Страница 115 из 191
Австрийские представители почти сразу показали твердую заинтересованность во включении Венецианской республики в предполагаемую конвенцию. 25 июля на шестом съезде министры настойчиво напоминали о Венеции и указывали, что без разговора (и полномочий) о ней «и договору союзному статись невозможно». И ситуация здесь определялась не только свободной волей Вены: по словам «цесаревых ближних людей», К. Рудзини в беседе сообщил Леопольду I, чтобы он «один без них с царским величеством в союз не вступал, а естли учинит, то они будут свободны» (то есть Венеция угрожала денонсировать прежние соглашения).
26 августа венецианский посол во время личной беседы указал посланнику на недовольство его страны отсутствием упоминаний о ней в предложениях о союзе, «будто б война их против турок неприятна и царскому величеству не надобна». 4 сентября на седьмом съезде Нефимонов наконец сообщил о согласии царя с пожеланием императора, «дабы в союзе… быти б и светлейшей Речи Посполитой и Венецкой»[1387]. Прийти к такому решению после продолжительного ожидания посланник смог, лишь получив долгожданный ответ из России.
Сложность решения вопроса о включении в договор Венеции объясняется исключительно трудностью пересылок Нефимонова с царем. Так, запрос о Республике Св. Марка он сделал еще в отписке, направленной в Москву 24 мая 1696 г. с отчетом о третьей встрече. Письмо получили в Посольском приказе 27 июня и переслали в Азов. Оттуда 16 июля последовал указ царя о составлении грамоты «о призывании их венетов во времянной общей… союз» и предписание посланнику, чтоб он «с венетом чинил договор так же, как и с цесарем чинить велено». По получении почты от Петра I в Посольском приказе подготовили две официальные грамоты с большой печатью (к «князю венецийскому» и к «цесарскому величеству») и грамоту дьяку. Все это отправили из Москвы 30 июля. Только 4 сентября пакет с документами достиг Вены. Таким образом, лишь спустя 3,5 месяца после запроса русский дипломат получил согласие на включение в договор третьего союзника[1388].
Ситуация с Польшей оказалась сложнее. Первоначально и австрийцы, и русский дипломат скептически оценивали военный и союзнический потенциал поляков. Обе стороны отмечали, что те уже давно не участвовали в реальных боевых действиях. Король только «обнадеживает» словами, «а на деле ничего нет и впредь не чает». Австрийцы выражали особое недовольство тем, что польский монарх привечал их «явнаго и главнаго недруга» — французов. При этом «выграждать» поляков из старых союзов никто не собирался: «пусть де хотя имянем союзник». Картина несколько изменилась после получения 13 июня в Вене известия о смерти короля Яна III Собеского, скончавшегося 7 (17) июня 1696 г. Переговорив 30 июня на пятом съезде о совместных шагах по влиянию на выборы нового правителя Речи Посполитой, на шестой встрече представители цесаря вскользь обозначили видение более широкого состава конвенции: «…при нынешнем общем союзе таких славных четырех союзников». Австрийцы полагали, что без видимого подтверждения поляками обязательств в войне в период бескоролевья следовало опасаться их полного выхода из союза, а в случае победы ставленника французской партии — возможного перехода на сторону неприятеля. Известия, пришедшие в сентябре из Варшавы, констатировали негативные для противников Турции настроения в стране: «Они и впредь не хотят обще воевать, и от сего союзу отманиваются и не обязываются». Однако К. Нефимонов, не получив ранее четкого посыла от австрийцев, лишь 13 сентября послал в Москву запрос о Польше (направив такой запрос одновременно с венецианским, он уже к началу осени мог бы иметь полный карт-бланш по составу союза)[1389].
Напрямую о необходимости вхождения Речи Посполитой в новый союз министры императора заговорили на седьмом съезде (4 сентября). Они предложили «написать и вместить» поляков, что позволит прежние договоры с ними обновить и «ствердить», и тогда отговариваться от продолжения войны им «будет нечем и стыдно». На повторные возражения посланника об отсутствии полномочий по Польше и о наличии старых соглашений представители императора предложили вписать оговорку, чтоб всем прежним договорам «быти в своей силе и мочи во всех статьях, и точках и обязательствах… вечно, так как они ныне есть». И хотя дьяку уже казалось «то их разсуждение и царского величества стороне не вредительное», но без указа царя сделать это он не мог. Давление австрийцев и подключившегося к ним венецианского посла продолжалось всю осень и особенно усилилось с 28 октября (восьмая встреча), когда было объявлено о решении Леопольда I «союз к совершению приводить и Полскую Речь Посполитую тут же вместить». 20 ноября на встрече с канцлером Ф. У. Кинским обстановка разрядилась, когда дьяку было вручено «последнее» предложение. Согласно ему в договор включались лишь записи о сохранении правомочности прежних соглашений с Польшей, что выводило ее из числа прямых контрагентов соглашения[1390].
Для К. Нефимонова спорная ситуация по польскому вопросу была снята с получением 19 декабря разрешения в царской грамоте, отправленной из Москвы еще 3 ноября. Формулировка согласия отличалась витиеватостью и носила косвенный характер. По мнению царя, так как у него «с поляки учинен мир и союз вечной», то «болши того крепить и инако писать невозможно». Но если император изъявляет желание «их поляков вписать в ту ж крепость», то в том Петр I «полагается на волю его цесарского величества». Решение было объявлено на девятом съезде (21 декабря), однако оно не вызвало особой радости у австрийцев, так как, по мнению канцлера Кинского, «та де статья уже вершена» на личной встрече с ним 20 ноября[1391].
Трехмесячное путешествие посольства Нефимонова зимой 1695–1696 гг. (обусловленное неблагоприятными погодными условиями) и, как следствие, позднее прибытие в Вену (19 марта) дезавуировали дополнительное задание посланнику обеспечить срочный приезд в Россию австрийских «инженеров и подкопщиков». Требование способствовать их выезду «нынешним зимним временем, не испоздав», утратило свою актуальность, так как еще 25 января (4 февраля) 1696 г. Леопольд I направил в Россию необходимых специалистов. Согласно предписанию, они должны были собраться в Нижней Венгерской земле 15 (25) февраля и затем следовать через Польшу «без замотчания»[1392]. По просьбе царя, изложенной в грамоте от 27 октября 1695 г., их приезд ожидался до начала весны[1393]. Однако австрийцы не особенно торопились: лишь 15 мая 1696 г. они достигли Смоленска и 30 мая въехали в Москву, затратив на дорогу чуть менее 4 месяцев. По прибытии же в лагерь под Азовом еще через 40 дней (11 июля) они объяснили свою задержку недостаточной информированностью в Австрии о новом походе. По их мнению, «русский посланник в Вене Кузьма Нефимонов совсем не был осведомлен о военных действиях под Азовом»[1394]. Однако очевидно, что «неведение» К. Нефимонова не играло никакой роли в причинах задержки «инженеров и подкопщиков». К 19 марта, когда посланник прибыл в Вену, прошло уже 2 месяца с момента их отъезда в Россию, соответственно больше половины пути должно было быть пройдено. Первые вопросы дьяку о положении на театре боевых действий были заданы лишь на третьей встрече 20 мая, то есть когда специалисты уже проехали Смоленск. Желательные сроки прибытия — «зимним путем» — были указаны еще в грамоте от 27 октября. Таким образом, длительность поездки (от Вены до Азова — за 5,5 месяцев) можно объяснить исключительно нежеланием австрийцев спешить.
21 августа 1696 г. К. Нефимонов получил новое задание по организации найма и отправления в Россию венецианских мастеров по строительству и управлению гребным флотом (указ из Азова отправлен 24 июня, грамота из Посольского приказа — 11 июля)[1395]. Последовавшие длительные переговоры и согласования были вызваны желанием специалистов получить значительные авансовые выплаты, а также письменные гарантии соблюдения условий найма и обратного выезда из Московского царства[1396]. Посланник сумел в конце концов обеспечить их приезд в Вену, а затем — отбытие в Москву 11 ноября 1696 г. в сопровождении подьячего Семена Иванова[1397].
1387
ПДС. Т. 8. Стб. 122, 172–175, 208, 238–239.
1388
ПДС. Т. 7. Стб. 1086, 1122, 1135; ПДС. Т. 8. Стб. 134, 226, 230.
1389
ПДС. Т. 8. Стб. 107–108, 123–124, 146, 177, 268, 283.
1390
ПДС. Т. 8. Стб. 237, 242–243, 245–246, 260–261, 338, 364, 366. О польском вопросе на русско-австрийских переговорах в Вене подробно писал современный польский историк Яцек Бурдович-Новицкий. Ср.: Burdowicz-Nowicki J. Piotr I, August II i Rzeczpospolita. 1697–1706. Kraków, 2010. S. 43–59.
1391
Грамота от 3 ноября была написана на основании указа царя от 30 октября 1696 г., появившегося с почти двухнедельной задержкой, так как послание от дьяка от 13 сентября было доставлено в Москву только 17 октября. См.: ПДС. Т. 7. Стб. 1184–1188; ПДС. Т. 8. Стб. 380–381.
1392
Грамота Леопольда I, извещающая об отправке специалистов, датирована 4 февраля 1696 г. (по новому стилю). Она была получена в Москве 14 марта 1696 г. через русского резидента в Польше Бориса Михайлова, который также переслал дополнительную информацию о предполагавшемся маршруте движения инженеров. См.: РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. 1696 г. Д. 3. Л. 1–12.
1393
РГАДА. Ф. 32. Оп. 1. 1695 г. Д. 2. Л. 10 (черновой отпуск).
1394
Богословский М. М. Петр Великий: материалы для биографии. Т. 1. Детство. Юность. Азовские походы, 30 мая 1672 — 9 марта 1697 / отв. ред. С. О. Шмидт, подгот. текста А. В. Мельникова. М., 2005. С. 325.
1395
ПДС. Т. 7. Стб. 1081–1086, 1130–1131; ПДС. Т. 8. СПб., 1867. Стб. 193, 196–197.
1396
ПДС. Т. 8. Стб. 291.
1397
Гузевич Д. Ю., Гузевич И. Д. Великое посольство. С. 29–31.