Страница 3 из 191
В целом ныне существующая историография войны 1686–1700 гг. по сути является суммой историографий отдельных ее кампаний, часто никак друг с другом концептуально не связанных. Некоторые из них, как, например, победоносные и поэтому наиболее значимые Азовские походы, относительно неплохо исследованы, другие, такие как события осады Терков, не знакомы даже специалистам по военной истории второй половины XVII в. В связи с этим авторы не видят смысла анализировать во введении все работы, касающиеся отдельных эпизодов четырнадцатилетнего конфликта, либо исследования, затрагивающие его опосредованно, в связи с анализом иной, хронологически смежной темы. Те из них, что сохраняют научное значение для комплексного изучения Русско-турецкой войны 1686–1700 гг., читатель обнаружит в примечаниях, снабженных при необходимости критическими комментариями.
Остановимся поэтому на ключевых, наиболее дискуссионных проблемах войны 1686–1700 гг., связанных в первую очередь с ее самыми заметными составляющими — Крымскими и Азовскими походами.
Говорить о серьезном научном изучении Крымских походов можно, пожалуй, только начиная с Н. Г. Устрялова, чей нарратив до сих пор задает тенденции отображения этого события, причем сугубо в хронологических рамках правления царевны Софьи Алексеевны и князя В. В. Голицына. Причины походов историк излагал на основе официальных царских манифестов, говоривших о необходимости покончить с татарскими набегами, захватом пленных, выплатой казны (первый поход) и желанием воспользоваться сложным положением Крыма и Турции, которые терпят поражения от христианских государей на остальных фронтах (второй поход). Желая оттенить успехи и прогрессивность петровских преобразований, историк не жалел черных красок для характеристики правления Софьи и Голицына, что нашло свое отражение и в оценке Крымских походов. Первый поход, закончившийся поспешным отступлением, был, по мнению ученого, попросту «бесславным». Устрялов подробно (на материале розыска по делу Ф. Л. Шакловитого) рассмотрел переговоры Голицына с крымцами под Перекопом во время второго похода, однако, не увидев в них никакой логики, объяснял их как реакцию русской стороны на крымские предложения о мире на условиях 1681 г. Голицын, по мнению Устрялова, только и ждал завершения переговоров, чтобы поспешно отступить. Действия главнокомандующего под Перекопом для него «странны и непостижимы». Очень много в оценке событий упирается в личность боярина, «малодушие» которого заставило войско отойти назад с такой поспешностью[21].
С. М. Соловьев в рамках своего фундаментального труда пытался нащупать основы политики голицынского правительства в отношении ханства (военный натиск на Крым с целью заставить его согласиться на выгодные условия мира), однако в последующей историографии эта тенденция развития не получила. Историк трактовал причину первого похода в духе официального манифеста, целью второго — считал взятие Крыма, имевшего для Голицына важное значение и с точки зрения внешней политики, и для победы над «внутренними врагами». Он частично очертил политическую стратегию боярина («освободиться от дани татарской»), отметив недооценку им военных аспектов всего предприятия: «Голицын испытал эту трудность в первом походе, избежал ее во втором, достиг Крыма и тут только увидал, что не решен был заблаговременно главный вопрос: что такое Крым и как его завоевывать? Думали, что стоит только вторгнуться в Крым с большим войском, татары испугаются и отдадутся на волю победителя; не подумали об одном, что и за Перекопью та же безводная степь, как и на дороге к полуострову, что татары могут истребить все и заморить врага голодом и жаждою». Мирные переговоры под Перекопом Соловьев считал вынужденными, начатыми в надежде, что хан, «испугавшись нашествия, согласится на выгодные для России условия». В целом, резюмировал ученый, «результаты движений русского войска были ничтожны»[22].
Известный русский военный историк князь Н. С. Голицын именно Крымскими походами завершил в своем обширном нарративе военную историю «Древней России». Описав достаточно подробно походы на основе данных Н. Г. Устрялова и С. М. Соловьева с использованием дневника П. Гордона, он вынес, пожалуй, самый суровый в дореволюционной историографии приговор военным предприятиям царевны Софьи и канцлера В. В. Голицына, оценив участие России в антиосманской коалиции как «ничтожное и жалкое в сравнении с употребленными на то силами, средствами и пожертвованиями». Единственную пользу походов Н. С. Голицын видел в отвлечении крымского хана «от подания помощи турецкому султану». Для историка «неискусные и потому неудачные походы» символизировали очевидный кризис и упадок военного искусства «старой» России, подчеркивая необходимость и своевременность Петровских реформ[23].
Из специальных трудов особенно ценным в дореволюционной историографии является статья А. Х. Востокова, сохранившая научное значение до сих пор. Автор сумел отыскать текст тайного наказа В. В. Голицыну в первый Крымский поход, который раскрывал истинные цели московской политики: путем переговоров добиваться перехода крымского хана под верховную власть царей. Помимо этого, А. Востоков привел и ряд других уникальных фактов, не указав, правда, ни фондов (предположительно это архив Разрядного приказа), ни архивных шифров документов, которыми он пользовался[24]. К сожалению, эта замечательная заметка практически не привлекала внимания исследователей Крымских походов.
Оценки Крымских походов советской историографией были весьма противоречивыми. С одной стороны, историками советской эпохи была воспринята устряловская тенденция негативной оценки политики регентства, в том числе военной, в качестве противопоставления ее последующим Петровским реформам. С другой — в их работах международная роль России в коалиции держав Священной лиги всячески гиперболизировалась и неоправданно преувеличивалась.
Оригинальную, но мало соответствующую действительности концепцию походов в 1949 г. привел в своей статье М. Н. Белов, оперировавший донесениями нидерландского резидента Г. фан Келлера и материалами польских посольских книг. По его мнению, первый поход в Крым носил разведывательный характер, поскольку царские рати «не имели плана движения по степи» (на самом деле имели и разрабатывали) и шли на Крым крайне медленно. Главная задача похода 1687 г., с его точки зрения, состояла в том, чтобы «лишить союзников всякого предлога обвинить Россию в неисполнении взятых на себя обязательств». Автор полагал, что московский двор не отважился атаковать Крым из-за трудностей мобилизации и недостатка средств (на самом деле мобилизация и сбор ресурсов прошли довольно успешно); боязни восстания в тылу царских войск нерусских народов и населения южных окраин; отсутствия помощи от союзной Речи Посполитой (ее и не ждали, и это ясно из русско-польских переговоров конца 1686 — начала 1687 г.). Причины неудачи второго похода Белов совершенно безосновательно видит в отказе союзной Польши поддержать действия армии Голицына. Анализируя переговоры под Перекопом, исследователь ошибочно утверждает, что Крым якобы уже заключил сепаратный мир с Польшей при участии Австрии, что давало Голицыну «право на аналогичные действия». Условия, которые обсуждались на переговорах, остались Белову неизвестными[25].
По сравнению со статьей М. Н. Белова более взвешенной и основательной выглядит работа Г. К. Бабушкиной, опубликованная в те же годы в рамках подготовки кандидатской диссертации. Автор уже традиционно трактовала главную причину походов как постоянное нарушение мира Крымом, не совсем обоснованно рассуждая о возможности заключения ханом союза со Швецией и Польшей. Причину неудачи походов она видела в природных условиях, прежде всего в степном пожаре 1687 г. и в плохой подготовке Голицыным всего предприятия. В духе общей линии советской исторической науки она подчеркнула и отказ союзников — Польши и Австрии (последняя, на самом деле, не имела официального соглашения с Россией) — от выполнения своих обязательств. Традиционным является и общий вывод, сформулированный в виде распространенного в советской историографии утверждения, что, предпринимая походы, Голицын пытался «осуществить назревшую задачу борьбы с турецкой опасностью»[26].
21
Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. 1. Господство царевны Софьи. СПб., 1858. С. 190–215, 356–384.
22
Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 7. История России с древнейших времен. Т. 13–14. М., 1991. С. 379–380, 395–398.
23
Голицын Н. С. Русская военная история. Ч. 2. От Иоанна III до Петра I. СПб., 1878. С. 660–668.
24
Востоков А. К истории первого Крымского похода // Киевская старина. 1886. № 2. С. 267–278.
25
Белов М. К истории дипломатических отношений России во время Крымских походов (1686–1689 гг.) // Ученые записки Ленинградского государственного университета. Серия исторических наук. Т. 14. Л., 1949. С. 154–188.
26
Бабушкина Г. К. Международное значение Крымских походов 1687 и 1689 гг. // Исторические записки. Вып. 33. М., 1950. С. 158–172.