Содержанка

— Блин, знакомо! — перебиваю.

Вспоминаю свою мысль: «Я сделаю лучше». Каждый день. Снова и снова! И такое приятное чувство вечерами, без которого сейчас зубы сводит.

Алекс указывает на меня вилкой.

— Ты делаешь что-то, гормоны шпарят, твой мозг в кайфе, просит повторить. Если же гормон счастья не поступает, принимается решение — бросить. Труба. И приходится его провоцировать искусственно. Спортом, сексом, любовью.

Закусываю губу.

— Так делают все люди, просто большинство неосознанно, — добавляет он.

— Мне не очень нравится, что все прекрасное в мире ты сводишь к биохимии. Не цинично ли это?

Он пожимает плечами, доедая, и откладывает приборы. Говорит совершенно серьезно:

— В школе я считал себя дурачком, у которого ничего не получается. Интересно было разобраться, в чем именно проблема и как ее решить.

— Алекс, ты атеист?

— Я думаю, мы все состоим из атомов и подчиняемся законам физики.

— Ты будто хакнул эту жизнь. — Я игриво приподнимаю брови. Пью сок.

Он склоняет голову набок, смотрит слегка завороженно. Потом вдруг переводит тему:

— Ты восхищаешь меня уже давно. Всё не осознаю, что сидишь на моей кухне. Кажется, фантазирую.

Теряюсь от такой прямоты.

— Ты наблюдал за мной?

— Ты не подумай, ничего такого. Но да, — усмехается он, ерошит волосы на затылке. — Я побывал на многих твоих выступлениях за последние полгода, остальное смотрел в записи. — Опускает глаза, вскидывает. — Только в Эмиратах решился познакомиться.

— Я... тебе, кажется, резко что-то ответила. Извини, была занята приближающимися Играми. Волновалась! А еще... — Вздыхаю. Что уж теперь. — У меня болела нога. Сильно. Я никому не говорила, скрывала как дура. Потом Андреева за это ругала. Короче, ты был ни при чем, я будто чувствовала, что скоро сломаюсь. И это убивало.

— Ты не грубила, просто проигнорировала. Но я уже понял, что у твоей мамы на розы аллергия, это была моя промашка. Надо было навести справки.

Бросает в краску.

— Не нужно расследований, Рафа. Лучше прямо спроси, мне так будет комфортнее.

— Окей. Тогда я почти сразу улетел в Австралию и не знал, что у тебя такая серьезная травма.

— И что я такая скучная алкоголичка, — качаю головой. — Стыдно за вчерашнее, хотя остаток ночи мне понравился.

Алекс работал на диване, а я лежала рядом и наблюдала. За тем, как напряженно он всматривается в монитор, как быстро пальцы летают по клавиатуре. Как слегка расширяются глаза в момент, когда приходит решение. Для меня это был настоящий перфоманс, я так не умею печатать, даже когда знаю, что именно нужно.

— Я понимаю, что с тобой происходит. Мозг по привычке делает запрос на дофамин от тренировки, ты его не выполняешь, мозг не получает ответ и загибается. Ты загибаешься. Ищешь кайф где угодно. В чем угодно. У меня пожизненные с этим проблемы. То есть я всегда чувствую примерно то же, что и ты в последние месяцы. Ощущение неудовлетворенности. Будто сделал недостаточно много.

Я перевожу взгляд на его пальцы, которыми он очень ловко вертит чайную ложечку. Алекс прослеживает и прекращает. Кладет руку на стол, усмехается.

Словно не замечая, как берет другой рукой эту же ложечку и продолжает крутить.

— Да, ужасно трудно сидеть в очередях и в кресле парикмахера, — признается слегка грубовато, отрешенно, будто не его касается. — С возрастом я научился быть собраннее и хоть каким-то образом контролировать дергающиеся руки-ноги, не влетать в драку при первой провокации. — Стреляет в меня хитрым взглядом. — Но болтаю по-прежнему до хрена. И да, очереди ненавижу люто. Как и парикмахерские.

— Тебе пора бы подстричься.

— Да, блин, малышка. Пора бы еще неделю назад.

Почему-то эти слова и признания особенно сильно трогают. У всех есть уязвимости. То, с чем боремся, чего стыдимся. Я не выдерживаю, резко поднимаюсь и подхожу. Алекс отодвигается от стола и притягивает меня к себе на колени. Обнимаю за шею крепко, прижимаюсь. И мне кажется, что мы оба чувствуем то самое. Внутри рассыпаются искры удовольствия.

— Ты такой сильный! — бормочу. — Я в шоке просто. Как ты это делаешь? Как вообще встаешь по утрам и чего-то добиваешься, если живешь в этом?

Вместо ответа Алекс рывком встает прямо со мной на руках. Приходится обнять его крепче, прижаться теснее. От этого еще приятнее! Он же стискивает мои ягодицы, облизывает пересохшие губы. Смотрит в глаза.

— Я объездил примерно двадцать стран, занимался практически всеми видами спорта, какие существуют. Много бухал. — Он несет меня к дивану. — Много чего видел и пробовал. Но знаешь, что я тебе скажу, Чемпионка?

— М-м? — тяну кокетливо. Сама оторваться от его глаз не могу.

Никогда бы не подумала, что внимание одного-единственного человека может так захватить! Подарить трепет, эйфорию. И еще что-то особенное. Горячее и сладкое, как мед.

Это страсть?

— Так о чем же речь, Рафа? Что там за вселенский секрет? Может, мы вместе запатентуем?

Он усмехается.

— Может быть, я примитивная обезьяна, может, еще кто похуже. Но... — делает паузу, — круче секса я еще ничего не пробовал.

И заваливает меня на диван!

Глава 23

Алекс придавливает собой, сжимает в ручищах. А я смеюсь поначалу! Звонко и весело. Так забавно он это сказал — искренне, чуть смущенно. Затем серьезнею и обнимаю, готовая к поцелую, который получаю незамедлительно. Нежный, тягучий, как тот самый мед, что внутри. Жаркий, требующий продолжения.

Дыхание учащается. Не знаю уж, что там за реакции в голове, но возбуждение наступает шокирующе быстро.

Алекс стягивает с меня футболку, я ему помогаю. Тела соприкасаются, я голову запрокидываю и не сдерживаю стон наслаждения. Раф окутывает своей энергетикой, чудной гениальностью, страстью. Целует шею, ключицы, грудь... В ответ щипаю спину. Его торопливое дыхание опускается ниже. Касается пупка. В то же место следует влажный поцелуй. Там, наверное, кнопка какая-то находится, иначе как объяснить, что колени раздвигаются сами.

Я замираю и чувствую легкий поцелуй уже между ног.

— Боже... — шепчу, задыхаясь. — Как это приятно.

Алекс касается языком. Еще раз, еще. В ответ я дергаюсь, как ошпаренная. Вцепляюсь в его волосы и тяну к себе выше. Опять целуемся, вкуса становится больше. То, что мы делаем, отдает безумием, порочностью. Впечатления такие яркие, что дух захватывает. Это настоящий секрет! Наш с Рафом. Один на двоих. Теперь навсегда уже. Сжимаю его лопатки, помогаю снять штаны.

— Стоп. Презервативы, — шепчет он.

Притягиваю ближе, обхватываю ногами.

— Ива, Ива. Блядь, минуту.

Он снова целует, и я отвечаю, реагируя каждой клеткой.

Наш поцелуй такой же откровенный, как секс. Жадный, нетерпеливый, в нем эмоции, жажда. В нем столько чувств, что с ума сойти можно.

Алекс с трудом отрывается, встает и идет к шкафу. Я слежу за ним едва живая. Наблюдаю, как вскрывает конверт.

— Такие задержки невыносимы, — шепчу.

Надо решить эту проблему, чтобы мы могли любить друг друга тогда, когда хочется. Не теряя драгоценные секунды пиковой страсти. Заполняя их не холодным ожиданием, а максимальным наслаждением. Он натягивает презерватив и возвращается ко мне.

В момент долгожданного проникновения оба стонем. И сразу начинаем двигаться. Желая большего, добиваясь максимальной близости. Чтобы через несколько минут взорваться на пике кайфа, зарядиться гормонами, или как там Рафа рассказывал...

Спустя полчаса он сидит за ноутом и пишет длинные письма с ошеломительно-раздражающей скоростью. Нельзя быть таким умным, нормальных людей это бесит.

Ладно, Равскому можно. Он ведь мой. Мой же?

Мы дважды занимались любовью, замирая только на секунды пика, когда я становилась настолько чувствительной, что не справлялась с вторжением. Алекс терпеливо ждал, смотрел, срываясь на дрожь. В глаза заглядывал. Такой настоящий, заряженный и будто родной уже — у меня внутри все сжималось и плавилось.