Страница 35 из 191
Однако все настойчивые требования главнокомандующего результата не возымели. Единственной военной активностью, которую проявили русские военачальники в сложившихся условиях, стала их переправа на правый берег (хотя Голицын вполне допускал и действия вдоль левого берега, против Ислам-Кермена) и отправка 13 июля вниз по Днепру разведывательного отряда для захвата языков во главе с дворянским ротмистром Федором Юрасовым (10 калмыков, 20 копейщиков, 10 донских казаков, 70 сумских, ахтырских и харьковских казаков, казаки Терновой сотни). Неплюев сообщал Голицыну, что отряд послан на шесть дней, а люди в нем «самыя добрыя»[349]. Рейд не был успешным. Ратные люди Юрасова «ходили шесть дней, от салтана насилу крепостми открались», не добыв языков[350].
На правом берегу Днепра русские и украинские войска расположились лагерем: Неплюев «в Запорожье в урочище на Микитином Рогу, где была старая казацкая сеча»[351], где-то рядом Косагов, несколько дальше от днепровского берега находился лагерь казаков Г. Самойловича, которые пустили пастись своих лошадей на р. Томаковку. Ожидая дальнейшего развития событий, военачальники вели безуспешную борьбу с внутренними проблемами: конской бескормицей, своеволием подчиненных, ширившимися среди них голодом и болезнями.
15 июля Г. Самойлович провел переговоры с Неплюевым и Косаговым, жалуясь, что у его казаков «запасов ничего нет, у немногих де дни на три и от голоду казаки на них кричат и хотят все бежать в домы». Во главе недовольных встали переяславский полковник Л. Полуботок и миргородский Д. Апостол, которые заявили гетманскому сыну: «за что их морит голодом и стоять им не для чего!». Неплюев встретился с недовольными полковниками, заявив, что он не может уйти от Запорожской Сечи без царского указа, и предложив им уходить самостоятельно, если они считают, что положение городовых казаков столь катастрофично. Полуботок и Апостол, однако, не решались уходить одни. Резонно опасаясь, что крымцы разгромят разделившиеся отряды поодиночке. Они указывали Неплюеву, что ему будет также трудно без них, как им без русского войска. «И я им говорил, чтоб они о мне попечения изличного не имели, при помощи Божией буду поступать поелику возможно», — сообщал Неплюев Голицыну. Столкнувшись с таким упорством окольничего, Г. Самойлович и старшина стали уговаривать его подняться вверх по Днепру хотя бы на десять верст, «а по самой нужде хотя б поотступить мало», но русский военачальник был непреклонен, подчеркивая, что ввиду опасения скорого нападения крымцев «паче же без указу великих государей и пяди поступить в верх под Днепру не мочно». Резюмируя итог переговоров в послании главнокомандующему, Неплюев приходил к неутешительным выводам: в полках Г. Самойловича массовое дезертирство, продовольствия нет, казаки «не надежны и за люди[352] их почитать не мочно». Он был уверен, впрочем, что, несмотря на все угрозы, старшина в любом случае сохранит лояльность, хотя «и при них мало кого останетца»[353].
16 июля Неплюев сообщал Голицыну, что казаки Г. Самойловича «самоволничея меж пожарных мест где найдут траву, хотя бы немерно далеко там, и стерегут» лошадей, тем самым облегчая задачу татарским ватагам по захвату языков. Ночью того же дня лагерь Г. Самойловича самовольно покинули две сотни Переяславского полка (ок. 900 человек). Гетманский сын послал за ними в погоню сотников, которые «гоняли верст з десят и казаков догнать не могли, а слышели впереди из ружья великую стрелбу и знатно де, что на тех беглецов напали татаровя»[354].
Несмотря на поражение у Каменного Затона, крымцам удалось взять трех пленных, которых лично видел П. Хивинец (некий «начальный человек», поручик, родом поляк; казак из-под Чернигова; третий «с чуприною знатной черкашенин»[355]). Допросив поручика и узнав, что русское войско отошло к Самаре, Селим-Гирей двинулся вниз по Днепру «в поля». 6 июля хан послал Азамат-Гирея «с ыными прибавочными войски» с приказом переправляться у Казы-Кермена на правый берег Днепра и идти навстречу российским отрядам. П. Хивинец сообщал, что с нураддином якобы собиралось пойти 40 тыс. охочих татар и черкес, но это явно преувеличенная цифра. Полтавский казак Ивашко, сопровождавший П. Хивинца и отпущенный крымцами позднее, сообщал более точные сведения: Азамат-Гирей отправился в поход «с войски, которые были с ними в первой посылке и с прибавочными людми всего тысяч з дватцать и болши». Характерно, что, по свидетельству русского дипломата, «мурзы де многие и нурадын салтан просились у хана в войну под государевы украинные городы и хан де их не отпустил, учинил заказ, чтоб с московским государством тою войною болших не побудить ссор». Полоняник Ивашко родом из Каменца-Подольского, допрошенный Неплюевым 11 июля, сообщил, что Селим-Гирей отправил на правый берег лучшую часть своих войск («войск своих мурз и черных татар и семеней, у которых добрые лошеди, болшую половину»). Отряд этот, взяв продовольствия на пятнадцать дней, переправился через Днепр у Казы-Кермена около 7 июля и двинулся вверх по реке, чтобы атаковать Неплюева и Г. Самойловича. Сам Селим-Гирей, по мнению Ивашки, вряд ли мог куда-то двинуться в текущем году, «потому что у тех татар, которые при хане, лошеди от бескормицы немерно худы». Более того, «черкесы и едисанцы, и шавкаловы [люди] голодны; и просились у хана темрюцкие черкесы в домы свои для того, ведомо им учинилось подлинно, что от донских казаков на темрюцкие места войною чинятца приходы и много подеялося им разоренья и стада отогнаны да и они де у него хана оголодали». Полонянник свидетельствовал, что в Крыму второй год подряд случился неурожай, а ныне от «великих жаров» все засохло «и всякого хлеба жать будет нечего». По его же рассказу, султан прислал к Селим-Гирею двух послов, требуя, чтобы он послал к нему на «помочь татар против цесаря», но хан ответил, «что де ему послать татар не мочно и Крыму покинуть не на кого, ожидает на себя приходу московских войск». Ивашко был уверен, что «против поляков де и никуды на иные государства татар не послано». Не были даже усилены гарнизоны османских крепостей на Днепре («прибавочных людей в те городки не прислано»)[356].
Подходя к расположению русско-украинских войск, татары, «подкратчися подле Днепра, заехав от Кадаку», 16 июля захватили на Томаковке стада пасшихся там лошадей полков Г. Самойловича и находившихся при них казаков, а также 12 беглецов из войска гетманского сына. По словам одного из взятых в плен (и позднее освободившихся) пастухов — казака из Тора Василия Иванова сына Грека, в тот же день войско Азамат-Гирея подошло на речку Соленая Россошь. Пленный казак был допрошен перед нураддином. Крымцы хотели узнать численность войск Неплюева и Самойловича, сколько у них орудий «и на каких крепостях стоят». В. И. Грек сказал, что русско-украинское войско весьма многочисленное, а в его великороссийской части — сто пушек (их число у Г. Самойловича было ему неизвестно)[357].
17 июля на рассвете («в оддачю часов ночных») отряд Г. Самойловича, стоявший у речки Каменки, был атакован войском Азамат-Гирея «со многими турскими и крымскими и колмыцкими и горских черкес с воинскими людми»[358]. По разным оценкам, численность и состав этого войска были более значительными, нежели в сражении при Каменном Затоне. Казак В. И. Грек описывал войско Азамат-Гирея так: «Турчан и янычан четыре знамяни, а всех ево войск по смете тысяч с восм и болши, да знамен с ними со сто»[359]. По мнению самого Неплюева, атаковавшее их крымское войско насчитывало 10 тыс. человек, выступая под 40 знаменами[360]. При этом в другой цедуле окольничий уточнял, что речь идет только о тех отрядах, что непосредственно участвовали в столкновении, но были еще другие, которые «стояли, прикрывся долинами и курганами, тех сметить было не мочно»[361].
349
Там же. Л. 108.
350
Там же. Л. 95–96.
351
Там же. Л. 65. 18 июля Неплюев писал об этом Е. И. Украинцеву.
352
Имеются в виду боеспособные воины.
353
Там же. Л. 108–109.
354
Там же. Л. 107.
355
Так описывал пленников П. Хивинец в лагере Л. Р. Неплюева. В лагере Голицына он говорил, что в плен взяли «языков трех человек, одного порутчика да двух человек работных людей, которые пасли лошадей» (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1687 г. Д. 2. Л. 309).
356
РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 185. Л. 52–53, 63–64, 129–131; РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1687 г. Д. 2. Л. 309.
357
РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 185. Л. 68–70, 90, 107.
358
Там же. Л. 66.
359
Там же. Л. 72.
360
Там же. Л. 67.
361
Там же. Л. 112.