра? Значит, решились всё-таки?
— Да, утром будет физический пуск.
— Не послушали, значит, Матвеева…
— Вот вам и «режим строгой секретности», — рассмеялась Ольга. — Все всё знают!
— Что ты хочешь, «Загорск-дюжина» — как деревня. Слухи разлетаются моментально. Но вот что я тебе скажу… — он сделал паузу. — Я Матвееву верю больше, чем всем остальным. Он один понимает, как это всё работает. Так что, если он сомневается — то и ты поостерегись. Стой там подальше, что ли… А лучше — вообще не ходи на этот пуск. В твоём положении…
— Нет, — решительно сказала Ольга. — Мы все работали ради этого дня. И у меня всего седьмой месяц, рано ещё изображать наседку на яйцах.
— Люблю тебя, Рыжик, — обнял её муж.
— И я тебя. Пошли в кровать, Лизавета Львовна сказала, мне пока можно… Или ты снова будешь сомневаться в её компетенции?
— В этом вопросе я ей полностью доверяю!
Историограф. «Обратная сторона любви»
— А не хочешь прогуляться? — спросил Борух таким неестественно-бодрым тоном, что я сразу насторожился. — В хорошей компании на пленэр… Как в старые добрые?
— Боря, не пугай меня… Что стряслось?
— Ну что ты сразу? Ещё ничего. Просто намечается интересная экспедиция, и я подумал: «Ба! А ведь нашему другу-писателю это дало бы кучу новых впечатлений!»
— Боря…
— Ладно, ладно. Ты же знаешь, что мы ищем базовый срез этих… Как их там сейчас называют?
— Агрессоров?
— Ага, их, чтоб им повылазило, — закивал Борух. — И наши аналитики…
— Какие «наши аналитики»? Откуда у нас аналитики?
— Подловил, — признался Борух, — не наши. Ну, то есть, не совсем наши. Помнишь забавного бородатого поца, который жену свою искал?
Я вспомнил. Мне он не показался таким уж «забавным» — вполне адекватный мужик. Учитывая, конечно, обстоятельства.
— Позывной «Зелёный»? Погонщик троллейбуса?
— В точку. Поц, оказывается, не только по троллейбусам горазд. Умеет какие-то «графы и таймлайны» — только не спрашивай меня, что это. Андрей с ним договорился, и он по нашим данным что-то вычислил.
— Круто, — настороженно признал я. — А я причём?
— Тут, понимаешь, такое дело…
Я вздохнул, закатил глаза и демонстративно посмотрел на часы. У меня сегодня ещё была лекция.
— Короче, туда надо идти сложным путем, через несколько транзитных реперов. А у тебя по этим делам довольно приличный опыт…
— Я далеко не самый опытный оператор, — тут же открестился я.
И это я себе польстил — в Коммуне несколько зубров, по сравнению с которыми я даже не птенец — а так, яйцо недовысранное.
— Зато ты в теме, — не сдавался Борух. — Совет не хочет увеличивать число посвящённых, а ты уже и так во всем этом по уши. Ха! — он звонко хлопнул себя тактической перчаткой по наколеннику. — Это они ещё не знают, что мы стороннего аналитика привлекали! У Палыча бы остатний глаз от злости выскочил!
— Это ж Ольгина идея, да? — дошло до меня, как до жирафа.
— Ну, если честно… Просто ей как-то неловко самой к тебе подкатить.
— Ольге — и неловко?
— Ну, она ж тоже живой человек, как ни крути. Ты отказался быть её оператором, она уважает твоё решение. Но обстоятельства…
— Стоп, у неё же есть оператор. Андираос, белокурая бестия, истинный ари… то есть, альтерионец, конечно.
— Ревнуешь?
— Ещё чего! — сказал я Самым Честным Тоном, какой сумел в себе отыскать.
Борух внимательно на меня посмотрел, покачал головой, поцыкал зубом, но комментировать не стал. И правильно, и не надо.
— Андрюха в первую голову проводник, — пояснил бывший майор. Или майоры бывшими не бывают? — Это не то же самое. Воронцов его немного натаскал с планшетом, резонансы он худо-бедно находит. Но, если проводник он один из лучших, то оператор так себе, очень средненький, уровня «ослика». А на транзитных реперах, сам знаешь — только от чутья зависит, прямо мы пойдем или будем петли нарезать для триангуляции. Кроме того, если в команде разом и проводник, и оператор, то шансы унести ноги становятся сильно выше.
— В общем, — Борух поднялся с садовой скамейки, на которой мы беседовали, — мне тоже с тобой было бы спокойнее. Ты редкостно везучий.
— Везучий? — я удивлённо смотрел вслед Боруху. — Издеваешься?
Везение — штука амбивалентная. Если ты упал в море говна, но выплыл — ты везунчик или наоборот? С одной стороны — выплыл же! Не утонул! С другой — упал же! В говно!
Всегда считал себя скорее выплывшим, чем везучим, но это как с наполовину пустым или полным стаканом. Чужой всегда выглядит полнее своего.
— Нет, это не совсем так, Настя, — сегодня спящих на лекции не видно, да и задние ряды заполнены взрослыми коммунарами гораздо плотнее, чем обычно. Видимо, прошёл слух, что я рассказываю что-то интересное.
— Даже рискну утверждать, что совсем не так.
Белобрысая любительница сложных вопросов сегодня в ударе. Приходится отдуваться. Уводит, конечно, дискуссию в сторону, ну да ладно. На самом деле она мне нравится — умненькая девочка, и с характером. И ещё — есть в ней лёгкая чертовщинка какая-то. Некое трудно уловимое отличие от остальных.
— Война вовсе не является форс-мажором для социума. Что? Да, простите. Не является экстраординарной ситуацией, можно так сказать. Запишите: «форс-мажор» — юридический термин, означает возникновение внешних обстоятельств непреодолимой силы, препятствующих выполнению обязательств по некоей сделке. Пояснить нужно? Поясняю:
Вот, допустим, ты, Настя, пообещаешь Вазгену Георгиевичу собрать помидоры в его парнике в обмен на десять порций шашлыка — чтобы накормить друзей на день рождения. Шашлык вы слопаете, а на парник набегут мантисы, и собирать будет нечего — вот это будет форс-мажор. В этом случае вы не будете виноваты, что не собрали, понятно?
Я переждал гомон детских голосов, обсуждающих эквивалентность шашлыка и сбора помидоров с неожиданным выводом, что дядя Вазген не жадный, и шашлык просто так даст. А если помидоры надо собрать — то пусть попросит, они помогут. Осознание товарно-денежных отношений даётся здешним детям с трудом.
— Итак, возвращаясь к войне, — перешёптывания моментально стихли. — Война для человека — это норма, а не исключение. В одном только двадцатом веке кроме известных вам двух мировых войн произошло более трёхсот пятидесяти локальных военных конфликтов. После сорок пятого года, то есть в условно «мирное время», в военных действиях погибло более тридцати пяти миллионов человек. И это не характерная примета новейшей истории, нет. В конце девятнадцатого века подсчитали, что за предыдущие двести лет Россия была в состоянии войны сто двадцать восемь лет. С четырнадцатого века по двадцатый насчитали триста двадцать девять лет войны. Две трети истории воюем, одну — отдыхаем. Долгое время думали, что раньше было лучше. Что война — порождение более-менее развитых цивилизаций, которым есть что делить в мире. Но потом антропологи, исследующие жизнь диких примитивных племён, выяснили, что девяносто пять процентов таких обществ, имеющих самый разный уклад и культуру, постоянно воюют.
— А пять процентов? — немедленно спросила белобрысая Настя. У этой не соскочишь…
— Пять процентов — это изолированные племена, которые и рады бы подраться — но не с кем.
— Как мы? — хихикнул кто-то из середины аудитории.
— Да, как вы, — подтвердил я совершенно серьёзно. — Но, как только обстоятельства меняются, и они начинают соприкасаться с другими народами, тут же начинается взаимная резня. В норме для примитивных племён смертность от военных действий составляет до тридцати пяти процентов мужского населения. То есть, если бы вы были какими-нибудь индейцами… Знаете, кто такие индейцы?
Дети закивали, кто-то изобразил пантомимой луки и томагавки. Наверное, в здешней библиотеке есть книги Фенимора Купера.
— Так вот, если бы вы были индейцами, треть мальчиков погибала бы в непрерывных племенных войнах. Цивилизация, при всей видимой масштабности современных баталий, этот процент не увеличила, а очень сильно сократила. В самой масштабной — пока — войне современности, Второй Мировой, наша — то есть, в некотором роде, и ваша, — страна потеряла около двадцати миллионов человек. Это чудовищная цифра, но это всего двенадцать процентов населения. В самые тяжёлые годы войны общая смертность не поднималась выше двадцати процентов. У индейского мальчика шансов выжить было куда меньше.