Разные судьбы

И вот двадцать восьмого ровно в десять зазвонил телефон. Зорин самодовольно улыбнулся. Инженер докладывал: средний ремонт паровозов строителей закончен. Машины прошли пробную обкатку. Вызван приемщик для подписания акта.

— Молодец, Геннадий Федорович, — похвалил Владимир Порфирьевич, зная, что этого достаточно, чтобы Сорокин по меньшей мере неделю был в отличном настроении.

А в это время в цехе подъемки Владимир Николаевич Волочнев осматривал паровозы. В левой руке держал кусочек мела, в правой — длинный молоток с отшлифованной до блеска головкой. Из нагрудного кармана синего комбинезона торчали складной метр и кронциркуль. По пятам за Волочневым ходили Сорокин, мастер подъемки и бригадиры. У всех в руках были блокноты, в которых записывали замечания приемщика. Сам Владимир Николаевич все помнил без записи. Сейчас он остукивал молотком гайки, вытаскивал из карманчика метр или кронциркуль, замерял и молча очерчивал мелом кружочки. За спиной приемщика многозначительно переглядывались мастер с инженером.

Вот Волочнев закончил осмотр одного паровоза, принялся за другой. Обойдя и его, выпрямился, повернулся к сопровождающим, остановил усталый взгляд на Сорокине. Тот понял это по-своему.

— Акты заполнены и лежат в конторке мастера. Пройдемте туда, Владимир Николаевич, подпишите.

Волочнев вздохнул.

— Я хотел спросить, товарищ Сорокин, кто выдал вам диплом инженера?

Сорокин растерялся, не зная, как поступить. Обидеться или принять вопрос приемщика за шутку? Ведь от этого человека зависело многое. Если Волочнев не примет паровозы, то начальник депо заест.

— Извините, Владимир Николаевич, я ценю вашу шутку, но… — он развел руками, — скоро должны приехать за паровозами представители. Акт в конторе мастера.

— Вы не ответили на мой вопрос, — упрямился Волочнев. И это упрямство испугало Сорокина.

— Какое это имеет значение? — нервно отозвался он, поглядывая на входную дверь. — Но если вам интересно, могу сказать: Омский.

— Омский? — в раздумье переспросил приемщик. — Ну, что ж: иногда и хорошие предприятия выпускают брак.

Сорокин обиделся, даже уши у него покраснели. В это время в дверях показался Зорин с представителем из треста.

— Ну как? Готово? — спросил Зорин, подойдя к паровозам.

Все молчали. Начальник депо взглянул на Волочнева, на расстроенного инженера и сразу сообразил, в чем дело.

— Владимир Николаевич, и вы, Геннадий Федорович, пройдемте со мной к мастеру. — И, повернувшись к гостям, добавил: — А вас, товарищи, попрошу минутку подождать. Неотложный вопрос надо решить.

Зорин, стоя у двери конторки, пропустил вперед себя приемщика и инженера, плотно закрыл дверь и насупился:

— В чем дело?

— У него спрашивайте, — кивнул Сорокин на приемщика.

— Халтуру не приму.

— Какая халтура? После обкатки два десятка призонных болтов ослабло. На два часа работы.

— Я не зря спрашивал, где вам выдали диплом инженера! Ведь каждый слесарь знает, почему слабнут призонные болты. Цилиндры не по оси установлены. Бесполезны ваши запрессовки, все равно ослабнут.

— Сколько потребуется времени исправить? — спросил Зорин.

Волочнев развел руками:

— Сами не хуже знаете. Четыре-пять дней.

— Так. Еще что?

— На другом паровозе половину жаровых труб надо менять. По документам паровозам произведен средний ремонт, а фактически только колеса обточили.

Зорин задумался.

— Все это правильно, — стараясь быть спокойным и объективным, произнес он. — Только времени у нас нет. Вот беда.

— Его и не было. Четыре дня в наших условиях на такой ремонт…

— Геннадий Федорович, — обратился к Сорокину начальник депо. — Призонные болты запрессуйте без отвалки цилиндров, а трубы… Что ж поделаешь? Паровозы там тяжеловесы не водят. Работа у них такая: ни габаритов, ни пути хорошего нет. Все равно сломают. Подписывайте акты и пойдемте в цех. Нас ждут.

— Не буду, — твердо сказал Волочнев.

— Послушай, Владимир Николаевич, мне до зарезу надо, чтобы паровозы сегодня же вышли за ворота. Ради старой дружбы, подпиши акт.

— Дружба ни при чем.

Правая бровь Зорина дернулась.

— Не болеешь за свое депо.

— Ты меня не упрекай! — взволнованно возразил Волочнев. — Ты кого хочешь обмануть?

Зорин махнул рукой.

— Черт с тобой. Сейчас поговорю с заказчиком. Расскажу о недоделках.

Зорин, а следом за ним Волочнев вышли в цех. Из-под цилиндра паровоза слышалась пулеметная очередь пневматического молотка. Запрессовывали призонные болты.

Волочнев усмехнулся.

— Ну что, принимаете? — спросил Зорин у сухощавого человека с портфелем в руках. Тот, переглянувшись со своим машинистом, махнул рукой:

— Давайте, раз лучше не умеете. Может, на месяц — два хватит.

— Ну, Владимир Николаевич, теперь очередь за вами. Подписывайте акт.

Вместо ответа Волочнев вытащил из кармана мел и, нажимая так, что на пол посыпались белые крошки, написал на обшивке цилиндра крупными плакатными буквами: «Халтура» и вытер платком покрасневшее от натуги лицо.

Владимир Николаевич Волочнев стал машинистом, когда ему исполнилось двадцать лет. Стать машинистом в такие годы считалось редкостью. Прежде чем занять место у правого крыла возле реверса — место машиниста, требовалось поработать слесарем, кочегаром, помощником машиниста. И на каждой ступени показать себя. Машинистами привыкли видеть людей в годах, зачастую убеленных сединой. Они хорошо знали себе цену и, как правило, обладали солидным, неторопливым баском. Володе Волочневу тоже хотелось походить на опытных и бывалых. Поэтому старался выработать сдержанность, умение говорить только дельное. Трудно приходилось: по натуре он был непоседой и говоруном. Совсем невозможным оказалось выжать из себя бас. Его петушиный тенорок портил всю «форму».

Должность у него была высокая, денежная, а вот девушкам из железнодорожного поселка он не нравился. Да он и сам к этому, видимо, не стремился. По крайней мере ни одна девушка не могла похвастаться, что Володя Волочнев предлагал ей свою дружбу. В свободное время он брал ружье, садился на тормозную площадку грузового поезда и уезжал на охоту.

Правда, редко возвращался с трофеями, но зато всегда приезжал веселым и жизнерадостным. Сергей Круговых частенько подсмеивался:

— Ты, наверное, там солнечные лучи с веток собираешь? Приезжаешь весь насквозь просветленный.

— Почти угадал! — загадочно улыбался Володя и переводил разговор на другое.

А однажды Волочнев удивил всех.

Был теплый воскресный день, и многие железнодорожники прогуливались по перрону. Они приходили сюда выпить кружку пива в перронном ларьке, или просто так, посмотреть на проходящие пассажирские поезда. Сергей Круговых с Лизой тоже бывали здесь частенько. Пришли и на этот раз.

Прибыл пассажирский поезд, и пассажиры повысыпали на перрон. Из вагона, стоявшего напротив, вышел Володя Волочнев. За плечом в брезентовом чехле висело ружье. В каждой руке держал он по объемистому узлу.

— Смотри-ка, Лиза, Володька сегодня удачно поохотился, — воскликнул Круговых, подтолкнув локтем жену. Но следом за Волочневым появилась незнакомая девушка с чемоданом в руке. Круговых сразу смекнул, в чем дело.

— Эге! — на весь перрон закричал Сергей, подбегая к вагону. — Так вот ты за какой птицей охотился. Хитер! Подстрелил все-таки. Ну, следопыт!

Спустя минуту Володя Волочнев представлял своим друзьям смуглую девушку с диковатыми черными глазами.

— Прошу любить и жаловать. Ольга Волочнева — моя жена.

Дома за праздничным столом немного хмельной Володя рассказывал, почему он полюбил охоту.

Как-то вел поезд через перевал. Было раннее летнее утро. Солнце еще не показалось из-за гор, но верхушки сосен уже оделись в золотые короны. В лощинах беспокойно колыхался молочно-белый туман. Поезд был не тяжелый, и Волочнев не особенно напрягался.

Из лесу тянуло прохладой и влажным ароматом цветущих трав. Как он любил эти, словно меняющиеся на экране пейзажи родной природы!