Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 70



Ден пошел по коридору, не оглядываясь, и не походил на арестанта – казалось, что это он, большой, сильный, тащит за собой длиннорукого остроухого тролля.

Милена глянула на Элли – та больше не устраивала истерик, просто тихо плакала, по-детски стирая слезы ладонями. Сестра вздохнула, вынула из кармана плаща розовый кружевной платок, вытерла, как малышке, Элли лицо.

Наконец все вышли на улицу – Рабс, открывший им дверь, был сонный и сердитый. Цербер, которого тот держал за ошейник, распахнул было три пасти, но Рабс показал черным собачьим мордам кулак, и те не стали лаять.

Поездка оказалась бесполезной, все чувствовали себя опустошенными и подавленными. В машину сели молча.

– Надо выполнить просьбу Дена – сказать его матери, что случилось, – проговорила Милена, глядя, как проплывают темные силуэты домов за окном автомобиля.

– Не волнуйтесь, я возьму это на себя, – отозвался Генриор, крепко сжимая руль. – Утром съезжу в Ключи. Если, конечно, граф позволит, – добавил он.

– Но мама Дена, наверное, волнуется. Ночь же… – прошептала Элли.

– Ты хочешь, чтобы Генриор отправился в деревню прямо сейчас? – обернулась Милена. – Элли, прекрати. Генриор с утра до ночи работал, потом эта поездка. Дай ему набраться сил.

– Силы у меня есть, – сумрачно отозвался Генриор, управляя машиной. – У меня мозгов нет. Ввязался в историю.

Резкий визг тормозов заставил девушек ахнуть – им показалось, что перед лобовым стеклом внезапно вырос то ли монах, то ли придорожный разбойник в черной накидке.

Глава 19. Не могу я рассвета ждать

Генриор, нервно растерев виски, вышел из автомобиля, громко хлопнул дверью. Раздраженно, сварливо принялся высказывать человеку в черном:

– Что же вы, женщина, бродите ночью по дороге? Да еще в такой темной одежде. Под колеса лезете! Это же опасно! А если бы я вас задавил? Если вам жизнь не дорога, так хоть о водителях бы подумали!

Милена опустила стекло, и до девушек донесся хрипловатый немолодой голос:

– Господа, я в Тисс иду, не знаю, правильно ли, нет ли. Темно, не видно ничего. Правильно хоть?

– Да правильно, правильно! – нетерпеливо проговорил Генриор. – Только, если уж пешком, то лучше бы не по шоссе шагали, а через ближнее село. И по утру! Ночью-то зачем?

– Да меня попутная машина до перекрестка подбросила, а дальше я уж сама. Не могу я рассвета ждать, беда у меня страшная, сына единственного, кормильца, ни за что в тюрьму забрали. Говорят, на двадцать лет упекли, а то и… Похуже, говорят. Хоть увидеть его, обнять, узнать, вдруг, надо ему чего, или помочь чем. Посмотреть на него! А может, вы знаете, где искать там, в городе, тюрьму эту?

Генриор горько вздохнул, облокотившись о серебристый капот машины.

Элли съежилась, укуталась плотнее в клетчатый плед, будто хотела спрятаться в нем, точно в теплом надежном коконе. Она сразу поняла, кто эта женщина.

«Двадцать лет!» – эти слова вспыхнули в Эллиной голове, будто цифры в новомодных часах – огромные, красные, яркие. Дену грозит провести в тюрьме двадцать лет! А ей, Элли, сегодня исполнилось семнадцать... Но главное – остался бы жив!

Если женщина в черном плаще – его мама, как она посмотрит ей в глаза? Что скажет?

Элли кинула взгляд на Милену, та многозначительно покачала головой, открыла дверцу машины, вышла. Элли видела, как сестра, поправляя сбившуюся прическу, молча прислонилась к капоту. А Генриор, сбавляя тон, глухо произнес:

– Ночью туда могут и не пустить.

– Мать-то? Пустят! Я добьюсь, договорюсь, да хоть денег заплачу, хоть небогата. У меня сын-то знаете какой? Работящий мой Ден, рукастый, самый мастеровитый в селе! Он же инженером думал стать, да разве сельчанина в институт-то возьмут? Такие законы… А тут вот беда такая случилась. В тюрьму упрятали, говорят, из-за какой-то богатой девчонки… Да не верю я, что он виноват! Так как дойти-то, до тюрьмы этой? Далеко ли? Не подскажете? Очень мне туда надо!



Генриор помедлил – Элли увидела, как он утомленно сцепил руки. Вопросительно глянул на Милену, та кивнула.

– Ладно, – отрывисто сказал он. – Садитесь в машину. Недалеко еще от города уехали. Вернемся. Довезем.

– Ой, спасибо, спасибо, добрый человек! Добрые вы люди, пусть небеса вам помогут, – запричитала женщина. Милена приоткрыла дверцу, шепнула Элли:

– Только помалкивай пока. Потом скажем.

Женщина – высокая, плотная, большая, неловко забралась в салон, отодвинулась от Элли, чтобы не помешать, не задеть влажным плащом. Обхватила голову руками. Потом достала из кармана платок, долго вытирала мокрые то ли от дождя, то ли от слез щеки.

Машина тряслась на поворотах, подскакивала на ухабах. Все тягостно молчали. Когда вдали показались золотые огни города, пассажирка, будто очнувшись, проговорила:

– Вот как мне повезло, что я вас встретила! А то шла бы да шла, до самого утра бы шагала. Да и город я не знаю совсем, точно бы там заблудилась. Но вы не думайте, я заплачу за дорогу, деньги-то есть.

– У нас тоже есть, не беспокойтесь, – хмуро отозвалась Милена.

– А про Дена-то моего уж вся деревня гудит, у нас слухи – как мухи… – вдруг печально сказала женщина. – Связался, говорят, с какой-то кралей: то ли княгиней, то ли герцогиней, кто их, богатеек, разберет. Да чушь это! Никогда мой сын к богатству не рвался. Работает он честно, зарабатывает прилично, никакой работы не боится. Ни грязной, ни чистой. Он ведь не только руками, но и мозгами трудится, любую бумагу напишет, любые цифры посчитает… Умный парень, хоть и не ученый! Он ведь всё делает, чтобы мы с сестрицей его ни в чем не нуждались, как сыр в масле катались. Для нас он в лепешку расшибется! Для нас, да еще для невесты своей.

Элли показалось, что огни мелькающих машин ослепили ее. Так больно стало глазам, так тяжело – сердцу, и руки заледенели, будто она опустила их в подтаявший снег.

– Для невесты? – ошеломленно пробормотала Элли. – А у него разве есть невеста?

Милена обернулась к ней, посмотрела выразительно, качнула головой, но ничего не сказала. А Генриор никак не отреагировал – как ехал, так и продолжил ехать.

Женщина пожала плечами – видно, подумала, что юная девушка, тихо кутавшаяся в плед, решила поддержать разговор. Охотно объяснила:

– Конечно, есть. Парню-то по весне двадцать три стукнуло, а с Долли они с малых лет вместе. Детишками были, когда их сосватали. Долли всегда была девочкой хорошей, умницей да скромницей, вот и решили мы с отцом – а чем не невеста? Только что-то со свадьбой затянули. Муж мой так и не дождался женитьбы, лет пять как помер. Я думала, что по осени, когда с урожаем богато, обвенчаются молодые. А оно вот как получилось… – женщина всхлипнула.

– А что же эта невеста с вами в город не пошла? – отозвалась, не оглядываясь, Милена. – Могла бы и навестить жениха-то.

– Да что вы, я сама сказала – не смей, не ходи! – всплеснула руками женщина. – Она ко мне прибежала, плакала, мол, так вот и так… А я ей сказала – дома сиди, сама всё выясню! Она послушная, а дело непростое. Ведь говорят, девчонка какая-то замешана, разобраться надо.

– Послушная, значит, невеста… – проговорила Милена. И больше ничего не сказала.

Дальше ехали молча, только женщина всё вздыхала и утирала глаза кончиком платка. А Элли знобило. Она глотнула кофе, плотнее завернулась в плед, но не согрелась. Бешено кружилась голова. Ее никогда не укачивало в автомобилях, но той ночью тошнота подкатывала к горлу, как липкий засаленный клубок, и пару раз она едва не дотронулась до плеча Генриора: «Остановитесь!» Но выдержала. Докатили до управы.

– Вот здесь арестанты, – глухо сказал Генриор, паркуя автомобиль возле железной двери. – Туда стучитесь.

– Вот спасибо! Спасибо! – забормотала женщина. Она сунулась было в торбу – видно, за кошельком, но Милена, оглянувшись, поспешно мотнула головой:

– Не надо нам ничего.

– Но ведь ее не пустят! – прошептала Элли сестре. – Там такой вредный стражник…