Страница 107 из 173
Дрогнули ресницы, снова замерли.
— Ну, чего молчишь? Согласна? Если согласна, так, может, прямо в загс?..
Васильковые глаза взглянули с упреком. Иван смутился.
— Ну ладно, ладно. Не сердись. Только учти: это я не просто так, не шутки ради.
Когда трассу достроили и Ивану как одному из лучших производственников дали в Новосибирске квартиру, он поселился в ней уже с женой и сыном.
Только отпраздновали новоселье — дружок женился, Михаил. Женился, а жить негде.
— Вот что, — сказал ему Иван. — Забирай жену — и ко мне. Места хватит, живи, пока не надоест.
Но тихое житье, оно ведь не про всякого. Вскоре новый, далекий пунктир увлек друзей — трасса «голубого огня» Бухара — Урал. Проводили их жены, всплакнули. Потом соскучились: что это за жизнь? Заперли квартиру, двинулись следом.
Адским зноем, миражами и песчаными бурями, безводьем и огненными песками встретила новая трасса. Трасса без конца и без края. Солоно тут Досталось. Особенно им, водителям, кто все время в дороге, все время в пути. И вот уже пройдены Кызылкумы, Каракумы, начался штурм Устюрта.
Удивительное творение природы этот Устюрт! Будто ножом кто разрезал землю и одну половину приподнял: внизу пески Каракумов, вверху, на двухсотметровой высоте, гладкое, хоть шаром покати, плато. Угрюм Устюрт и грозен — царство камня и ветра, песчаных бурь и тишины. Край гибельных солончаков, легенд и безвестных могил. Край, где пока еще нет дорог, пресной воды, человеческого жилья, но где будут со временем зеленые города.
Устюрт поразил Ивана своей дикой, мрачноватой красотой, величавой суровостью. Старики узбеки не зря говорят: «Где кончается свет, начинается Устюрт». В его южной части огромное соленое болото, зловеще прозванное «Барса-Кельмес» — «пойдешь — не вернешься»…
За эти годы Иван всякого повидал, удивить его было трудно. Однако ничего похожего до сих пор не встречал. Чутье опытного водителя подсказывало: будет битва. Устюрт не замедлил это подтвердить.
Первыми с грузом плетей двинулись тракторы: гусеницы надежнее колес. Но тихоходные тракторы не в состоянии были полностью обеспечить трассу, плетей не хватало. На подмогу им пошли автомашины. Пошли и застряли в пухляке — мелкой, как пудра, перевеянной пыли, толстым слоем покрывающей плато. Пухляк — вещь коварная: в пору дождей, хотя и скудных, он схватывается поверху коркой. Ступи после — провалишься.
Срочно сняли несколько тракторов с перевозки, поручили им тащить автомашины по пухляку.
— В два мотора — это, братцы, не работа, — сказал Иван, к тому времени произведенный в бригадиры. — Поищу-ка я другой маршрут.
Поехал. Было свежо, солнечно, тихо. Вдали, причиняя боль глазам, ослепительно белел солончак. Неожиданно — откуда он только взялся? — налетел ветер, свирепо стеганул по машине. С каждой минутой он крепчал, вздувая тучи вековечной устюртской пыли, заволакивая ею небо, закрывая солнце. Через четверть часа Иван буквально не взвидел света белого: мгла окутала все вокруг.
«Хм!.. Товарищ Устюрт показывает характер. Ну нет, шалишь, не на такого напал! Стоять меня не заставишь…»
Какое-то время Иван двигался в проливном песчаном дожде. Пыль потоками скатывалась по ветровому стеклу. Потом небо слегка прояснилось.
Больше полутора суток о нем не было ни слуху, ни духу. Наконец заявился: весь в пыли, только глаза и зубы видать, голодный и веселый. Сразу к техноруку:
— Есть маршрут! Вокруг соленого озера. Вдвое длиннее, зато машины пройдут. Снаряжайте колонну, поведу.
Потом помчался к себе в вагончик. Подбросил к потолку сына Сережку, перепачкал в пыли. Чмокнул жену:
— Лиза, корми скорее, есть хочу как волк. Через час уезжаю.
— Как «уезжаю»? А отдыхать?
— Некогда, старушка, отдыхать, некогда! Монтажники без трубы сидят…
По следу первой колонны пошла вторая, третья… Лиха беда начало, а там трасса пролегла по Устюрту, двинулись водители, прокладывая новые и новые дороги.
На этом самом Устюрте попал раз Иван в историю. Ох и история, будь она трижды неладна!..
Вез, как обычно, плети монтажникам. Недалеко уже оставалось… В утренней дымке неяркое светило солнце. Кружив одиноко орел. В стороне гигантским удавом чернела труба — там была трасса.
В одном месте, где горбились оседлавшие «удава» изолировочная и очистная машины, а рядом один за другим построились трубоукладчики, Иван увидел бригаду строителей. Только, похоже, не работали они, что-то у них там вроде бы стряслось: сгрудились, руками размахивают, да зло, резко. Трое или четверо, едва плетевоз приблизился, двинулись к дороге наперерез.
«Чего-то хлопцам распонадобилось… Ладно, сделаю остановку, ноги разомну. Заодно куревом разживусь: второпях выехал без запаса…»
Только вылез — строители к нему, хмурые, свирепые.
«Какой их бес так взбаламутил?»
— Сколько машин с тобой идет?
— Две.
— КРАЗы впереди есть?
— Есть один. А что?
— А то, что вор на том КРАЗе, бандюга, сволочь! Понятно?..
Иван опешил: «Ну и ну!» Сказал, сердясь:
— Вы что, белены объелись?
Да лучше бы молчал! Подошли еще парни — и ну орать, костить во все лопатки проехавшего тут «кразиста», крыть его на чем свет стоит.
— Ну что случилось-то? Объясните толком.
Хотя парни, давая выход чувствам, орали наперебой, Иван понял, что произошло. Произошло такое, дьявол побери!..
Час назад бригада прибыла на трассу. Приехали, разошлись по машинам, стали готовиться к работе. Вдруг машинист с очистной — будто его орел в темя клюнул — как завопит чуть не на весь Устюрт:
— О-о! Проклятье!.. Все форсунки повывертывали!..
Хлопцы всполошились, бросились к нему;
— Как так?! Кто вывернул?!
— А я почем знаю!.. Все до единой!
Подумали: может, подшутил кто-нибудь? Обшарили все кругом, оглядели — какое там!
Приуныли хлопцы: форсунки — штука дефицитная, в городке на складе ни одной лишней. А без очистной всей колонне стоять. Она первой по трубе движется, драит ее стальными щетками. За очистной остальные: обливают трубу расплавленным битумом, обматывают специальной бумагой.
Чудно! Вроде бы чужих на Устюрте нет, только свои, строители, да еще буровики кое-где, разведчики. А вот поди ж ты, увели форсунки!.. Чудно и обидно.
Разгадалась загадка, когда кто-то из парней обратил внимание на крупный, свежеотпечатанный в песке след автомашины. Ни у кого сомнений не было: сюда подходил КРАЗ. И совсем недавно.
Все стало ясно: моторы-то у очистной и у КРАЗа однотипные, те же детали… Эх, догнать бы того вора-беглеца! Да машина жаль в городок ушла, а городок не близко…
Тут Иван подъехал, парни зло на нем и сорвали, все, что на душе было, все выплеснули, все высказали… И что, мол, бандюга тот ему дружок небось, и что рвачей, кто о <себе только думает, надо с трассы в шею гнать, и что подонки такие стройку позорят… А один из парней заключил:
— Счастье твое, что на ЗИЛе ездишь — не на КРАЗе. Раскурочили б мотор в два счета! Пусть бы потом на автобазе у вас в затылках поскребли…
В жизни Ивану так стыдно не было, хоть и не за себя, за другого. Тьфу, до чего скверное состояние!..
Парни Ивана глазами, как угольями, жгут. А он стоит, смотреть на них не может. Хотел было что-то возразить, дескать, вовсе он мне и не друг, недавно к нам явился. И нельзя так про всех шоферов думать. А паршивая овца, она в любое стадо затесаться может… Хотел сказать, да слова будто застряли в глотке. Повернулся, пошел к машине, вслед ему неслись обидные, бранные слова.
Поехал. А внутри все колотится.
«Ладно, шкура, я с тобой поговорю! По-нашему, по-шоферски. Займусь твоим воспитанием. Втолкую кое-какие истины, к примеру, что такое честь рабочая и как ее, эту штуку, держать надо… Я тебе растолкую!»
Несколькими часами позже, на разгрузке, Иван встретил того «героя». Бросил, едва себя сдерживая: