Секретное счастье

Граф вздохнул, достал из золотого футляра очки, нацепил их на нос и взял снимок. На него глянул узколицый темноволосый человек, уже немолодой – видно, за сорок, очень серьезный, с глубокой морщинкой через весь лоб и сухо поджатыми губами. Карие глаза смотрели пристально, испытующе, они будто вопрошали: «А стоит ли знакомиться с вами, сударь?»

И граф расстроился: ничего общего с его беспечной старшей у этого мужчины не было. Видимо, она покорила его красотой, молодостью, живостью, но эйфория пройдет, и от отношений останется только пыль. Значит, новый развод беспутной дочери, за которую давно совестно перед аристократичными соседями, не за горами. Первый-то брак у нее был правильный, дворянский. Муж – состоятельный, именитый, родовитый барон. Да кто о нем уже вспоминает? Говорят, где-то за границей живет…

Глава 9. Дворянские истории

– Ну, как тебе мой будущий муж? – поинтересовалась Милена. Она забрала у отца фотоснимок и аккуратно положила в лиловую глянцевую сумочку. – По-моему, почти идеал: хоть и не дворянин, но серьезный, взрослый, умный, с хорошей профессией. Да?

– Так-то так. Но, по-моему, староват для тебя. Не знаю уж, как вы находите общий язык.

– Прекрасно находим.

– У него же, ты писала, и дети есть?

– Да, двое. Дочка осталась с бывшей женой, а сын с нами.

– Так вы уже живете под одной крышей?

– Папа, мы взрослые люди. И свадьбы у нас не будет. Сходим в ратушу и распишемся.

Граф сдвинул брови, неодобрительно покачал головой, хотел что-то сказать, но только тяжело вздохнул и махнул рукой:

– Ладно, тебе тридцать лет, поздно мораль читать. Так ты что, мужу даже кофе не варишь? Хоть служанка-то у тебя хорошая? А то при таком раскладе снова одна останешься. Потерпит тебя муж с месяц-другой, да и выгонит. Он, судя по фото, мужчина строгий.

– Не выгонит, папа! – улыбнулась Милена. – Всё у нас хорошо. А про белоручку я ведь пошутила. И служанки у меня никакой нет. Это я кофе варю плохо, а кашу – хорошо. И котлеты отлично жарю. Супы готовлю такие, что твою кухарку могу научить. И полы сама мою, и даже белье стираю.

– Да ты что! – разволновался граф. – Как так? Зачем? Это лишнее! Денег-то хватает?

– Хватает, не переживай. Мне домашние хлопоты только в радость.

– Нет, ты, родная, руки не порти, горничную найми или хотя бы машину стиральную купи – не старые же времена! У нас теперь даже в замке машина.

Граф отпил кофе из перламутровой чашечки, помолчал, а потом сказал уже другим, печальным, не сварливым тоном:

– Очень я за тебя переживаю, дочь. Очень. Меня уже, поверь, и соседские шепотки не тревожат. Хочется, чтоб жила ты семьей, детей родила, не порхала, как синие мотыльки. Вот выходишь ты снова замуж – а душа у меня неспокойна. Твой ли этой человек?

– Мой, – серьезно сказала Милена – словно веселость с губ смахнула. – Я хочу с ним жизнь прожить.

– Живи, что же… Только, кажется, разные вы слишком. Дай-то небо, чтобы я ошибался. Привезла бы хоть с отцом-то познакомить.

– Обязательно приедем! Как только будет посвободнее – сразу!

Милена выскользнула из кресла – зашуршал фиолетовый шелк платья. Шагнула к отцу, склонилась, обняла, прижалась лицом к его щеке.

– Не волнуйся за меня, – прошептала она. – Я другая стала, совсем другая. У меня столько в жизни случилось, что от той Милены, что была в юности, ничего не осталось. Люди иногда так меняются, что поверить трудно. В любом возрасте судьбу можно перекроить, все карты перетасовать, открыть в жизни новую страницу. И в мои тридцать лет, и в твои шестьдесят. Ты просто поверь!

– Нет, я-то – всё, мне-то поздно, – растроганно проговорил граф. – А ты береги себя, дочка. Будь счастлива.

***

Устроившись за одним из круглых столиков большого Белого зала, Элли глотала колючий лимонад и давилась приторным заварным пирожным. Есть не хотелось, но Крис, который не отходил от нее ни на шаг, назойливо настаивал: «Обязательно перекусите, Элли, а то вы такая бледная и вас шатает, точно от ветра! Излишняя стройность – это не признак здоровья!» Легче было попробовать кусочек, чем убеждать молодого герцога в отсутствии аппетита.

Крис, закидывая в себя разнобразные канапе и мясные нарезки, в деталях рассказывал, как сдавал сессии и защищал диплом в элитном университете («Разумеется, пользовался дворянскими привилегиями и приходил на экзамены последним. Нет ничего проще! Зашел, вышел – получил «отлично». Никакого давления, никаких проблем!»). Жаловался на троллей, которых принял на работу: «За ними глаз да глаз! Только и думают, как бы хозяина облапошить!» Долго сетовал на то, как трудно в столице найти подходящий ресторан, чтобы хорошенько выпить с приятелями: «Всё оккупирует богатая, но тупая молодежь из низов!» Крис сообщил, что, когда у него будут дети, он ни за что не позволит им общаться не только с городскими нищебродами, но и с состоятельными простолюдинами, – надо искать компанию исключительно в своем достойном дворянском кругу. «Но ведь дворян так мало, особенно в городе!» – удивилась Элли, на что Крис отреагировал мгновенно: «Значит, они будут дружить только с детьми из Лесного! Именно так. И точка!»

Элли не нравился его снобизм, она выросла в городе, где людей не делили на дворян и не-дворян. Только приезжая к отцу в Розетту, она словно попадала в средневековую сказку с замками, приемами, балами и единорогами. Но для герцога Криса это была обыкновенная жизнь и другой он знать не хотел.

Дворянские истории Элли быстро наскучили, она попыталась вставить несколько слов о городе, о школе, о живописи, которой давно увлекалась. Но быстро поняла, что молодой герцог ее не слушает, – ему были интересны только собственные рассуждения. Тогда Элли и вовсе перестала думать о герцоге, воспринимая его речь, как белый шум. В голове билась только одна мысль: «Неужели я целый год не увижу Дена? А как жить без него? Я не смогу, не смогу!»

Грянула мазурка, за ней – чинный полонез. Крис не оставлял Элли ни на минуту, а когда к ним шагнул вертлявый и смешливый граф Барток и пригласил на танец «маленькую, но такую милую принцессу бала», виртуозно его отшил – вежливо, но определенно. И все, кто был рядом, мгновенно поняли – Элли не трогать! Молодой герцог имеет в отношении нее серьезные планы.

Только Элли об этом не задумывалась. Она принимала ухаживания Криса за дружеские, ей нисколько не льстило внимание высокородного соседа, она не замечала завистливых взглядов юных дворянок. А если бы Ранита вдруг спросила, чем же не устраивает ее богатый и родовитый красавчик, Элли бы ответила: «С Деном тепло, а с Крисом – никак…»

Только Ранита ничего не спрашивала. Ее вообще не было видно. Накрывали столы и убирали посуду тоненькие, тихие и незаметные, как тени, приглашенные официантки, а где находится Нита, Элли понятия не имела.

А если бы узнала, поразилась до глубины души.

Ранита, обняв острые колени, сидела на смятой постели графа Андреаса, брата Элли, и не было на ней ровным счетом ничего: даже белоснежная накрахмаленная наколка с головы слетела, и блестящие темные волосы рассыпались по обнаженным плечам. Ранита плакала – не в голос, не навзрыд, но бесконечно горько, и тушь оставляла на нарумяненных щеках кривые черные ручейки. А граф Андреас, облаченный в серый халат, молча глядел в окно на ухоженные тропинки сада, будто там происходит невесть что интересное, и не думал ее успокаивать.

Глава 10. Графин с трещиной

– Ну, хватит ныть, – наконец проговорил Андреас, обернувшись и с неприязнью покосившись на Раниту. – Или оденься хотя бы, а потом уже поплачь.

Ранита, вытерев ладонью глаза, как была раздетая, медленно спустила ноги с кровати и побрела босиком в душ – он был здесь же, в покоях за дверью. Она ничем не прикрылась – совершенно не стыдилась Андреаса, и тот снова окинул цепким взглядом ее точеную фигуру. Тонкая талия – кажется, двумя пальцами можно обхватить. Крутые бедра, а ноги – как у балерины. Идеально плоский живот. Руки хрупкие, пальцы нежные, легкие – не скажешь, что занимается грязной работой. Серебряный гвоздик в пупке – удивился, когда впервые увидел. Кожа гладкая, сияющая. Волосы богатые – прикрывают ее, как дорогая шаль.