Страница 33 из 59
Атмосфера в столовой для экипажа стояла уютная, добрая и домашняя, несмотря на то, что я впервые видела всех этих людей. Мы смеялись, ели, запивали ягодным компотом. Лазур отдельно получил свою порцию «довольствия» и нагло глодал кости прямо на столе. Я хотела возмутиться на эту в высшей степени невоспитанность, но вся команда встала на защиту «бедненьких, голодненьких ящерок».
Когда лысый Кок гаркнул, что пора отчаливать на свои рабочие места, команда уныло разбрелась, а столовая снова опустела. Кок обратился ко мне, прежде чем уйти:
— К милым рыженьким леди это не относится!
Он начал медленно и неторопливо убирать посуду и относить остатки некогда роскошных блюд на кухню.
— Мне тоже пора, — признался Сеймур. — Не грусти, Лия. Вечером загляну.
Гровейнский бородач слегка стукнул по моему носу своим здоровенным указательным пальцем, так и не дождавшись моей мести. Мне совсем не хотелось портить негу, которая разлилась от сытого живота по всему моему телу, поэтому я не могла совершить ответное движение. Все, на что я была способна, — это злобно прищурить глаза, обещая отомстить в самом скором времени.
Сеймур рассмеялся, и, помахав на прощание, удалился.
Когда я поняла, что могу шевелиться, я помогла Коку убрать то, что осталось, помыла посуду, но к приготовлению заготовок Кок меня не допустил. Мне пришлось направить свои ноги обратно в выделенную мне каюту, не забыв пристроить у себя на плече заметно потяжелевшего Лазура.
Расслабленность и отсутствие желания что-либо делать так и не покинули ни мой ум, ни тело, поэтому я лениво растеклась по кровати, словно талое мороженое, и смотрела в иллюминатор, наблюдая как по лазури пробегают белоснежные кони-облака, а земля давно уступила свое место большой воде.
Драконовидная Ящерица была со мной солидарна в том, что сегодняшний день стоило посвятить бездействию и приятному пролеживанию бочков. Лазур негромко посапывал рядышком. Он даже не сподобился глядеть на непревзойденную небесную пастораль.
Когда к голубизне неба стали примешиваться сиреневые и красноватые оттенки, мою комнату огласил стук в дверь. Кто бы мог подумать, что он так умеет? Голос Серхио спрашивал разрешение:
— Лия, можно войти?
Его я совсем не ждала, думала мы прояснили все, что было возможно.
Серхио вошел в каюту и спросил лишь из вежливости:
— Не занята? Я присяду?
Не дожидаясь моего ответа, он опустился на край кровати так, что я видела только его спину.
— Что-то не так? — уточнила я, заподозрив нечто неладное.
— Я хотел поговорить с тобой, Лия. Только сейчас нашел в себе смелость, но не нахожу ее, чтобы смотреть тебе в глаза.
— Согласна, раньше ты был куда смелее, — заметила я, вспомнив и эвакуацию из юбочного капкана, и преследование по академическому зверинцу, и бутерброды с маслом и медом, и две башни, и даже поход в именитый ресторан.
Серхио повернулся ко мне и с неподдельной грустью на лице посмотрел так, что мне стало совестно, хотя я ни в чем перед ним не виновата. Он снова отвернулся и заговорил:
— Мне хочется, чтобы ты знала всю правду, почему получилось именно так, как получилось. Ты права… — с тяжелым и шумным выдохом произнес Серхио.
Он уронил голову в свои руки, как нечто неподъемное.
Мне снова стало его жалко. Он совсем запутался.
— Ты была права, — повторил он, — я, действительно, хотел добиться твоего участия в экспедиции любой ценой. Ты такая молодая, увлеченная, неискушенная, милая и чистая, не способная на предательство. Признаю, я заигрался, а когда понял, что неотвратимо проникаюсь к тебе по-настоящему, то осознал, насколько омерзительно поступал: манипулировал, подкупал, обольщал, завлекал… В кого я превратился? Веришь, я до сих пор не знаю, кто я настоящий: тот, который в восторге от еды в столовой магАкадемии и от простого бутерброда на твоей маленькой кухне, тот, которого тянет к наивной, простой девушке, влюбленной в туфельки и магЗоологию, а также попадать в нелепые ситуации; или тот, который в состоянии купить все, что угодно, даже женщину, словно какую-то собаку, может получить все, что только пожелает в кратчайшие сроки без угрызения совести и может добиться требуемого результата любыми способами. Я тот, который никому не доверяет и ищет подвох в каждом слове окружающих меня людей, у которых тоже есть своя цена; я тот, кто трусливо перестраховывается и прячется от самого себя…
Я не перебивала его, а он тяжело вздохнул и снова продолжил выговариваться:
— Дешевый театр затмевает остальной мир, до которого я не дотягиваюсь. Моя жизнь состоит из постоянного ожидания удара в спину, коварства, непрекращающейся лжи, вечных интриг, сплетен, секретов, грязных тайн. И тут вдруг — ты… Искренняя, правильная, прямолинейная, честная, очаровательная. Я не мог не пристраститься к светлому источнику, но предвидеть заранее я этого, увы, не мог. Я понимаю, ты не сможешь теперь больше мне доверять, такие люди, как ты, больше не предоставляют и малейшего шанса. Ты будешь вечно ждать обмана с моей стороны. И как мужчина я уж точно потерял все свои позиции, вероятнее всего, навсегда. Но, возможно, ты оставишь мне надежду на то, что я смогу стать тебе другом? Подожди отвечать. Не спеши. Я все же слов на ветер не бросаю и обещаю, что впредь буду всегда с тобой откровенен, какой бы темы это не касалось. Но прошу, пока не спрашивай о цели экспедиции. Кстати, Дилан интересовался тобой, даже передавал привет…
Серхио так резко сменил тему, что проанализировать и осознать все сказанное им я попросту не успевала.
— Я рассказал ему правду, что в некотором смысле использовал тебя. После этого он выставил меня из своего кабинета и долго не разговаривал. Единственное, что он себе позволил, это проводить меня жалостливым взглядом. Представляешь? Ни прорву брани и оскорблений о том, какой я идиот… До сих пор не верится, что гений-инвалид жалеет меня…
— Видишь, один настоящий друг у тебя есть, — сказала я просто для того, чтобы хоть что-то сказать, но я искренне так считала.
— Думаешь? — недоверчиво переспросил Серхио и, наконец, обернулся.
— Возможно, будет и второй, — задумчиво пробормотала я, не позволяя посмотреть на мужчину, хоть и желание такое имелось.
Я размышляла, дотошно продолжая наблюдать за картиной в иллюминаторе — скоро на небе зажгутся первые звезды.
Серхио прав — полностью довериться ему я более не смогу. Рассматривать его как своего мужчину не получалось. Несмотря на симпатии, мое сердце не пело, а обманывать себя я не привыкла.
Профессор и Аристократ — шутка природы.
Но даже от одной мысли, что он исчезнет, не оставив и следа, у меня в груди появлялся дискомфорт неизвестной природы. Кажется, внутренний мир Причала и Верфи связали нас, не спросив нас.
Мне было искренне жаль человека, который сейчас открылся передо мной, человека, запутавшегося в чужих иллюзиях и общественном давлении. Серхио стал заложником своего положения и сам не понимал, что же для него истинно и ценно, а что нет; что имело значения для него самого, а что всего лишь ничтожная пылинка. Помочь ему разобраться в дебрях многообразия ценностей и условностей я не могла, этот выбор делает каждый самостоятельно, однако, если у Серхио возникнет такая необходимость, я буду рядом.
Без слов я протянула к нему свою ладонь и слегка сжала его напряженные и холодные пальцы. Вот так, все будет хорошо. «Я здесь, я не таю обиду и понимаю тебя» — сообщал мой жест.
За бортом дирижабля давно стемнело, и только луна серебрила молниуловителии и спокойные волны Восточного Океана.
Россыпь звезд, которые выглядели, как родинки на темно-синей коже многоликого и недостижимого существа, и ни единого пятна — белого облака.
Так, в полной тишине, держась за руки и сплетаясь на неведомом ином уровне, мы смотрели на ночное небо и пропустили ужин. Кто-то из команды попытался позвать меня к столу, но, увидев в каюте сэра Кроуэлла, счел эту попытку не своевременной и неудачной, быстро ретировавшись. Больше нас никто не беспокоил.