Страница 107 из 121
Он пришел сюда, чтобы забрать моего ангелочка. Мою единственную радость в этой жизни. Но малыш ведь еще совсем маленький! По щекам скатились слезы, и я опустила голову, чтобы волнение не переросло в истерику.
— Губки и глазки как у мамочки, а так ты моя копия, — протянул Миша, улыбаясь. — Гордость моя, — ласково прошептал он. Выдохнув, муж притянул малыша к себе ближе, поцеловал его в щеку, а затем прикрыв глаза, прижал к себе.
Мальчик что-то по-детски пропищал, но не заплакал. Я столько раз представляла себе это мгновенье, плакала от счастья по ночам, думая о том, как Миша обрадуется, когда родится наш сын. Теперь же, он всего лишь делал мне одолжение, предлагая мне роль няньки и предъявляя свои права на ребенка.
Как же я хотела забрать мальчика у Миши, но так боялась напугать ребенка, потому что и так едва сдерживала свою истерику. Миша, наконец, обратил на меня свое внимание, осторожно опустил ребенка в кроватку на столике рядом со мной, и к малышу в ту же секунду подошла медсестра. Сделав шаг, мужчина сузил глаза в подозрительном прищуре, испепеляя меня взглядом.
Он навис надо мной, и наклонившись, бесцеремонно, наплевав на мораль, впился в мои губы настойчивым, глубоким поцелуем. С моих уст слетел жалобный писк, но я побоялась потревожить ребенка своими воплями и подчинилась, выжидая, пока этот мерзавец не прекратит терзать мои губы.
— Спасибо за бесценный подарок, — томно прошептал он. Я снова отвернулась, желая спрятать от него свои пылающие от стыда, волнения и злости, щеки.
— Мне нужно покормить сына, — заявила я, протягивая руки к переноске. Мне хотелось спрятать своего малыша от этого тирана. И убежать отсюда подальше от его наглых домогательств.
Пусть даже, я сама позвала его сюда, подавшись слабости.
— Покормишь, — Миша жестом дал знак медсестре, и та встала рядом. — Через минуту.
— Уходи, — пискнула я, и снова отвернулась от него. Вздрогнула, почувствовав, как перебросив мои волосы на другую сторону, Миша сделал глубокий вдох, а затем прижался губами к моей шее. Прикосновение чего-то холодного вынудило меня обернуться в сторону мужа.
— Возвращаю подарок дорогого тебе человека, — прошептал он, застёгивая цепочку на моей шее. Мою любимую подвеску, которую я думала, что безвозвратно потеряла прошлой ночью и долго из-за нее плакала. И из-за него. — Я починил застежку. Прости меня за все, Настенька.
Меня бросило в жар, и я громко выдохнула, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
— Я думала, что я… — прошептала, поднимая свой растерянный взгляд на мужа и инстинктивно прикасаясь к кулону.
В глазах Миши что-то изменилось: вчера, на мосту и весь день в кафе, я чувствовала, что со мной говорил совершенно посторонний мне человек. Это был Миша, несомненно, но он был чужим и мое обманутое сердце ныло от боли, не узнавая мужа.
Но не сейчас. В его глазах была прежняя нежность, с которой он смотрел на меня в те счастливые месяцы, которые мы провели вместе в нашем доме в Москве. В него такого, я влюблялась с каждым днем все сильнее. Или же, я снова обманулась, ведь так отчаянно цеплялась за его прежний образ.
Миша вытащил из кармана брюк другую коробочку и открыв ее, достал оттуда золотой браслет. Полчище мурашек пробежало по моему телу: он делал это нарочно, как и раньше, когда пытался заткнуть мне рот дорогими подарками. Взгрустнув, неосознанно всхлипнула, глядя на своего сына, которого он прикрыл своей спиной. Миша схватил меня за руку и надел на запястье браслет с россыпью бриллиантов, ведь он никогда не разменивался по мелочам. Я бы сняла украшения с руки и выбросила, если бы он не держал мою ладонь очень крепко.
— С днем рождения, котёнок мой, — поцеловав мою руку, прошептал он, и я задрожала, услышав родное прозвище.
Миша не дал мне опомниться и снова прижался губами к моим губам. Не в состоянии сдерживаться от нахлынувших чувств, всхлипнув, прикоснулась ладонью к его щеке, и сама поцеловала любимого.
— Передай мне ребенка, — настойчиво потребовала я, все еще плача. Хоть, как мне объяснили, я спала около пяти минут, мне все равно жизненно необходимо было прижать малыша к себе. Миша осторожно вытащил сыночка из переноски и улыбнувшись, передал мне младенца.
Стала реветь как идиотка, стоило снова увидеть и прижать к себе теплый, крохотный комочек, который сладко причмокивал, глядя на меня своими большими, невинными глазками. Самый красивый ребенок на свете. Мое счастье. Моя семья и мой самый близкий человек. Мой подарок самой себе на двадцать второй день рождения.
Он был абсолютно здоров, а меня волновало это больше всего. Малыша уже осмотрели и переодели и теперь он всегда должен был быть со мной. Миша стоял рядом, поглаживая меня по волосам, а у меня все чаще закрадывались сомнения по поводу чистоты его помыслов.
— Родные мои, — прошептал муж и поцеловал меня в щеку.
Мы встретились взглядами, как вдруг, дверь в палату отворилась. Миша собирался мне что-то сказать, но нас прервал шум открывающейся двери.
— Доченька, — услышала голос папы. Его приезд был неожиданностью, и похоже, что не только для меня. — А ты здесь что делаешь?! — презренно вытянул он, уставившись на Мишу.
Я бессознательно притянула мальчика к себе, пряча ребенка от постороннего шума. На мои глаза надвинулись слезы от обиды: не так я представляла себе этот день. Мой ангелочек захныкал, вероятно ощутив то же, что и я, прижавшая его к груди.
Михаил
Только этого мне сейчас не хватало. Стоило спокойно выдохнуть, наконец оставшись наедине со своими женой и сыном, как в палату вошел тесть с букетом цветов. Который ненавидел меня и у него, к сожалению, были на то все причины.
— Убирайся отсюда, — процедил он гневно.
Моя жена напряглась от страха, сжимая малыша в руках и качая головой. Бедняжка испугалась, очевидно предвещая скандал, но я бы ни за что не позволил ни себе, ни кому-либо еще устраивать сцены в палате, где находился мой новорожденный ребенок и недавно родившая жена. Настя задрожала, озираясь по сторонам, пряча лицо моего сына в своей груди, а затем, подняв голову вверх, посмотрела на меня с мольбой во взгляде. Она просила у меня защиты.
Я и так все понял, ангел мой.
— Николай Алексеевич, давайте выйдем, — предложил я тихо, загораживая свою семью спиной. — Не будем устраивать здесь шум.
И стоило выйти в коридор, как мой тесть с размаху ударил меня кулаком по лицу, как и в прошлый раз. Как обычно, обескураживая меня.
Нервный сукин сын.
— Что я тебе обещал, а?! — прошипел он злобно. К отцу подбежала Агата, пытаясь утихомирить родителя, перешедшего на кулаки. — Что ты и близко не подойдешь больше к моей дочке и внуку!
— Николай Алексеевич, — дотронувшись до скулы, на которой снова появился бы синяк, спокойно проговорил я. — Прощу прощение за свое поведение. Я был не прав.
В этот раз был мой черед проглотить унижение и попросить прощения у тестя за то, что ему пришлось выслушать в прошлый раз. Слова той беседы промелькнули в голове, и я зажмурился от стыда и угрызений совести. Он мог сейчас избить меня и все равно остался бы прав.
— Пошел ты! — крикнул он.
— Не кричите, — предупредительным тоном процедил я. — Настя может услышать!
Он замолчал, но на шум все равно собрались врачи, заметившие перепалку в коридоре больницы. Как же это было ни к кстати. Шмелев не реагировал ни на слова Роберта, ни на мольбу Агаты, а мой взгляд был прикован к окошку двери, ведущую в палату Насти. Хоть бы девушка ничего не услышала.
— Я признаю свою вину, — опустив голову, прошептал я, прикладывая ладонь к груди. — Память ко мне вернулась, — констатировал, чтобы подтвердить свои слова.
Но это только еще сильнее взбесило тестя. Шмелев схватил меня за ворот футболки-поло и прислонив к стене, заглянув мне прямо в глаза. Я никак не отпирался, желая принять его наказание, ведь я это заслужил сполна.
— Ты мне никогда не нравился, — протянул он. Кто бы сомневался. — Моя дочь больше ни одного дня с тобой не проживет, тебе понятно?!