Страница 131 из 135
скупости, от властолюбия, от страха, что кому-то надо уступить какие-то свои
права, всегда обслуживала слуг сама, особенно когда никто не видел, но Пепи,
замок
419
напротив, целиком поручила это дело парням из погреба, они ведь куда при-годнее для такой работы. Таким образом, она оставляла себе больше времени
для господских комнат, постояльцы обслуживались быстрее, кроме того, она
могла перекинуться с каждым несколькими словами, не то что Фрида —
та себя, по-видимому, берегла для одного Кламма и любое слово, любую попытку подойти к ней воспринимала как личное оскорбление Кламму. Впрочем, это было довольно умно, потому что, когда она потом подпускала кого-то
к себе поближе, это считалось неслыханной милостью. Но Пепи ненавидит
такие уловки, да ей и не годилось начинать с них. Пепи со всеми была любезна, и ей отвечали любезностью. Видно, всех радовала перемена, а когда эти господа, натрудившись, наконец улучают минутку, чтобы посидеть за кружкой пива, они форменным образом перерождаются, если только сказать им словечко, улыбнуться, повести плечиком. И все наперебой до того часто ерошили кудри
Пепи, что ей раз десять на дню приходилось подправлять прическу, а не под-даться соблазну этих локончиков и бантиков никто не мог, даже такой рассеянный человек, как сам К. Так проходили дни, в напряжении, в постоянной
работе, но и с большим успехом. Если бы они только не так скоро пролетели, если бы их было хоть немного больше! Четыре дня — это очень мало, даже
если напрягаешься до изнеможения; может быть, пятый день принес бы больше, но четыре дня слишком мало! Правда, Пепи и за четыре дня приобрела
многих покровителей и друзей, и если бы верить всем взглядам, то, когда она
проплывала по залу с пивными кружками, ее просто омывали волны друже-любия, а один писарь по имени Бартмейер в нее втюрился, подарил ей вот эту
цепочку с медальоном, а в медальон вставил свою карточку, хотя это, конечно, дерзость; да мало ли что случилось, но ведь прошло всего четыре дня, за четыре дня Пепи, постаравшись как следует, могла бы заставить всех позабыть
Фриду, пусть даже не совсем, да ее позабыли бы и раньше, если бы она перед
тем не устроила настолько большой скандал, что ее имя не сходило с уст; оттого она опять и стала людям в новинку, они с удовольствием повидали бы ее
снова, уже из чистого любопытства; то, что им надоело до отвращения, теперь
благодаря появлению в общем ничего не стоящего человека снова манило их, правда, они не отказались бы из-за этого от Пепи, пока она дейст вовала на них
своим присутствием, но по большей части это были люди пожилые, с устояв-шимися привычками, проходит не день, не два, пока они привыкнут к новой
буфетчице, даже если эта перемена к лучшему, эти господа поневоле привыка-ют дольше, скажем дней пять, а четырех дней мало, пока что для них Пепи все
еще чья-то заместительница. А потом случилось, пожалуй, самое большое несчастье: за эти четыре дня Кламм ни разу не вышел в буфет, хотя все время находился в Деревне. Если бы он пришел, то это было бы главным и решительным испытанием для Пепи, которого она, впрочем, не боя лась, а скорее ему
радовалась. Она — хотя о таких вещах лучше вслух не говорить — не стала бы
любовницей Кламма и лживо не присвоила бы себе такое высокое звание, но
она сумела бы ничуть не хуже Фриды мило подать кружку пива, приветливо
420
ф. кафка
поздороваться без Фридиной назойливости и приветливо попрощаться, а если Кламм вообще чего-то ищет во взгляде девушки, то во взгляде Пепи он
досыта нашел бы все, чего хотел. Но почему же он не пришел? Случайно ли?
Тогда Пепи так и думала. Два дня она ждала его с минуты на минуту, даже
ночью ждала. Вот сейчас придет Кламм, непрестанно думала она и бегала взад
и вперед, без всякой причины, от одного только беспокойного ожидания, от
стремления увидеть его первой, сразу, как только он войдет. Ее измотало постоянное разочарование, может быть, она из-за этого и выполняла свои обязанности хуже, чем могла. А когда выдавалась свободная минутка, она прокра-дывалась в верхний коридор, куда прислуге входить строго воспрещалось, и ждала там, забившись в уголок. Хоть бы сейчас вышел Кламм, я могла бы
взять этого господина на руки и снести в буфет из его комнаты. Под таким гру-зом я бы даже не споткнулась, каким бы тяжелым он ни оказался. Но Кламм не
шел. В том коридоре, наверху, до того тихо, что и представить себе нельзя, если там не побывал. Так тихо, что долго вынести невозможно, тишина гонит
оттуда прочь. Но все начиналось сначала: десять раз ее гнала тишина, и десять
раз Пепи снова и снова подымалась туда. Это было бессмысленно. Захочет
Кламм прийти — он и придет, а не захочет, так Пепи его и не выманит, хоть бы
она задохнулась от сердцебиения в своем уголке. Ждать было бессмысленно, но если он не придет, тогда почти все станет бессмысленным. Однако он не
пришел. И теперь Пепи знает, почему Кламм не пришел. Фрида была бы в восторге, если бы могла увидеть, как Пепи стоит наверху в коридоре, прижав обе
руки к сердцу. Кламм не сходил вниз, потому что Фрида этого не допускала.
И не просьбами она добивалась своего, никакие ее просьбы до Кламма не доходили. Но у нее, у этой паучихи, есть связи, о которых никому не известно.
Когда Пепи что-нибудь говорит гостю, она говорит вслух, открыто, ее и за соседним столом слышно. А Фриде сказать нечего, поставит пиво на стол и отой-дет, только ее нижняя шелковая юбка — единственное, на что она тратит деньги, — прошуршит на ходу. Но уж если она что-то скажет, так не вслух, а шепотом, на ухо посетителю, так что за соседним столом все навострят уши. Вероятно, то, что она говорит, никакого значения не имеет, хоть и не всегда, связей у нее
много, а она еще укрепляет их, одну с помощью другой, и если что-то не удается — кто же станет долго интересоваться Фридой? — то какую-нибудь из этих
связей она все же удержит. И эти связи она постаралась сейчас использовать.
К. дал ей для этого полную возможность: вместо того чтобы сидеть при ней и стеречь ее, он почти не бывает дома, бродит по Деревне, ведет переговоры, то там
то сям, ко всем он внимателен, только не к Фриде, и, чтобы дать ей еще больше
воли, он переселяется из трактира «У моста» в пустую школу. Хорошее же
это начало для медового месяца! Конечно, Пепи — последний человек, который станет попрекать К. за то, что он не выдержал общества Фриды, никто не
мог бы выдержать. Но почему же он тогда не бросил ее окончательно, почему
он все время возвращается к ней, почему он своими хлопотами у всех создал
впечатление, будто он борется за Фриду? Ведь выглядело так, будто он только
замок
421
после встречи с Фридой понял свое теперешнее ничтожество и хочет стать
достойным Фриды, хочет как-то вскарабкаться повыше, а потому пока что не
проводит с ней все время, чтобы потом без помехи наверстать упущенное.
А пока что Фрида не теряет времени, сидя в школе, куда она, как видно, зама-нила К., и следит за гостиницей, следит за К. А под рукой у нее отличные посыльные, помощники К., и совершенно непонятно, почему — даже если знаешь К., и то не поймешь, — почему он их всецело предоставил Фриде? Она посылает их к старым своим знакомым, напоминает о себе, жалуется, что такой
человек, как К., держит ее взаперти, натравливает людей на Пепи, сообщает
о своем скором возвращении, просит о помощи, заклинает не выдавать ее
Кламму, притворяется, что Кламма надо оберегать и потому ни в коем случае
не пускать в буфет. И то, что она перед одними выставляет как желание беречь
Кламма, перед хозяином она использует как доказательство своих успехов, обращает внимание на то, что Кламм больше в буфет не ходит. Да и как же ему
ходить, если там посетителей обслуживает какая-то Пепи? Правда, хозяин не