Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 45



— Хорошо, мама. Спасибо за совет. Мне можно идти?

Агриппина Максимовна привстала на койке, достала рукой завитую шевелюру сына, запустила в нее пальцы.

— Иди. Да будь понастойчивее с нашим братом, — ласково сказала она. — Я ведь тебе никогда плохого не желала.

Валерий повернулся к двери и не мог видеть, что мать уже лежала на подушке и смотрела в потолок. Взгляд ее выражал затаенное злорадство.

4

В доме Круговых Колосову все было знакомо и привычно. По двору важно расхаживала курица, разговаривая с цыплятами на своем непонятном языке. Желтенькие пушистые глупыши в погоне за мухами прыгали на забор. У выхода из двора в огород примостился колодец с пронзительно скрипящим воротом. Когда во двор вошел Николай, Елизавета Ильинична доставала воду из колодца и выливала ее в кадушку, готовясь к вечерней поливке огорода. Увидев гостя, выпрямилась, поставила ведро на лавочку.

— Проходь, Микола, чего остановился?

— Чем хозяин занимается?

— Известно. Якусь сицилийску защиту разбирае. Насточертив он мне с ней пуще ладана. Целый день в игрушки балуется. Наче детына.

Николай понимающе подмигнул ей и прошел через двор в сад.

Кроме других увлечений, Сергей Александрович очень любил шахматы и около десяти лет носил звание чемпиона железнодорожного узла.

Хозяин сидел за столиком в тени большой ирги, невдалеке от колодца. На столе лежала шахматная доска с расставленными фигурами и валялось несколько номеров газеты «Советский спорт». Без форменной фуражки, в которой привык его видеть Николай, Сергей Александрович выглядел гораздо старше и как-то по-смешному. Густые вьющиеся волосы росли только по краям головы, образуя в середине лысину. Было похоже, будто на голую, как яйцо, голову, был одет венок из какой-то засохшей травы.

Увидев Николая, кивнул ему и снова склонился над шахматной доской.

— Наче индюк, — снова заворчала у колодца Елизавета Ильинична. — И людей не видит. Смотри, кавун твой треснет от натуги.

Сергей Александрович, не обращая внимания, переставлял шахматные фигуры и говорил сам себе:

— Он, значит, сходил конем Д-4-Е-6. Так.

— А как ты думаешь, — не поднимая головы и неизвестно к кому обратясь, спросил Круговых. — Кто победит, Смыслов или Ботвинник?

Елизавета Ильинична приняла вопрос на себя.

— А по мне байдуже. Оба-два не якись там американцы, а наши.

— Вот поговори с такой, — сказал Круговых Николаю. — Темнота.

— Дюже просветленный. Лысиной.

Колодезный ворот в руках Елизаветы Ильиничны заскрипел чаще и яростней. Несколько минут она молча занималась своим делом, сердито кося глаза в сторону мужа. Наполнив кадушки, повесила ведро на ограду, вытерла руки о фартук.

Николай знал, что сейчас последует новая атака. Чтобы сохранить нейтралитет, взял газету и сделал вид, что увлеченно читает. Но Елизавета Ильинична обратилась именно к нему:

— Микола, ты чув новость? Мий благоверный в милицию попав.

Сергей Александрович удивленно поднял бровь и понимающе переглянулся с Николаем.

— Опять сорока на хвосте принесла?

— Ты на меня очи не пяль, я все знаю, — уперев руки в бока, подступала она все ближе и ближе. Когда ее отделяло от мужа всего два шага, угрожающе спросила:

— Долго будешь держать на паровозе этого байструка Зорина? Ось побачите, он вам таке зробит, що ваш кращий паровоз на отопление в депо поставят, а старшего машиниста прямо с Доски почета — канавы чистить.

— Тю, скаженная! Ты что, у Пальмы лаяться научилась? — отмахивался от нее Круговых, отодвигаясь вместе со стулом подальше к кустам. — Чего тебе надо от меня?

— А то, что будь моя власть и дня бы не стала держать цього трутня. Подумаешь, сынок начальника!



— Бодливой корове бог рог не дал, — отшучивался Сергей Александрович. — Министром бы тебя поставить, вот бы где развернулась.

Елизавета Ильинична, видимо, исчерпав запас гнева, предназначенный для «горячей промывки» мужа, присела на стул, вздохнула.

— Не человек ты, а вихотка. Гордости в тебе ни на грош. Мало ты от него натерпелся, а все нянчишься.

Николай посмеивался про себя, слушая их беззлобную перепалку. Ему было приятно, в этом доме его считают за своего, не держат секретов. «А хорошо у них, — думал Николай, наблюдая за супругами, — и уходить не хочется». Вот только отношения с Дашей до сих пор оставались туманными.

5

Никогда для Колосова день не казался таким длинным, как сегодня. Время как будто остановилось. Чтобы как-нибудь скоротать его, Николай несколько раз раздевался, брал с этажерки наугад книгу и ложился на койку. Но строчки, как неприкаянные, путались перед глазами. Особенно лезла в глаза какая-нибудь одна, самая надоедливая. И невозможно никак от нее избавиться. Он с шумом захлопывал книгу, вставал, одевался и бродил по коридору общежития. Своим часам перестал верить с самого утра и через каждые десять-пятнадцать минут заглядывал в красный уголок, сверял их со стенными, но скоро стало казаться, что маятник часов качается медленнее обычного. «Завод кончается», — решил Николай. Залез на стул, открыл ящик часов, достал заводной ключ.

— Чего суешься не в свое дело? — услышал он голос тети Клавы. Николай вздрогнул и обернулся. Тетя Клава стояла в дверях с тряпкой в руках.

— Завод кончился, — оправдался Колосов и, показав ключ, добавил: — Завести хотел.

— Вчера только заводила. Теперь на семь дней хватит, уходи-ка отсюда. Мне стулья надо протереть.

Тетя Клава подняла подол фартука, вытерла им пот с лица.

— Ну, чего? В такую погоду на водной загорать, а ты в духоте торчишь. Завод кончился. Иди-ка, не мешайся. Ребята скоро будут собираться, а у меня не прибрано.

Николай вышел на улицу. Солнце забралось на самую верхушку неба, словно бы там за что-то зацепилось и не в силах было сдвинуться с места.

Николай присел на скамейку около общежития. Даже здесь, в тени, чувствовалась неподвижная духота. Надоедливо жужжали мухи. На камень присел воробей, покрутился из стороны в сторону и, скосив на парня круглый глаз, чирикнул. Николай замахнулся на него и воробей улетел.

В восемь часов встреча с Дашей. Сама вчера пригласила на открытие парка. А вдруг догадалась, что Николай неравнодушен к ней?

Пытался вспомнить, какое выражение лица было у нее, когда приглашала в парк. Сергей Александрович и Николай сидели на ступеньке крыльца, читали газеты. Елизавета Ильинична полоскала возле колодца белье. Даша вбежала во двор раскрасневшаяся, возбужденная:

— Папа! Мамочка! Поздравьте меня! Перешла на пятый курс. Только одна четверка — по сопротивлению материалов.

Даша остановилась перед отцом и, пританцовывая на радостях, несколько раз повернулась.

— Даже твои любимые тормоза, папа, на пятерку. Как?

— Молодец! — одобрил Сергей Александрович и построжавшим голосом добавил: — Вся в мать — вертушка.

Но в глазах светился горделивый огонек. Именно такой когда-то была Лиза, такую он и полюбил. На лице Круговых появилась та тихая улыбка, какой обычно улыбаются пожилые люди, вспоминая свою молодость.

И впервые Даша обратилась к Николаю:

— Колька, а ты чего не поздравляешь?

Колосов смутился, быстро встал и с выражением искренней радости пожал девушке руку:

— Поздравляю! Просто я своей очереди дожидался.

Не с обидой были сказаны эти слова.

— Это событие треба отпраздновать, — продолжала щебетать Даша. — Во — завтра открытие парка! Пойдем, Коля-Николай, на открытие?

Елизавета Ильинична вытерла мокрые руки о фартук и, выпрямившись, посмотрела на дочь и на Николая. Потом, пряча довольную улыбку, снова склонилась над корытом.

Колосов появился в парке на заходе солнца. Яркие закатные лучи купались в фонтане, позолотили крыши домов и купол танцплощадки. Вместе с вечерней прохладой по аллеям и беседкам расползлась лохматая тень. Она успела добраться по деревьям до макушек и было похоже, что тополя оделись в красноватые шапки.