Проклятие чёрного единорога. Часть первая

Мрак и сияющие алым огнём ветви гигантского древа. Оно разрастается, делается всё выше и шире. Древо прорывает ткань реальности. Оно раскачивает на ветвях небо, а корнями разрывает земную твердь. Ветви — огонь. Нет. Не огонь — это кровь. Это её кровь. Это его кровь. Человеческая кровь.

Их кровь — сила на руках людей в белом. Истощённые годами, опустошённые болезнью тела жрецов вновь наливаются силой. Теплом. Нежностью. Страстью. Жизнью. Её жизнью. Его жизнью. Их общей жизнью.

— …А ты?

Он крепко обнял её.

— А я догоню тебя. Я найду тебя — почую.

— Хорошо.

— Прошу тебя, уходи на юг. К морю…

Кровь на руках жрецов. Оборванная, короткая, но такая важная история, соединившая две жизни. Их общая жизнь, которой не случилось. Тёплый ветер. Солнце в волосах. Запах моря. Ласковый шелест волн. Счастье.

— Очень больно. Но почему так больно, а?

— Это болит душа, ведьмак. Это процесс исцеления.

Десятки юношей и девушек, привязанных к деревянным столбам. Их кровь. Их отнятые жизни. Их тепло, нежность, страсть. Их неслучившееся счастье.

— Так значит, ты целительница — не убийца?

— Нет, Летодор, ты был прав. Я убийца.

Она убийца. Она там, где нужна. Она там, где должна быть. Должна.

Джиа открыла глаза. Щекой она почувствовала прикосновение холодной кожи. Наёмница поняла, она прижимается к пустой, лишённой жизни оболочке, но объятий не разжала. Словно надеясь на чудо, точно цепляясь за последнюю нить, что связывала их, она лишь крепче стиснула руки. Больше всего на свете она хотела вновь услышать биение его сердца, увидеть нахальную улыбку…

Но Летодора больше не было рядом. Он не ушёл — он пропал, растаял. Он стал частью воющего ветра и белого тумана, от которого он пытался защитить её, Орфу и других юношей и девушек. Возможно, он стал частью жуткого древа. Он не сумел продолжить свой путь, пусть и за гранью жизни.

Но она убийца, она сделала выбор. Она пройдёт путь до самого конца. И она убьёт всякого, кто помешает ей.

Да как они посмели встать на пути? На пути у её счастья?! Как они посмели портить её сказку?!

— Ибо оба мы идём своим путём, а Закон гласит, что за каждый шаг мы будем нести ответственность. И каждый наш выбор будет иметь свои последствия…

Девушка не могла пошевелиться. Она не ощущала ни рук, ни ног. Жизненной силы в ней почти не осталось. Лишь боль и всепоглощающая тоска рвали изнутри стальными клыками. И тяжёлый, тёмный гнев возрождался из глубин её человеческой души.

Но Джиа всё ещё дышала. Её сердце пусть медленно, но билось.

Она могла кричать. И она закричала.

Она закричала громко, неистово и осознанно, словно спуская с цепи свору бешеных собак. Она закричала, словно выплёвывала из себя тоску и обиду. Её рвало и выворачивало наизнанку криком — ядовитой ненавистью.

Она ненавидела тех, кто сделал это с Летодором. С ней. С десятками юношей и девушек, с солдатами и лисами.

Пусть она позволила жрецам убить всех этих людей, но она не позволит использовать их жизненную силу и их души для рождения того, чему нет места в этом мире.

Они не имеют на это права. Они — никто. Они — глупые пустые сосуды для ничего. Но они сделали свой выбор. Как Летодор. Как она. И все они заплатят сполна…

Джиа кричала, рычала и выла. Её охватил жар. Лицо, шея и плечи её будто раскалились. Всё тело, казалось, горело. Но она снова и снова набирала в грудь воздух и выплёвывала из себя гнев, словно жгучий огонь.

Она кричала, закрыв глаза, балансируя между явью и тьмой, между жизнью и смертью. Она кричала — и не видела, как один за другим падают жрецы и солдаты. Она кричала — и не чувствовала, как взбесившийся ветер рвёт её волосы и серый плащ.

Она уже не могла увидеть, как настоящий ураган сметает всё вокруг, вырывает столбы с привязанными к ним телами и ломает деревья. Её сознание вновь объял мрак. Но даже тогда она продолжала кричать и не могла остановиться.

Алым огнём вспыхнули во тьме кровавые ветви. Это были уже не ветви, а нечто, неуловимо напоминающее огромное животное. Неведомая тварь взвыла. Но её вой не мог заглушить крика Джиа.

Хрупкие, тонкие нити, связывавшие тело чудовища, дрогнули и разлетелись на тысячи мельчайших осколков. Осколки брызнули во все стороны и растворились во тьме сияющим розовым туманом.

Воцарился настоящий хаос. Дико завывал ветер, и в ужасе кричали люди. Землю словно что-то раскачивало изнутри. Твёрдая поверхность вздыбилась настоящими волнами.

Массивное здание монастыря содрогнулось и с диким грохотом сложилось. За доли мгновения оно буквально провалилось само в себя. Рушились стены и взмывали вверх камни. Светало, но небо заволокли тёмные облака пыли.

Фро плохо видел, что именно произошло, когда появились убийцы. Он знал, что жрецы ожидали их, и нисколько не удивился, хотя и отчего-то расстроился, когда солдатам удалось убить страшного незнакомца с мечом и обезвредить бросившуюся к нему женщину.

За тем, что было после, он не наблюдал. Всё его внимание занимала танцовщица. Страшно ему тоже не было, откуда-то взялась в нём небывалая храбрость. Но он видел её слёзы и ощущал её ужас, как собственный.

И теперь, когда всё полетело вверх тормашками, когда замертво стали падать его хозяева — кто сам по себе, а кто и прибитый свалившимися с неба камнями, — когда рухнули стены монастыря и по земле поползли гигантские трещины разломов, Фро очень чётко осознал то, что сейчас ему было важнее всего на свете.

Он, с трудом удерживаясь на ногах, добрался до черноволосой танцовщицы, перерезал путы у неё на запястьях и, перебросив лёгкое тело через плечо, бросился бежать. И бежал он так быстро и так далеко, как только мог.

Судя по грохоту, за спиной у них разверзлась в огне и урагане настоящий хаос. Словно пласты нижних миров на мгновение смешались с миром людей. В самый последний миг, когда уже казалось, что они сумели спастись, Орфа подняла голову и взглянула назад.

И это было последнее, что девушка увидела в своей жизни…