Красавица для Чудовища

Я заперлась в своей спальне до самого вечера. Понятия не имела, что творилось на первом этаже, но мне было безразлично. Думая о том, что произошло днем в кабинете Миши, я по многу раз прокручивала самые разные варианты развития событий.

А потом, в голову стали лезть самые ужасные мысли.

А вдруг, он никогда меня не любил? Вдруг, в тот день, когда я улучила его во лжи во время разговора с новым юристом, он заткнул мне рот своим признанием, чтобы усыпить мою бдительность.

Ну что во мне могло привлечь его, чтобы он должен был влюбиться в меня? Я ведь всего лишь симпатичная девчонка, которая устраивала его в постели, и он не раз признавался мне в этом. Да, это выглядело правдоподобно. Он ведь предупреждал, что я для него никогда ничего не значила, и все, что он предоставлял мне — банальная забота и… жалость. Его любовью всегда была Марина, ради которой он столько лет вынашивал план мести и пожертвовал своей жизнью. Но не я. Даже мои предположения о беременности его не остановили…

Я не смогла завоевать его сердце, нет. Даже немного места в нем не получила. Он пожалел влюбленную в него девчонку, которая души в нем ни чаяла, поигрался, как меня предупреждала психопатка Алиса и бросил, исполняя свой долг перед покойной женой и дочкой. Разбил мне сердце и откупился деньгами. Теперь же, я чувствовала себя обузой, за которой он должен был присматривать только по долгу чести.

Покачала головой и протерла слезы с щек, отбрасывая настолько глупые мысли к черту. Гормоны превращали меня в шизофреничку.

Открыв шкаф, бросила взгляд на полку с его аккуратно сложенными свитерами. Миша почти никогда не носил рубашек и пиджаков, и, собственно, в таком виде я видела его лишь однажды, на нашей свадьбе. Его стиль был минималистичным и простым, и мне всегда нравилось, как красиво смотрелись на нем его простые джемперы, свитеры и обычные лонгсливы.

На полке ютился тот самый, черный свитер, который был на нем в последнее утро. Я не успела постирать его и сейчас была безумно этому рада. Прикрыв глаза, поднесла его вещь к своему лицу и сделала глубокий вдох. Его родной аромат: сигареты, духи с мятой и что-то цитрусовое. Вдохнула поглубже, приближая ткань к себе, прижимая его свитер к себе так, словно это был сам Миша. Закрыла глаза полностью, представляя, как это он обнимает меня со спины и томным голосом шепчет мое любимое: «котёнок». Жар мелкой дрожью пробежал по моей коже, а в некоторых местах от фантомных звуков его бархатистого голоса, моего тела словно коснулись языки пламени. Поползли мурашки, а из уст вырвался одиночный, жалобный всхлип. Похоже на одержимость, я это понимала, но ничего не могла с собой поделать.

Думая об этом на протяжении нескольких часов, уткнувшись лицом в его подушку, которая все еще хранила его тепло, я всхлипнула. Самого плача уже не было, лишь одиночные, горячие слезы, которыми пропитался мягкий хлопок. Дверь в кабинете с шумом захлопнулась, и я сразу же вздрогнула, представляя, как сейчас, в эту комнату войдет Миша. Ляжет рядом, крепко обнимет меня и скажет, что это неправда и этот кошмар мне только привиделся.

Он мне снился постоянно. Его голос, шепот, прикосновения и то признание в любви, которое намертво отпечаталось в моей голове.

Даже не заметила, как проснулась, когда на улице полностью стемнело. Несмотря на приближение весны, на улице до сих пор шел снег и все вокруг было абсолютно белым и промозглым. Благо, не было дождя, который сейчас добавлял бы уныния в эти беспросветные, одинокие будни.

Встав с кровати, медленно подошла к зеркалу, чтобы рассмотреть свое осунувшееся, распухшее от бесконечного горя, лицо. Я вздрагивала от каждого шороха, каждого шага в коридоре, представляя, что это он. Казалось, что вот-вот и услышу его низкий голос, а в памяти всплывали те редкие случаи, когда он смеялся над моими шутками и тогда я чувствовала себя безмерно счастливой.

Как мне перестать думать о нем, если все в этой комнате напоминало мне о муже?

Аккуратно разместив его одежду на кровати, я направилась прямиком в ванную, чтобы умыть свое лицо. Стоять под душем совсем не хотелось: под теплыми струями меня убивали мысли.

К нам в гости ненадолго заехала Оля — подруга и коллега Миши. Мы не успели подружиться, но девушка всячески старалась поддержать меня в эту трудную минуту.

Ночью стало совсем тяжело. Я медленно ступала по коридору, рассматривая каждую деталь дома, все время чего-то ожидая, с замиранием сердца поглядывая на входную дверь при малейшем звуке. Ветер на улице усилился, отчего ветви деревьев бились о окна, и шумы стали просто невыносимыми, пугающими, пробирающими насквозь. По привычке обняла себя на плечи, раскачиваясь на том самом диване в гостиной.

Без света. В коридоре был выключен светильник, и привычного, мягкого, обволакивающего свечения, к которому я привыкла, находясь в темноте по вечерам в гостиной, больше не было. Абсолютная, безликая тишина, нарушаемая завыванием ветра снаружи дома. Внезапно в окна со всей силой ударилась очередная ветка и испугавшись, я со всхлипом привстала, ощущая бешенное биение сердца за грудиной.

— Настенька, — послышался ласковый голос кухарки. Женщина, возможно проснулась, а может быть и не спала вовсе, учитывая обстановку в доме. — Почему ты еще не спишь?

Но я ничего не ответила.

— Давай я тебе заварю свежего чая, — с грустью в голосе протянула она.

— Спасибо, не надо, — последовал мой привычный отказ и засиживание в гостиной допоздна в полнейшем одиночестве.

Ранним утром я открыла глаза и ужаснулась, поняв, что так и уснула на этом злосчастном диване в обнимку со свитером Миши, который все это время был со мной. Голова гудела и почувствовав тошноту, сразу же ретировалась прочь из комнаты прямиком в свою спальню. Никто не должен был видеть меня в таком виде, да еще и в гостиной.

Их нравоучения мне совсем надоели. Никто из них не чувствовал сейчас того же, что и я. Через час после того, как мне практически пришлось впихнуть в себя завтрак, к нам приехали Агата с ее детьми и Даша. Я наблюдала за сестрой со стороны с тихой грустью, пока она миловалась со своими малышами. Мне хотелось задать ей вопрос по поводу ее мужа и его разговора с Мишей, но выяснять отношения совсем не было сил. Натянув плед до самой шеи, я вросла в диван, удобно размещая свою голову на подушке. Я знала, видела, что каждый из них смотрел на меня с жалостью.

А к обеду, нам сообщили о том, что в том озере нашли тело молодого мужчины. Не знаю, как я выглядела со стороны, но мое сердце подсказывало мне, что это не Миша. Я отрицательно мотала головой, но струсив, отказалась ехать на опознание. Собственно, меня бы к нему и не подпустили, и за меня это сделал Альберт Михайлович. Признаться, никогда прежде я не видела его в подобном состоянии. Мужчина был убит, раздавлен горем, и держался кажется, только лишь ради того, чтобы не огорчить меня сильнее.

К счастью, это был не Миша и казалось, будто в ту минуту мы праздновали его второе рождение. Помощник свекра сообщил нам, что окно в машине Миши было разбито, что говорило о том, что мой муж мог выбраться из машины. Миша умел плавать и обязательно должен был спастись, а так как люди его отца повсюду его искали — и надежда о его возращении меня не покидала.

Очередной рев мотора с гулкими взвизгами заставил мое сердце сжаться и подбежать к входной двери. К нам, как и обещал, приехал юрист, о котором я позабыла, наивно полагая, что моя вчерашняя реакция дала ему понять, что все наши разговоры окончены.

— Вы можете отказаться от всего, — нервно мотая головой, повторил он. — Ваше право, — устав бороться с моим упрямством, сказал мужчина. И он захлопнул папку. — Но подумайте о благополучии вашего ребенка.

— Это не ваше дело! — отрезала я, разгневанная его тоном.

Я думала об этом со вчерашнего вечера. Если Мише так сильно хотелось, чтобы я уехала из Москвы — я бы уехала. Но ни в коем случае не приняла бы от него наследства, словно он уже погиб и у меня больше не было причин его ждать. Это выглядело еще хуже предательства и лишало меня всяческой надежды.