Страница 36 из 40
— Сука! Ублюдок! Хренов сукин сын! А моя мать?
— Ты все начал портить!
— Какая ему была, на хрен, разница!
— Ну а вдруг отец все оставит внуку….ты об этом не думал? Если Диана умрет, а еще и сделает аборт, разве это не решит все проблемы? Я тебе этого не говорила! Дай сюда флешку!
— Как? Как ты это провернула… с моей матерью? Где ты ее нашла?
— В подворотне. Причесала, приодела. Месяц ее готовила. За кругленькую сумму она бы и не на такое пошла.
Затылок больно кольнуло, и глаза наполнились слезами, сглотнул горечь и сухость в горле. Сука не увидит, что причинила мне боль. Слишком много чести.
— И… и где она теперь?
— В своей Тьмутаракани пропивает заработанное с собутыльниками. Хочешь, дам адрес?
— Нет!
— Ахахаха! Так я и думала. Знаешь…она спросила сколько. Ее даже не удивило, что это будешь ты.
— Посрать!
— Флешку отдай!
— Подавись! Но…если я не выйду отсюда целым, найдутся и копии, поняла?
Улыбочка пропала, и она выхватила флешку.
— Ублюдок! Иуда! Я ж тебя вырастила! Я тебя на груди своей грела!
— Спасибо, Маман! Отогрела хорошо и научила тоже. Так что я тебе даже благодарен!
— Что? Думаешь, Свободина тебе достанется? Никто не даст! Размечался! Такие девочки не для таких, как ты, уродов!
— Да пошла ты!
Направился к двери, выдыхая и чувствуя, как все тело горит, как отнимаются ноги и руки и…мне надо срочно. Мне надо немедленно к ней! В БОЛЬНИЦУ! Не дать убить нашего малыша! Моя девочка! Моя маленькая! Моя родная!
Глава 19
Люди мечтают и ждут чуда, потом разочарованно говорят, что чудес не бывает, а мечты не сбываются. Но просто хотеть — это ничтожно мало. Хотеть — не означает верить. Хотеть — не означает сделать. Хотеть — не означает ждать. У каждого есть такой человек, который готов исполнять наши самые сумасшедшие мечты и совершать во имя нас чудеса…И у каждого есть человек, ради которого мы готовы сами срывать звезды с небес и шить своими руками алые паруса, пусть даже исколов все пальцы ржавой иголкой. И знаете в чем истинное чудо? Когда тот, кто готов ради нас и тот, ради кого готовы мы — это один и тот же человек.
(с) Ульяна Соболева
В этот раз меня пытались не пустить. Но я же с деньгами. Пусть и с последними. На квартиру уже тоже нет. Завтра выселяться. Плевать. Я бы ради нее отдал все самое последнее. И деньги, и трусы, и жизнь отдал бы. Мне теперь казалось я окончательно понял ради чего я живу и вообще был рожден — ради нее. Для нее. Я просто принадлежал этой девочке и ждал, когда мы с ней встретимся. И это не любовь. Нет. Это моя жизнь. Я — это она. А она — это я.
И перед глазами снова наши первые дни…
* * *
И снова подняла на меня свои обалденно охеренные глаза с ресницами длиной с вечность. Как у нее это получается? Приподнять веки и посмотреть так, что внизу живота все скручивает спазмом и сердце дергается за грудиной. Она ниже меня на полторы головы. И кажется маленькой, и меня это почему-то прет. Дергается кабина лифта, гаснет свет. Темнота на несколько мгновений, пока не зажигается аварийное освещение. Довольно тусклое.
— Кажется, надо. Но не меня, а того, что мы тут застряли в девять часов вечера, и хрен его знает, достанут ли нас отсюда.
Она протягивает руку и жмет на аварийную кнопку.
— Похоже, отключилось электричество, — говорит довольно тихо. — Если это на районе, то скоро исправят.
— А если только в универе, заночуем сегодня здесь.
Она слишком близко ко мне, и я не пойму, почему меня сыпет всего мурашками. Мне нравится ее запах. Я вообще зависим от запахов. У меня просто зашкаливающее звериное обоняние. Я улавливаю малейшие оттенки ароматов и вони и всегда от этого страдаю. Могу блевануть, если смрад слишком отвратителен. А от нее как будто бризом, свежестью запредельной с легкой примесью сирени и ландышей. И меня от этого запаха рубит. Охренеть. Сам от себя в шоке.
— Нам кто-то поможет.
Выдыхает она и роется в своей сумочке в поисках телефона.
— Божееее! Я забыла свой сотовый в зале! С ума сойтииии!
Оооо, кажется, на моей стороне само провидение. Как очаровательно она нервничает.
— У тебя есть сотовый?
— У меня сдохла зарядка…, - вру я ей и незаметно жму на кнопку выключения сотового.
— Черт! И что теперь делать? — в отчаянии выдыхает.
— Ничего. Ждать, когда включат электричество.
Спокойно отвечаю я и продолжаю смотреть на нее.
Она молчит. Я молчу вместе с ней. Даю привыкнуть к себе. Чтоб, и правда, не боялась. Зачем мне страх? Силой я никого брать не собираюсь, мне это и на хер не надо. Она не боится, но очень заметно нервничает, опять роется в сумочке. В отчаянии вешает ее на плечо.
— Не устала стоять?
— Нет! — раздраженно и очень резко, наверное, чтоб не смел намекать на ее недостаток. — Скоро мы отсюда выйдем. Кто-то заметит, что в универе нет света, и позвонит куда надо.
Конечно, позвонит. Я отправлю смску, и все «выбитые пробки» вернут на место. Но до этого мы с тобой познакомимся поближе, крошка.
В лифте становится прохладно. На мне теплый карди с капюшоном и с подкладкой и свитшот. Мне не холодно. А вот на ней тоненький гольф под горло. Наверняка, куртка или что она там носит остались в машине. Да, она на машине, и я даже знаю на какой. Ничего, малышка, скоро ты начнешь мерзнуть. Точнее, ты уже мерзнешь.
— Тебе не холодно?
Спрашиваю и делаю шаг к ней. Пятится невольно назад и прижимается спиной к зеркальной стене.
— Нет… — отвечает и старается держаться подальше, но я ей не даю и придвигаюсь еще ближе. Теперь ее ох*енный запах забивается в ноздри еще сильнее.
— Мне не холодно! — говорит уже взволнованно и смотрит на меня слегка расширенными глазами. Кажется, девочка начинает меня бояться. А это неправильная эмоция.
— Лгать некрасиво…Диана.
Мне нравится ее имя. Оно ей подходит.
— Если держаться ближе к друг другу, можно легко согреться.
Я нависаю над ней, упираясь обеими руками в стену, и вижу, как она судорожно глотает слюну. Выдыхает очень горячо, и там, где ее выдох дотрагивается до моей кожи, становится горячо, как после ожога. Б*ядь. Что за идиотская реакция. Никогда таких не было. Что в ней изначально шибануло меня по мозгам?
— Мне не холодно…ты бы не мог отодвинуться от меня подальше?
Лифт почему-то дернулся, я невольно подхватил ее под талию, а она уперлась руками мне в грудь и тут же убрала руки, словно прикосновение ко мне ее дико испугало.
— Отпусти! — требовательно и даже в какой-то панике.
— Не бойся, я тебя не собираюсь насиловать!
— Я уже сказала, что я тебя не боюсь.
* * *
— Нельзя к ней. В прошлый раз это плохо закончилось. У нее слабый иммунитет и она сама очень слабая. Никаких посетителей и гостей. Только в строго оговоренные часы. А вы тут ходите как к себе домой!
Старшая медсестра преградила мне дорогу. Она внушительных размеров, рыжеволосая, крупная. Наступает на меня, руки в боки уперла.
— Прошу вас. Мне необходимо и ей это необходимо. Как вас зовут?
— Анфиса Степановна, но вам это не поможет тут проскочить! У меня запрет на ваши посещения!
— Анфиса Степановна, вы когда-нибудь любили? Знаете, что такое любовь?
Рыжие брови поползли вверх и рябое лицо удивленно вытянулось. Она явно не ожидала, что я у нее такое спрошу. Я и сам не ожидал.
— Не надо мне сейчас вот это все. В прошлый раз вас впустили, и я еле пациентку в себя привела.
Вам надо уходить. Немедленно. О любви он мне тут поет. Знаем вы вас. Допелся уже. Теперь не знаем как девочку спасти.