Турнир

— Пропускаю силу через каждый уголок тела, закаляя его и пытаясь расширить меридианы.

С этим тоже всё отлично. Собранная ею сила двумя волнами уходила вверх и вниз, зажигала на своём пути сетку меридианов. И они так и продолжали светиться в темноте тела ещё несколько вдохов, даже когда волна силы уже полностью растворялась в самых дальних уголках тела Аледо.

Я отпустил её руку, и она тут же открыла глаза, жадно уставилась на меня. Хотел было пожать плечами, но сообразил, что выглядеть это будет так себе. Вместо этого улыбнулся и кивнул.

— Всё отлично, ты всё делаешь верно. Твой способ визуализации удобен тебе, ты не ощущаешь позыва изменить его?

— Нет, — Аледо даже помотала головой, чтобы мне было понятней. — Мне удобно.

— Ну и отлично.

Подумав, я всё же не решился дать совет в том, в чём совершенно не разбирался. Хотя мне было интересно, в будущем, когда она станет Воином, овладеет Круговоротом и боевой медитацией, как она будет поглощать силу Неба? Всё так же втягивая её в себя при каждом шаге? Через ступни? А когда станет Предводителем и поднимется в небо на мече?

Или, создав первое средоточие и более полно ощутив мир и саму силу Неба, которая пронизывает всё вокруг, а не только землю, она будет втягивать эту силу отовсюду, а не только через… Ну, в общем, не только? Наверняка, иначе это окажется очень неудобно.

Пока же я лишь повторил:

— Да, отлично, продолжай Возвышение, занимайся подобной закалкой меридианов каждую свободную минуту.

Аледо насупилась.

— Старший, а можно добавить что-то кроме слов? Скажите, я добилась успеха? Я уже взяла четвёртую звезду?

Я развёл руками и повторил:

— Я ведь не учитель и давно не Закалка. У меня завалялся артефакт, который определяет Возвышение, — глаза Аледо вспыхнули, но я тут же безжалостно сообщил. — Но он определяет возвышение Мастеров, проверяя число узлов, которые они могут непрерывно использовать.

— И что, совсем нет способа проверить меня? Вы же владеете духовным зрением!

Пришлось вздохнуть и признать:

— Есть.

Аледо умоляюще протянула и даже сложила руки для верности:

— Ста-а-арший.

— Только давай договоримся. Ты примешь результат без разочарования, не так, как прошлую проверку.

Она решительно кивнула:

— Договорились, старший. Это, это другое. Это же не рассада.

Верилось не очень, но я всё же положил ей на макушку руку и создал печать. На этот раз обойдусь без маскировки. Ограничение. Шестая звезда. Спросил:

— Чувствуешь слабость?

— М-м-м. Нет?

Шестёрка сменилась на пятёрку.

— А теперь?

Аледо уже более уверено ответила:

— Нет.

— Теперь?

— Тоже нет. Старший, а что это значи… Ох! Вот теперь чувствую. Словно весь день провела на ногах и хочется только рухнуть и ничего не делать.

Я убрал руку и печать.

— Прости, но ты всё ещё третья звезда Закалки, — внимательно следя за выражением лица Аледо, добавил. — Рановато ожидать результатов. Ты ведь сама призналась, что тебе даже рано заниматься Возвышением, хотя прошлый раз сказала, что тебе уже десять.

Аледо поджала губы:

— Жалкие пара месяцев не считаются. Кому важно, десять мне ровно или вот-вот стукнет?

Помедлив, я спросил:

— Ты не болела в детстве? Не принимала лекарств?

Аледо помрачнела ещё сильней.

— Болела. Принимала. Но отец обещал, что лекарства хорошие и дорогие. Что я перестану болеть и лекарства сделают меня сильной. И не говорите мне, старший, что он меня обманывал.

Я кивнул и не стал этого говорить. Неполные десять лет, третья звезда Закалки, обычная для этого возраста. Правда, вокруг Второй пояс и я ожидал немного другого от драгоценной госпожи поместья Ясеня, которую кормили сектантскими пилюлями.

Но раз уж у нас выходит вечер неприятных проверок и результатов, разговоров и размышлений, то стоит спросить и другое:

— Твоя семья. Что с ней случилось? Отец, мать, брат? Почему ты осталась одна?

Сначала я решил, что Аледо не станет мне отвечать. Она поджала губы, отвернулась к костру. Мы долго сидели, вдвоём глядели на пламя, а затем она негромко сказала:

— Братьев и сестёр у меня не было. Но, кроме отца и матери, у меня ещё были дяди и дед. Дяди сгинули в лесах. Деда один сильный идущий заставил убить себя на глазах толпы. На отца напали и тяжело ранили, отрубили ногу. После этого мы бежали из дома, спасая свои жизни. Мы много дней бежали, а потом отец приказал нам дальше бежать без него. Сказал, что ему тяжело с одной ногой, что он задержится и отыщет лекаря.

Аледо замолчала, потянулась к куче валежника и подкинула его в костёр. Когда ветки вспыхнули, затрещали, рассыпая искры, она тяжело уронила:

— Врал. Я спросила потом у мамы, и она начала плакать, рассказала мне всё. Он остался позади нас, потому что был очень приметен без ноги. Потому что нас искали. Сначала всё было хорошо, а потом… Потом верные слуги подняли против нас мечи.

Я тоже швырнул в костёр ветку и заметил:

— Значит, не такие уж они были и верные, — взгляд Аледо обжигал не хуже огня. Но я лишь продолжил говорить: — Выходит, их верность держалась лишь на контрактах, а твой отец погиб, и они исчезли.

Аледо отвела взгляд.

— Возможно, вы правы, старший. Мама тоже так сказала. Но… Но мне какое до этого дело? Я помню, как всё детство они улыбались мне и называли маленькой драгоценной госпожой. А потом… Потом ударили маму в спину.

И снова мне пришлось нарушать молчание вопросом:

— Ты хочешь им отомстить?

— Некому мстить. Мама убила их всех.

Я невольно вскинул брови. Алетра была всего шестой звездой Воина, каким образом она сумела справиться с… А с кем она сумела справиться? Аледо сказала слуги, а не стражники. Что там у тех слуг было сил?

— Они её ранили и ей пришлось выпить лечебное зелье, — плечи Аледо дрогнули. — Она так кричала. Если у меня окажется талант алхимика, то я сделаю такие лечилки, которые не доставляют боли.

Я про себя вздохнул. Алетра, Воин шестой звезды, которая всю жизнь занималась лишь цветами, живя в безопасной скорлупе поместья. Лечебные зелья удваивают боль ран. Могу себе представить, что она ощутила, впервые его выпив. Только Аледо зря мечтает. Даже зелья Древних не могли заживить раны без боли. Только техники закрывают раны без боли. За это лекарей и ценят.

— Когда мама пришла в себя, мы снова бежали. На этот раз нас было только двое. Мама надеялась, что в Рассвете мы сможем скрыться от всех, кто гнался за нами, — Аледо пожала плечами, криво усмехнулась. — Нас и впрямь не нашли, старший. Но мама была чужой в этом городе. Чужой, без покровителей и слишком слабой. Нашёлся тот, кто позарился на наши духовные камни, — несколько вдохов молчания, затем Аледо выдохнула. — Эту схватку мама не сумела выиграть, слишком сильны были те, кто пришли в наш дом.

— Ты могла попросить меня отомстить им.

— Нет! — сглотнув, Аледо упрямо повторила. — Нет. Я сделаю это сама. Имя нашего «благодетеля» я никогда не забуду. Одного из его прихлебателей видела вчера в толпе на рынке, надеюсь, что он меня узнал и помчался к хозяину. Пройдёт пять, десять, двадцать лет и я получу силу, а затем вернусь и постучу в его ворота, — Аледо подняла руки и протянула их над костром. — Я отомщу лично, вот этими руками. Скажите, я не права, старший?

— Нет. Не скажу. Это твоя жизнь, это твоя месть.

Аледо усмехнулась:

— Справедливость, старший, так?

— Так.

Улыбка Аледо стала торжествующей, словно я только что пообещал ей вернуться и убить всех «благодетелей». Но мне ли упрекать её в том, как сильна жажда её мести? Помолчав, я подтолкнул Аледо продолжить историю. Не на справедливости же заканчивать посиделки у гаснущего костра?