Страница 64 из 67
- Я вовсе не бешеная кошка.
- Конечно, нет, ты тихая, кроткая и смиренная. Знаешь, - прошептал он ей на ухо, - В Библии, а она одна и для протестантов и для православных, в Библии сказано, что женщина должна оставить отца и мать и прилепиться к мужу. Может, ты попробуешь?
Она подняла заплаканные глаза.
- Ну, если муж не насмешничает над этой женщиной, если он не только назло...
Джеймс не дослушал. Крепко взяв ее за руку, он зашагал на палубу.
- Отца Эдварда, быстро! - скомандовал он подскочившему Аллену. - И русского святошу из трюма! Алтари, икону, все, что нужно - на палубу. Через десять минут я женюсь.
Варя сдавленно ахнула:
- Сейчас, здесь? Это безумие!
- Как и все, что мы делали в последнее время, - подтвердил Джеймс. - Неужели вы надеетесь, моя леди, что я дам вам шанс передумать?
Матросы выволокли на палубу отца Пафнутия. Священник был измотан дорогой и бесцеремонным обращением, но отнюдь не укрощен. Его глаза пылали яростным огнем, он явно чувствовал себя мучеником в окружении слуг Сатаны.
Свистнули Ваньку и Джеймс приказал:
- Святой отец, боярышня согласилась выйти за меня замуж, готовьтесь к венчанию. Иконы, алтарь, все нужное для обряда на корабле имеется.
Выслушав перевод, отец Пафнутий не удостоил Джеймса даже взглядом, а повернулся к Варе.
- Мыслимое ли дело, боярышня, русская, православная, знатного роду, и на такое решилась! - начав довольно тихо, священник поднимал голос все выше и выше, - Измарать веру и род, испаскудить святое таинство брака, и для кого, для поганина, табашника, матершинника. Как могла ты допустить до себя развратника иноземного, возжелать предаться с ним мерзкому любострастию! Покайся, грешница! - сорвавшись на визг, отец Пафнутий уткнул в небеса бороду и воздел над собой крест. - Покайся и отрекись от греховного умысла, а не то анафема тебе!
Мысли Джеймса лихорадочно заметались. Не нужны были даже его слабые знания русского языка, чтобы понять, что проклятый монах сейчас все погубит своей проповедью. Барбара испугается Божьего гнева и уедет. А ведь все так хорошо складывалось! Надо срочно заткнуть его грязный рот, уговорить Барбару, надо действовать. Но прежде, чем Джеймс шагнул к расходившемуся священнику, он оглянулся на девушку, и остановился, пораженный выражением ее лица. На нем вовсе не было смятения или раскаяния уличенной грешницы. На нем был написан смешанный с легким удивлением гнев высокородной боярышни, в чьем присутствии смерд осмелился поднять голос.
- Запорю, холоп! - коротко и спокойно проронили ее гордые уста и священник смолк, будто подавившись. Казалось, все поколения бояр Опорьевых глядели в этот момент на несчастного, посмевшего противиться воле одной из них. Дальнейших слов Джеймс уже не мог разобрать, но они хлестали бедного священника не хуже, чем обещанный кнут. Через пару минут отец Пафнутий уже корчился у ног боярышни и согласился бы по первому слову повенчать ее не то что с англичанином, но и с вовсе безбожным турком или диким сибирским язычником. Джеймс облегченно вздохнул, ему снова повезло, дурак священник сыграл ему на руку, там, где могли оказаться бессильными слова любви, сработала Варварина гордость.
Он обернулся, чтобы поторопить матросов, устанавливающих алтари, и столкнулся с Алленом. Забыв всякую почтительность, тот ухватил своего капитана за рукав и забормотал, блестя круглыми от ужаса и изумления глазами:
- Милорд, милорд, я ведь немного понимаю русский! Милорд, леди такое говорит бедному священнику, он скоро помрет от страха! Милорд, вы хотите жениться на очень волевой даме, может вам лучше сейчас взять шлюпку и бежать!
Не успел Джеймс ответить, как звонкий женский голос, говорящий на чудовищной английском, освободил его от этой необходимости.
- Ты что же, бесстыдник, про мою боярышню городишь! Или думаешь, я до сих пор твоего бесовского языка не ведаю?
Решительно уперев руки в бока, Палашка сверлила Аллена взглядом. Джеймс отцепил от себя пальцы матроса.
- Боюсь, мой бедный Аллен, шлюпка здесь нужна не столько мне, сколько тебе. А у меня дома остался от покойной матушки католический священник, он мне который год житья не дает, надеюсь, теперь моя жена с ним управится, - и Джеймс повернулся к Варе.
- Как бы она не управилась и с вами, мой капитан, - буркнул Аллен, одновременно опасливо косясь на Палашку.
Джеймс и Варвара рука об руку шагнули к алтарям, перед которыми уже возвышались, исполненные торжественности, оба святых отца.
Корабль, окутанный серебрящейся призрачной пеленой парусов, медленно скользил по темной глади залива. В трепещущем свете фонарей матросы "Летящей стрелы" взирали на разворачивающееся на палубе действо. Они не понимали, но чувствовали, что перед их глазами происходит нечто невероятно важное и значительное. "Венчается раб Божий...". "Венчается раба Божия...". Пред Богом и людьми мужчина брал женщину в жены, и воды Балтики, единой для всех, несли их двойное "да" и к берегам далекого туманного острова и к беспредельным просторам Руси. Плавный речитатив двух разных, но столь схожих обрядов сплетался, обращая их клятвы к Престолу Господню. "...to love and respect", "...беречь и хранить" - и за спиной Джеймса вставали гордые сыны Альбиона, чьи могучие корабли несли славу и власть английской короны половине мира, "...in health and decease", "...в богатстве и в бедности" - и неисчислимые как песок народы древней Руси, ныне бросающие на мировые весы свой гений и свой меч, принимали клятвы одной из своих дочерей. Море, небеса и звезды, два великих народа, паруса и корабли венчали молодую пару. Заключительное "Да будет так!" прозвучало в потрясенной, оглушающей тишине. Варвара бессильно поникла на грудь Джеймса.
Джеймс почти снес ее в каюту и оставил одну. Непривычно молчаливая Палашка помогла боярышне переодеться и тихонько ушла. Теплая вода и свежая одежда прогнали усталость, но потрясение осталось. Только лежащие на столе две толстые венчальные свечи напоминали Варе о том, что она стала женой странного, почти чужого человека, так нежданно и бурно ворвавшегося в ее жизнь. Недавний двойной обряд стал казаться ей сном. Она присела к столу, на котором был сервирован ужин и стала ждать мужа. Как странно звучало это слово - муж! Еще час назад, здесь, в этой же каюте, она задыхалась от тоски и отчаяния. А теперь, что изменилось теперь? В сущности ничего, только совершенное над ними таинство отрезало ей пути назад. Не сделала ли она самой страшной, самой роковой ошибки?
Дверь вновь распахнулась, вошел Джеймс. Его одежда была усеяна каплями воды. Он отряхнулся как большой пес, сбросил камзол.
- Погода прекрасная, ветер попутный и ничто не предвещает шторм. Если так продержится - скоро будем дома.
У Вари перехватило горло. Дома, о Господи! Может он и будет дома, а вот она окажется на чужбине, среди чужых и наверняка враждебных людей. Джеймс снова налил ей и себе вина, и в каюте, как и час назад, вновь повисло молчание, менее враждебное, но более настороженное. Новоиспеченные супруги искоса наблюдали друг за другом.
Джеймс растерялся. Только сейчас он понял, что само венчание еще ничего не решает. Ему удалось застать ее врасплох, заставить делать то, что он хотел, но как теперь ладить с этой гордой душой, как заставить ее довериться, как сломать лед, который возник между ними большей частью по его вине.
- Я... - Джеймс смущенно откашлялся. Говорить под прицелом ее взгляда было не так то легко. - Я думаю, перед Англией нам нужно будет зайти в какой-нибудь цивилизованный порт, например, в Амстердам, и обновить ваш гардероб, ведь у вас почти нет с собой вещей.
Его предложение не произвело на нее впечатления, она все также молча глядела на него.
- Я... - снова начал он, в горле окончательно пересохло, и он судорожно хлебнул вина. - Слуг я отпустил, может, я положу вам что-нибудь поесть?