Страница 108 из 173
— Не торопись, ловкач! Вместе поедем; разговор есть.
Был у них разговор, на дороге, без свидетелей. Мужской разговор. А перед вечером, уже в сумерках, они подъехали к тому месту, где работали строители, стояли их машины. Впереди — КРАЗ, поодаль от него — Иванов ЗИЛ. Людей у машин не было. КРАЗ свернул к трубе, встал. Водитель вытащил завернутые в мешок форсунки, отнес к очистной и трусцой назад…
— Ты что какой невеселый? — спросила Лиза, когда Иван вернулся. — Устал?
— Угу, — только и ответил Иван, скинул спецовку, пошел мыться.
Никому ничего не стал рассказывать: «Начнутся разговоры, до начальства дойдет… Ник чему». Только дружку сердечному, Мишке Лабузову, как-то, к слову пришлось, попечалился: такая, брат, приключилась вещь. И долго не мог успокоиться:
— Своим же трудягам ножку подставить — какой мразью быть надо!.. Нет, не строить он сюда ехал — рвать.
Помолчал, усмехнулся:
— Ну, потолковали мы правильно! Объяснил я ему, что с чем едят. Слышь, слово дал, клялся, божился. Ладно, погляжу, почем у него слово…
К окнам прильнула предрассветная мгла. Ровно посапывает на своей полке Сережка. Лизу не слышно; она и спит тихонько. Иван встает, одевается, стараясь не шуметь: пусть поспят… У него расчет свой: если выехать пораньше, завтра к ночи можно успеть вернуться.
И вот Кунград остался где-то позади, скоро Устюрт. Серая, густо прибитая пылью дорога забирает все выше и выше.
Иван прислушивается к гудению мотора. Ничего, тянет! Другие уже ремонтируются, а его «зилка» бегает. Умей ухаживать! Правда, здесь это трудновато. Пыль въедается, проникает всюду, сквозь все сальники. Два-три рейса сделал — меняй подшипники. А дышать? Сперва давали маски такие, респираторы. Но респиратора хватает на полтора-два часа; забивается. И хлопцы махнули на это дело рукой: «Обойдемся».
Подъем Даут-Ата. Желтый, с выходом известняка, голый склон. Иван переключает скорость, мотор натужно, глухо воет.
Да, эдакую махинищу втаскивать нелегко! Плети сварены из «тыщовки», в такой трубе может, не сгибаясь, прогуливаться пятилетний ребенок. Иван открывает дверцу, становится на подножку и, придерживая руль одной рукой, оглядывается: прицеп в порядке, все хорошо.
На середине подъема — пологая площадка. Тут короткая остановка: мотору отдых, себе перекур. Минута тишины. Слева, где подъем переходит в плато, старое, пустынное кладбище. Если вглядеться, между высеченными из камня мусульманскими памятниками замечаешь темный железный крест. Один-единственный. Говорят, это могила русского врача. Он прожил всю жизнь среди каракалпаков, и, когда умер, они в нарушение строгих восточных обычаев похоронили его на своем кладбище. «Да, — думает Иван, — видно, много добра сделал людям этот человек».
Ехать нынче хорошо: ветер встречный, относит пыль назад. Попутный ветер — шоферу пропадать: в кабине пыль винтом, дышать нечем, где дорога — не разберешь. Эх-ха!
Пустыня страшна одиночеством. Это Иван особенно ясно ощутил здесь, на Устюрте. Да, наверно, не только он: ребята всегда стараются ехать компанией, хотя бы в две-три машины. Сегодня они вчетвером. Никого, правда, не видно, растянулись. Километров через десять, в привычном месте, соберутся, малость передохнут, закусят, двинутся дальше.
Случается, конечно, и одному в рейсе бывать. Это Ивана не смущает: привычен. Тоскливо станет — думает о Сережке, о Лизе, о матери… Давненько они с маманей не виделись! Каждый раз, как перевод получит, пишет ему: «За денежки спасибо, сынок, дай тебе бог здоровья. Да сам-то когда ж пожалуешь? Соскучилась по тебе. Приезжай, поживи с нами, женушкой похвались, внучонком побалуй…» А Иван ей в ответ: «Вот дойду до Урала, маманя, тогда побываем у вас обязательно. Покамест не могу: здесь нужен. Сделаем дело, отдохнем. Большое, маманя, у нас тут дело, можно сказать, великое. Нигде еще такого газопровода нет, на всем свете. А у нас будет!..»
Будет!.. Иван это знал точно, по опыту. Так уж повелось: коли наметили что — пусть самое трудное, невиданное, небывалое! — да, миром навалясь, за то дело взялись, непременно сладим с ним, вытянем его, одолеем. Всем чертям на зависть!..
Любил Иван так думать, привык так думать и потому, должно быть, страшно однажды переволновался. Случилось ему взять в дорогу попутчика, приезжего товарища. Ну, слово за слово — разговор. Так, про всякое. Потом приезжий и скажи:
— Вот думаю я, думаю: нет ли тут ошибки? Не зря ли мы газопровод этот громадный строим?
Иван насторожился: «Чего-чего?»
А приезжий глаза сощурил, продолжает:
— Может, выгоднее было бы сделать по-другому? Скажем, построить в районе Газли, возле промыслов, мощную электростанцию, работающую на природном газе. И не газ гнать на Урал по трубам, а электроэнергию по проводам?
У Ивана похолодело внутри. Нехорошо так стало, не по себе… Шутка ли, если и впрямь промашку дали?! Это ж миллиарды! А сколько труда людского, сил, времени!.. Ф-фу, черт! Постой, постой, да, может, он шутит, попутчик мой? Хочет разыграть? Нет, не похоже: серьезный товарищ. Помолчал, начал вслух прикидывать, подсчитывать… В самом деле, по его подсчетам получается невыгодно. Ну-ну!
Ни о чем другом Иван уже думать не мог. Весь обратный путь эта дьявольщина из головы не шла. Приехал, поставил машину, заскочил на минутку к себе, чтоб Лиза не волновалась, — ив соседнее с автобазой СУ. В производственном отделе этого СУ у него знакомый был.
Зашел: как жив, что новенького. А потом: так, мол, и так, сомневается кое-кто. Что, думаешь, может это быть?
Знакомый потер лоб, волосы поерошил:
— Гм!.. Действительно штука…
Разговор услышали инженеры за соседними столами. Один усмехнулся, проговорил:
— Чепуха! Все учтено. Чепуха.
Другой поднял брови, покачал головой:
— Не скажи, старик, не скажи…
И взял в руки карандаш, придвинул лист бумаги.
Товарищ его, поколебавшись, — тоже. И знакомый Ивана.
Стали считать, заглядывать в какие-то справочники, таблицы. Дальше больше: защелкали арифмометры, подключился весь отдел…
— Ну и задачку, брат, ты нам задал!..
Возвращался Иван к себе за полночь, при звездах. И пел песню.
«Зря меня приезжий напугал. Ошибся. Все правильно, все как надо! С электричеством-то дороже…»
Перед утром он проснулся, вроде его кто разбудил. «А может, в СУ не так считали? Трудно им всю стройку охватить, учесть все «за» и «против»…» Ворочался-ворочался — больше не уснуть. Закурил, потом сел к столу, давай письмо писать в Москву на имя министра. «Министр за это дело головой отвечает, точно должен знать».
Через месяц пришел ему ответ: «Уважаемый товарищ Борисовский! Ваша тревога понятна, но оснований для нее нет. Этот вопрос возник еще при составлении генерального плана газификации страны. Группа авторитетных ученых и специалистов представила убедительные расчеты: передавать газ на многие тысячи километров гораздо выгоднее, чем передавать электроэнергию…»
Иван успокоился: раз уж авторитетные ученые, значит, все, вопросов больше нет…
В каких-нибудь ста метрах впереди вдруг запрыгало, замелькало: крупные морды, точеные шеи, поджарые животы, быстрые сухие ноги… Сайгаки! Пролетели, протопали, только пыль из-под копыт! Широкий полукруг у дороги — и снова скок, скок наперерез. Час целый могут так бежать, забавляться… Край непуганых зверей, непуганых птиц! Только мало их тут. Устюрт неприютен.
Ночь. Лучи фар пляшут по серой, уснувшей равнине. Так плясать им до самого утра. Спать Ивану и его друзьям некогда: трассе нужны плети. «Не беда, — думает Иван, — вернусь, посплю. Работа есть работа».
Утром, разгрузившись, Иван, приятель его Николай Осипенко и еще двое парней заезжают в городок к монтажникам и после целого дня сухомятки с удовольствием едят горячий, дымящийся борщ, жареную рыбу, пьют, как и положено в Средней Азии, зеленый чай. Потом, присев у машин, неторопливо, с толком, с расстановкой курят.