Страница 130 из 135
знакомых Фриды, даже не из слуг, потому что такой человек лишь удивленно
посмотрел бы на нее и прошел мимо, а главное, не сумел бы отнестись к ней
серьезно, да и при самом большом красноречии ей никого не удалось бы убедить, что он стал домогаться ее, Фриды, и она не смогла ему сопротивляться
и в какой-то безумный миг сдалась, — надо было найти такого человека, чтобы про него можно было бы поверить, будто он, такое ничтожество, при всей
своей тупости и неотесанности, все же потянулся не к кому-то, а именно
к Фриде и что у него не было желания сильнее, чем — о господи боже! — жениться на Фриде. Но даже если бы попался самый последний человек, по возможности куда ниже любого холопа, то он все-таки должен был оказаться таким, чтобы из-за него тебя не засмеяли, таким, чтобы и какая-то другая, пони-мающая девушка могла бы найти в нем что-то привлекательное. Но где же
отыскать такого? Другая девушка, несомненно, искала бы его понапрасну всю
жизнь. Но, на счастье Фриды, к ней в буфет попал землемер, и попал, может
быть, именно в тот вечер, когда ей впервые пришел на ум этот план. В сущности, о чем думал К.? Какие особенные мысли были у него в голове? Чего выдающе-гося он хотел добиться? Хорошего места, наград? Вот чего он хотел, да?
Ну, тогда он с самого начала должен был взяться за дело по-другому. Но ведь
он ничто, жалко смотреть на его положение. Да, он землемер, это, может быть, что-нибудь да значит, выходит, что он чему-то учился, но если эти знания
замок
417
никак применить нельзя, значит, он все же ничто. Однако он ставит требования без всякого стеснения, и хоть ставит он эти требования не прямо, но сразу
видно, что у него есть какие-то требования, а это всех раздражает. Да знает ли
он, что даже горничная унижает себя, если она с ним разговаривает дольше, чем надо? И со всеми своими особенными требованиями он попадает в самую
грубую ловушку. Неужели ему не стыдно? Чем это Фрида его подкупила?
Теперь он уже может сознаться. Неужели она могла ему понравиться, это то-щее, изжелта-бледное существо? Ах, вот оно что, он на нее даже и не взглянул, она только сказала ему, что она возлюбленная Кламма; его, конечно, это поразило, и тут он окончательно влип! Ей-то пришлось отсюда убраться, таким
в гостинице места нет. Пепи видела ее в то утро, перед уходом, вся прислуга
сбежалась, всем было любопытно взглянуть на нее. И такая у нее была еще
власть, что ее жалели; все, даже враги, ее жалели, вот до чего ее расчет оказался
правильным, никто понять не мог, зачем она себя губит из-за такого человека, всем казалось, что это удар судьбы; маленькие судомойки, которым каждая буфетчица кажется высшим существом, были просто безутешны. Даже Пепи
была тронута, даже она не могла себя пересилить, хотя ее внимание было на-правлено на другое. Ей бросилось в глаза, что Фрида совсем не выглядела такой уж грустной. Ведь, в сущности, ее постигло огромное несчастье, впрочем, она
и делала вид, будто очень несчастна, но этого мало. Разве такая комедия могла
обмануть Пепи? Так что же ее поддерживало? Неужто счастье новой любви?
Нет, это исключалось. Но в чем же причина? Что давало ей силу быть по-прежнему сдержанно-любезной, даже с Пепи, которая уже тогда намечалась ей в за-местительницы? Впрочем, Пепи было некогда в это вникнуть, слишком она
была занята подготовкой к новой должности. Уже часа через два-три надо
было приступать к работе, а у нее еще не было ни красивой прически, ни на-рядного платья, ни тонкого белья, ни приличной обуви. И все это надо было
достать за несколько часов, а если за это время не привести себя в порядок, так
лучше вообще отказаться от такого места, все равно потеряешь его в первые
же полчаса. Однако же ей как-то удалось все выполнить. Причесываться как
следует она хорошо умела, однажды даже хозяйка попросила сделать ей прическу, у Пепи на это рука легкая, правда, и волосы у нее самой густые, послуш-ные, можно их уложить как угодно. И с платьем ей помогли. Обе ее верные
подружки постарались. Правда, для них это тоже честь, когда буфетчицей становится именно девушка из их компании, да к тому же Пепи, войдя в силу, могла бы оказать им значительную помощь. У одной из девушек давно лежал
отрез дорогой материи, ее сокровище, часто она давала подругам любоваться
им и, наверно, мечтала, какое роскошное платье сошьет себе, но теперь —
и это было прекрасным поступком с ее стороны — она пожертвовала отрез
для Пепи. Обе девушки с готовностью помогали ей шить и не могли бы шить
усерднее, даже если бы шили на самих себя. И работали весело, с удовольствием. Сидя на своих койках, друг над дружкой, они шили и пели, передавая друг
другу то вниз, то вверх готовые части и отделку. Стоит Пепи теперь об этом
418
ф. кафка
вспомнить, как у нее еще тяжелее становится на душе, оттого что все было
напрасно и ей теперь придется с пустыми руками возвращаться к своим подругам. Какое несчастье и какое легкомыслие тому виной, особенно со стороны К.! Как они тогда радовались платью, оно казалось им залогом удачи, а когда под конец находилось еще местечко для какого-нибудь бантика, у них исчезали последние сомнения в успехе. И разве оно не прекрасно, это платье!
Правда, сейчас оно уже измято и немножко в пятнах, другого платья у Пепи
нет, пришлось носить одно и то же день и ночь, но все еще видно, какое оно
красивое, даже проклятая варнавовская девка не сшила бы лучше. И у платья
есть еще особое преимущество: его можно затягивать и распускать и снизу
и сверху, так что хоть платье одно и то же, но выглядит по-разному, это она
сама придумала. Впрочем, на нее и шить легко, но Пепи хвастать не собирается; молодой здоровой девушке все к лицу. Труднее было с бельем и с обувью, тут-то и начались неудачи. Подруги и в этом ей помогли как могли, но могли-то они сделать очень мало. Удалось собрать и перештопать только самое грубое бельишко, и вместо сапожек на каблуках пришлось обойтись домашними
туфлями, которые лучше совсем не показывать. Все старались утешить Пепи: ведь Фрида тоже не слишком хорошо одевалась, часто она ходила такой рас-трепой, что гости предпочитали, чтобы вместо нее им прислуживали парни из
погребка. Все это верно, но Фриде многое разрешалось, она уже была на виду, в чести, а если настоящая дама и покажется в грязноватом и неаккуратном
виде, это еще соблазнительней, но разве такому новичку, как Пепи, это
сойдет? Да кроме того, Фрида и не умела хорошо одеваться, вкуса у нее и в по-мине нет; если у тебя кожа с желтизной, ее, конечно, не сбросишь, но уж нельзя надевать, как Фрида, кремовую кофточку с огромным вырезом, так что
у людей в глазах становится желто. Но пусть бы даже и этого не было, все равно она слишком скупа, чтобы хорошо одеваться, все, что зарабатывала, она ко-пила, никто не знал зачем. На этой работе ей деньги не нужны, она себе все
добывала враньем и плутнями, но Пепи и не может и не хочет брать с нее пример, потому ей и надо было нарядиться, чтобы показать себя в выгодном свете, особенно с самого начала. Если бы только она могла пустить в ход более сильные средства, то, несмотря на все Фридины хитрости, на всю глупость К., она
осталась бы победительницей. Да и началось все очень хорошо. Все необходимые навыки, все нужное умение она уже приобрела заранее. За буфетной стойкой она сразу почувствовала себя как дома. Никто и не заметил, что Фрида
больше не работает. Только на второй день некоторые посетители стали справляться: куда девалась Фрида? Но Пепи ошибок не делала, хозяин был доволен, в первый день он еще беспокоился, все время сидел в буфете, потом уже стал
заходить только изредка и наконец — так как касса была в порядке и выручка
даже стала в среднем больше, чем при Фриде, — он всецело предоставил работу Пепи. А она ввела кое-какие новшества. Фрида, не от усердия, а скорее от