Разные судьбы

Кончился подъем, и поезд, пройдя перевал, стал набирать скорость. Владимир закрыл регулятор, положил обе руки на подлокотник, прилег щекой на ладони и стал зорко всматриваться вдаль. Ему захотелось скорости, да такой, чтобы свистел в ушах ветер, чтобы дрожали горы от грохота. Он снял фуражку, куда складывал все путевые документы, чтобы были, под рукой, взглянул на предупреждения, поморщился: скорость по следующему километру разрешалась не более двадцати километров в час.

«Перестраховщики, — ругнул он про себя путейцев. Прокатиться как следует не дадут по уклону! А кто узнает, как я ехал? — задорно подумал он. — Сейчас, перед утром, все спят. Не буду тормозить — пусть катится!»

И снова положил руки на подлокотник. Поезд, подталкиваемый инерцией, мчался быстрее и быстрее. Владимир потянул за привод свистка. Далеко в горы, повторяемый тысячеголосым эхом, понесся бодрый призыв стального богатыря. Впереди, покрытые утренней росой бежали две серебристые змейки рельсов. И вдруг между этими змейками Волочнев увидел человека.

Он бежал навстречу поезду и махал красным флажком.

Владимир привел в действие тормоза комбинированным краном. Несколько минут поезд продолжал идти прежним свободным ходом. Эти минуты машинисту показались бесконечными. «Эх, пассажирский бы тормоз», — с сожалением подумал Владимир. Впервые посетовал он на испытанный годами грузовой тормоз. Но вот вагоны задергались, словно схваченные невидимыми клещами и стали терять скорость. Человек же бежал навстречу паровозу и не хотел сворачивать с дороги.

— Сумасшедший! Задавит! — крикнул Волочнев, задыхаясь от непомерного напряжения нервов. Даже закрыл глаза, чтобы не видеть, как произойдет несчастье. Поезд, наконец, остановился. Волочнев открыл глаза: человека нигде не было. Так и есть: случилось непоправимое. Соскочил с паровоза, прошел вперед. Метрах в десяти от переднего бруса, прямо на рельсе сидела девушка и вытирала сигнальным флажком мокрое от пота лицо. Увидев Владимира, она вскочила и, сверкая черными глазами, закричала:

— Куда несетесь? Разве предупреждение для вас не закон? Где машинист? Передай ему, что это его последний рейс. Напишу рапорт — снимут.

Узнав, что перед ней стоит сам машинист, девушка неожиданно рассмеялась. Слишком жалко и неуклюже выглядел этот парень.

— Ты машинист? — переспросила она, показывая на него рукояткой флажка. — Ха-ха-ха!

Такой переход в настроении девушки окончательно смутил Володю. Он стоял перед ней, беспомощно опустив длинные руки вдоль туловища, и молчал, забыв даже спросить, почему остановила поезд. Он не мог оторвать восхищенного взгляда от лица девушки. Красавица!

О предстоящем наказании он не думал.

Из-за гор вынырнул раскаленный полукруг солнца и осветил ее лицо. В глазах вспыхнули зайчики, лучики солнца запутались в ее волосах, сверкнули бусинками пота на висках.

— Пошли со мной, — приказала девушка. — Там рельсовая накладка отстала. Завернуть поможешь.

Вскоре неисправность была устранена, и Волочнев отправился дальше. Он смотрел на девушку, которая, провожая поезд, стояла с развернутым флажком.

Возвратившись после рейса домой, Владимир понял, что не будет спокоен, пока снова не увидит новую знакомую. Но как? Какой найти предлог, чтобы заехать в путейскую будку? И вот тогда-то ему пришла в голову мысль купить ружье и стать охотником.

Не для того, чтобы чем-то восполнить пробел в своей неавторитетной внешности, а из врожденной цепкой любознательности, вникал Волочнев в самую глубину своей специальности. А машинисты привыкли ценить людей по делам.

Памятен такой случай. Однажды, переходя железнодорожные пути, Волочнев услышал скандал около маневрового паровоза. Подошел ближе. Кричал составитель. Размахивая флажком, он подступал к машинисту, который держа пачку ключей, сидел на площадке возле насоса.

— Неисправный паровоз, гоните его в депо. Другой дадут. Вся работа стала! — на всю станцию орал составитель, хотя машинист был совсем рядом.

— Что я могу сделать? — развел тот руками. — Все перебрал — не качает. Еще одну крышку отверну — не поможет, тогда в депо будем проситься. Хоть позор моей седой голове, но что же поделаешь?

— Мы и так целый час стоим, — возмущался составитель.

— Еще пяток минут повремени.

Волочнев знал этого машиниста — старый опытный паровозник.

— Дядя Ваня, что у вас? — спросил Владимир, подойдя к паровозу.

Машинист покосился на него и ничего не ответил. Волочнев дождался, пока дядя Ваня вместе с помощником завернули крышку и пустили насос. Насос закачал торопливо, стуча о крышки цилиндров. Было видно, что он работает вхолостую, не забирая воздух.

— Такая же история! — сокрушенно сказал машинист, слезая с паровозной площадки.

— Смотри тут, — буркнул он помощнику. — А я пойду в будку. Позвоню, чтобы в депо забирали.

Когда машинист отошел от паровоза, Волочнев спросил помощника:

— Клапана смотрели?

Помощник размазал грязным рукавом пот по лицу, нехотя отозвался:

— Ну, смотрели, а что?

Волочнев, немного подумав, решительно сказал:

— Тогда быстренько отворачивай всасывающую трубу.

Паренек недоверчиво покосился на Владимира.

— Что, Иван Максимович не знает, где отворачивать?

— Отворачивай! Тут всего четыре гайки. Бывает второпях не разберешься.

Когда помощник отвернул трубу от корпуса, она оказалась наглухо закупоренной накипью.

— И вся причина, — облегченно вздохнул Волочнев, тоже вспотевший от напряжения. — Открывай насос и работайте. Пока без этой трубы обойдетесь.

Убедившись, что насос работает нормально, Володя направился своим путем. А за спиной услышал радостный крик:

— Дядя Ваня, не звоните — все в порядке!

Мало-помалу старые опытные машинисты сами стали обращаться за советами к Волочневу.

— Володя, — говорил какой-нибудь машинист, оглядываясь по сторонам, чтобы никто не видел, иначе потеряет достоинство. — Пойдем ко мне на паровоз, посмотришь, что-то он последнее время хандрит, с паром туговато.

Иногда с трудом, но причину обязательно находил. А дома переворачивал книги — искал нужную, читал, делал вычисления.

— Молодой, а ранний, — говорили о нем с уважением машинисты. — Видно талант у него паровозника. Далеко пойдет.

Оборвалось все из-за нелепого случая. Как-то на стоянке он помогал молоденькому кочегару прибить шлаковый «козел» в поддувале. Залез под паровозную раму и сунул резак в открытую пасть бункера. Оттуда, разбрасывая во все стороны искры, высыпался кусок огненного шлака. Искра попала в глаза машиниста. От нестерпимой боли он закричал. Перепуганный кочегар помог ему вылезти из-под паровоза, подвел к тендерному крану под воду, но было поздно. Глаз был обожжен. Около полгода Волочнев пролежал в больнице. Там согнали бельмо, но восстановить зрение в этом глазу не удалось. Тяжело было Волочневу свыкаться с тем, что пришлось навсегда расставаться с паровозом.

Началась война. Личное казалось теперь ничтожным по сравнению с большой народной бедой. Владимир встал за токарный станок, точил детали. Потом его назначили мастером подъемочного ремонта. Здесь в полной мере пригодилось его знание паровоза. Острый единственный глаз замечал каждую неряшливость или подделку даже у опытного слесаря.

Ремонтникам, любившим делать работу «как-нибудь» — лишь бы вытолкнуть паровоз за ворота, он не нравился. Иногда обозленный слесарь, стараясь досадить мастеру, выкрикивал обидное:

— Камбала!

Владимир Николаевич, услышав это прозвище первый раз, вздрогнул. Целый день не мог прийти в себя. Прозвище обидело его. Оно всколыхнуло прошлое, чем он жил и радовался. Но личных обид не помнил.

В конце войны Волочнева настигла вторая беда. Ольга ходила беременной. Оба с нетерпением ожидали первенца. За долгие годы супружеской жизни их не баловало счастье. Но вот оно улыбнулось им. И вдруг все рухнуло. Как-то в доме вышла растопка. Ольга решила идти на линию набрать щепок и попала там под поезд. Никто не видел, как это случилось. Вагонники, проходившие мимо, наткнулись на нее. Она, изуродованная, лежала в междупутье, а пальцы левой руки накрепко держали щепку. В ее смерти Волочнев винил только себя. Как он мог забыть о ее нуждах? Приходил с работы всегда в натопленную квартиру, дома его ожидал приготовленный ужин. Ольга никогда не просила от него помощи. Знала, муж устает на работе. А она дома. Первое время после смерти жены Волочнев не мог заходить домой, ночевал у Круговых. Знал, что одиночества не вынесет. Дальнейшая жизнь казалась бессмысленной. Но дружеское участие Круговых и товарищей помогло перенести и это горе. Но все это наложило свою печать на его характер.