Страница 36 из 191
Единственное, но зато подробное описание боя с рядом тактических приемов обеих сторон сохранилось в реляции Л. Р. Неплюева, которую он выслал главнокомандующему сразу после его окончания. Итак, «послыша бой», Косагов и Неплюев немедленно двинулись на подмогу гетманскому сыну с конными и пешими полками, «которым было… в поля выходить пристойно». Крымцы, увидев подходящие русские отряды, разделили свое войско, направив часть его навстречу русским военачальникам. Косагов со своим полком и сумскими казаками Г. Кондратьева двинулся на соединение с Г. Самойловичем. Неплюев же, обогнав пехоту, пошел на противника с рейтарами и дворянскими сотнями, перед которыми были высланы так называемые стравщики «из рот дворянских и копейных, и рейтарских». Задачей стравщиков было пикироваться с выезжавшими навстречу татарскими охотниками. Также они должны были выманивать более крупные соединения ближе к русским боевым порядкам, чтобы подставить их под удар сомкнутого строя копейщиков и рейтар. Свои стравщики были и в войске Азамат-Гирея. Вот как их действия и с той, и с другой стороны описывает Неплюев: «Стравщики с теми неприятелскими людми чрез многократные помычки… одни з другими смешався, билися, и как наведут на полки копейной и рейтарские и на дворянские роты стравщики неприятелей, и те заставные, неприятелских людей збив, поворотятца в указные места, а стравщики учнут их уганивать, и те босурманя стравщиков наведут на свои заставные, и как те заставные учинят напуск на стравщиков, и государские ратные люди стравщики и от рот охочия да с своим полком Григорей Иванович Косагов да с охотники ж, Андрей Цей, да по приказу моему у тех стравщиков в обороне велено быть сумскому полковнику, те все скочат против неприятелей». Первые, более ожесточенные, схватки длились около получаса («полчаса времяни съехався имели бои великие»), затем темп сражения снизился, но стычки, подобные описанным выше, продолжались еще три часа: «…а как наведут на копейной и на рейтарские полки, и на дворянские роты, то те стройные конные неприятелем учинят отворот, а охочие за ними по версте и по две гоняли, было того часа с три». Азамат-Гирей, впрочем, не спешил вводить в бой часть войск, расположившись с ними в трех верстах от поля боя «в долинах за курганами». Вместе с тем группировка татар, действовавшая против Неплюева и Косагова, усилилась за счет того, что те отряды, которые бились против казаков Г. Самойловича, как писал Неплюев, «перебрались на нас же». Видя это, и гетманский сын с конницей «подался к нашей же стороне». За это время, по подсчетам севского окольничего, произошло как минимум четыре крупных столкновения. Наконец характер боя изменился: «часу в шестом» Азамат-Гирей двинул все свои войска на основные боевые порядки Неплюева. Неплюев поменял строй, введя в промежутки между конными полками пехотные части с артиллерией, ощетинившиеся рогатками («я, раб твой, окрепив конных людей пехотою, а пехоту пушками и рогатками, и учинил пристойныя пробеги в том ж месте, где бой зачался»). При этом вперед вновь были высланы русские стравщики. Встретив плотный артиллерийский и ружейный огонь пехотных частей, Азамат-Гирей «учинил отворот, а конные наших и гетманского сына полков на тех неприятелских людей учинили напуск и провожали их верст з две, а иные и болши и часу в седмом с того бою розвелися», — заканчивал описание русский военачальник[362]. Описание Неплюевым последней фазы боя совпадает со свидетельством казака В. И. Грека: «…в последнем де их татарском напуске, видя они с стороны государских ратных людей ополчение крепкое, что перемешены конные с пехотою и от тех конных ратных людей напуски на них жестокие, а из отводных городков, где устроена на боевом месте пехота, ис пушек стрелбу и в силах своих босурманских на лошедей упадок, приехал к нурадыну салтану знатной человек и говорил ему по-татарски, и с тех де слов велел салтан войскам своим уступать и того числа, отшед от обозу государевых ратных людей верст з дватцат и болши, перешед речку Базавлук, ночевали». Переночевав на Базавлуке, Азамат-Гирей пошел к Казы-Кермену[363]. Другой выходец из плена, казак Переяславского полка Иван Григорьев сын Филипенко, отмечал, что к Базавлуку многие татары подтянулись лишь к ночи, потому что их лошади были загнаны. Отходя, татары поджигали участки степей, еще не затронутые пожарами. 20 июля войско Азамат-Гирея достигло Казы-Кермена и в кратчайшие сроки («судов перевозных под Казикерменем много»), все до одного, переправилось через Днепр на крымскую сторону. Хан Селим-Гирей тем временем отошел в Крым (отхода пленник не видел, но видел оставленную татарами сакму). Филипенко утверждал, что от бескормицы у крымцев больше половины лошадей «худых»[364].
В адресованной Голицыну реляции Неплюев пытался подчеркнуть ожесточенность боя. «Ими ми государь мой веру», — приговаривает он, когда пишет о масштабе столкновений. Бои «зело были великие и ис стороны государских людей… в напускех было великое дородство такое, что все конница, не допуская до пехоты, держали», — подчеркивает Неплюев в конце текста[365]. Однако даже вышеприведенное донесение со всей ясностью показывает, что сражения главных сил не состоялось, а все дело ограничилось стычками стравщиков и передовых отрядов. Этому соответствовало и небольшое число потерь. У русских был убит один копейщик — Иван Терентьев сын Жилин. Количество потерь противника Неплюев оценить не смог, отметив лишь, что его бойцы многих татар «с лошедей позбивали и ранили и побили». Пленных русским отрядам взять не удалось[366]. Явившийся в русский лагерь 26 июля выходец из плена казак И. Филипенко (захвачен 17 июля на р. Каменке, где пас казацких лошадей) сообщил, что от других полонянников слышал о многих раненых и убитых татарах, но сам видел только троих раненых и убитого, одежда которого была вся в крови[367]. Казак Василий Грек в ходе боя видел «убитых татар дву человек, а иные многие и их татарские лошеди переранены»[368]. В любом случае по всем имеющимся данным число убитых (да и раненых) исчислялось единицами, что также не свидетельствовало об ожесточенности и, главное, массовости вооруженного столкновения.
Таким образом, Азамат-Гирей не решился атаковать сомкнутый строй русской пехоты и конницы, Неплюев не стал всеми силами преследовать отходящего противника. Оборонительная тактика Неплюева, принимая во внимание условия его похода, вполне понятна, тогда как действия нураддина требуют некоторых пояснений. С одной стороны, задача Азамат-Гирея состояла не в том, чтобы разгромить многочисленный и численно превосходящий его корпус Неплюева — Самойловича, а в том, чтобы не допустить марша русских войск вниз по Днепру. С этой задачей крымцы успешно справились, потому что после сражения у Каменки планы подгоняемого Голицыным Неплюева идти на османские крепости окончательно развеялись. Вторая задача похода Азамат-Гирея лежала скорее в политической плоскости. Не случайно одного из казацких пленников, взятых татарами 16 июля, допрашивали, «с которой стороны бьетца великоросийское и малоросийское войска и соединятца ль казаки с ними» (с татарами)[369]. А в ходе самого боя 17 июля крымцы не только сосредоточили основные усилия на русском войске, но и, привязав к стреле «прелесной татарского писма лист», запустили его в боевые порядки войска Г. Самойловича. Письмо попало в руки челядника миргородского полковника Даниила Апостола, было переведено и доставлено самим Г. Самойловичем Неплюеву 17 июля (по другим данным — на следующий день). Окольничий послал перевод Голицыну, а подлинник вернул черниговскому полковнику, который собирался отослать текст отцу[370]. Краткое содержание письма известно из недатированной грамотки В. В. Голицына Ф. Л. Шакловитому: «о писме, какое перестрелили крымцы на бою, и то писмо такое: пишут, некакой человек, безымянной, к малороссийским жителем, чтоб пребывали с ними в миру, а Москва де вам не верит, и болшого (гетмана. — Авт.) хотят убить»[371]. Помимо агитации городовых казаков Г. Самойловича, аналогичную акцию крымцы и турки предприняли и в отношении Запорожской Сечи. Хан не случайно задержал казака, сопровождавшего русского дипломата П. Хивинца (см. об этой поездке далее), отправив его к казыкерменскому Бекир-бею. Последний вручил гетманскому представителю письмо от 10 (20) июля 1687 г. для казаков Запорожской Сечи на польском языке. Перевод с него сохранился в бумагах переписки Неплюева и Голицына. Письмо кошевой атаман Филон Лихопой выдал Г. Самойловичу, а тот — севскому окольничему. В послании сечевым казакам Бекир-бей писал, что разрыв мирных отношений с ними произошел из-за России, а турки и татары желают сохранять мир с запорожцами. Он уговаривал их «тых грубителей, москвы, не слушать, прислать до хана» послов. Бекир-бей подчеркивал, что «лепей в приязни жить добро с ханом его мости, нежели вечными часы московскими быть подданными, бо панство крымское ведает о Войску Запорожском, а Войско Запорожское ведает о панстве крымском, то яко ближние соседи лепей с собою жить по приятелству в приязни доброй»[372].
362
РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 185. Л. 66–67, 104.
363
РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 185. Л. 72.
364
Там же. Л. 133.
365
Там же. Л. 66–67.
366
Там же. Л. 67.
367
Там же. Л. 133.
368
Там же. Л. 71–72.
369
РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 185. Л. 90.
370
Там же. Л. 103, 180.
371
Розыскные дела… Т. 3. Стб. 1110.
372
РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 185. Л. 126–128.