Страница 102 из 104
— Этой ночью множество душ, хранящих в себе витали, было принесено в жертву, — жрец устремил взор куда-то вдаль. — Но ты остановила ритуал, дав им напиться мёртвой воды. Ты не позволила им
Джиа зашипела. Какое же нелепое прозвище она себе выбрала…
— Я не чую людей так же хорошо, как ты, Джиа, — продолжил жрец. — Но я чувствую, что ты ещё не нашла себя… Ибо ты — не день, — он помолчал. — Хотел бы я знать твоё настоящее имя…
Девушка лишь всхлипнула. Она попыталась пошевелиться, сжала и разжала пальцы на руках и на ногах. На этот раз она ощутила свои конечности, однако гортань ей не подчинялась.
И вдруг Дэрей Сол склонился к самому её лицу и поцеловал в губы. Он не просто дотронулся до губ, но поцеловал её по-настоящему. И сердце Джиа содрогнулось от нового приступа боли, но вырваться девушка никак не могла. Сначала не могла, а потом и не хотела, окутанная волшебной негой.
Чувство это не имело ничего общего со страстью, с тем, что Джиа испытывала, когда её целовал Летодор. Жрец своим дыханием словно заставлял её дышать. И с каждым вдохом, с каждым глотком её сердце билось всё увереннее, а боль в груди таяла.
Отчасти нечто похожее наёмница ощущала, слушая музыку, высекаемую жрецом из огромного и неведомого ей инструмента. А сейчас, во всеобъемлющей тишине, Джиа слышала, как подобно этой мелодии бьётся его сердце.
Наконец Дэрей Сол отпустил её, и Джиа смогла самостоятельно сесть на колени. Она огляделась и совершенно не узнала местности. Вопреки её ожиданиям, всё вокруг покрывал лишь серый снег. Не было видно ни камней, ни деревьев, ни тел — только пустая заснеженная поляна в тёмном кольце далёкого леса.
Затем она перевела взгляд на свои руки. Её ладони покрывала тёмная пыль засохшей крови. Кровь. Пепел. Это её рук дело. Но как? И как Верховный мог такое допустить? Это же его жрецы, почему он не почуял?
— Я могу исцелять, но не чуять болезнь, — печально проговорил он. — А ты чуяла, но не смогла рассказать мне всей правды. Это наша общая ошибка. Но ошибка — ещё не вина. И выбор всегда остаётся за нами: жизнь или смерть?
«Чёрный единорог остался жив, — припомнила наёмница. — На иссохших деревьях уже никогда не появится листва, но отныне здесь поселится надежда, — она горько усмехнулась про себя. — …Надежда на что?»
— Единорог? — повторил Дэрей Сол. При виде её удивления его губы озарила смущённая улыбка. — Прости, твои мысли — это единственная возможность услышать тебя сейчас… Во время поцелуя мы соприкоснулись душами, сплели наши витали. Это позволило протянуть между нами нить связи. И теперь мы можем читать мысли друг друга. Но это временное волшебство.
«А ты… — несмело подумала Джиа. — Ты здесь меня нашёл? На этом самом месте?»
Жрец кивнул. Тогда наёмница вытащила из рукава куртки кинжал. Солдаты забрали её меч, но потайных карманов не прощупали или попросту не посчитали нужным этого сделать.
Одной рукой она схватилась за конец своей длинной косы, а второй безжалостно перерезала волосы у её основания. Девушка прижала косу к груди и прикрыла глаза, но лишь на мгновение. Затем при помощи всё того же лезвия она вырыла ямку и тщательно закопала волосы.
«Я даже не успела сказать, что люблю его, — всхлипнула она, поглаживая землю. — Я даже не успела это понять. А теперь слишком поздно! И слишком больно… Как же больно…»
Мягкие хлопья сменились колким дождём. Дэрей Сол окинул взглядом небо и вздохнул:
— Ты должна уходить. Пока есть время. Время — это всё, что я могу тебе дать сейчас. Обещаю, что я накажу виновных. Но в глазах единого закона сумеречные лисы совершили преступление… А потому, когда время истечёт, по вашим следам выступят мстители. Ибо таков Закон.
«Спасибо… — кивнула наёмница. — Спасибо тебе за всё…»
Верховный жрец помог Джиа подняться и сделать первые шаги. Ноги отказывались её слушаться, и несколько раз девушка снова падала на мокрый снег. В конце концов она заставила мышцы повиноваться.
«Дженна, — через некоторое время мысленно произнесла она, обернувшись к жрецу. — Ты хотел знать… Запомни же, моё имя — Дженна».
В своём воображении она представляла грозу посреди ясного неба, молнии, огненные столбы или хотя бы искры — хоть что-то необычное, что стало бы свидетельством случившегося волшебства. Однако даже в её ощущениях ровным счётом ничего не изменилось. И теперь она не могла с уверенностью сказать, когда именно спало её проклятье: за мгновение до поцелуя, в момент или сразу же после него? Или?
Обратилась ли она в лягушку с наступлением ночи или все её страхи изначально уже не имели смысла? В том саду Алем целовал её человеческие губы, ведь целовать лягушачью пасть попросту невозможно! Но что же, в таком случае, сняло заклятие, если не поцелуй? Чувства Алема? Её собственные чувства к нему? Но оба они уже испытывали их в тот вечер, когда учёного взяли под стражу.
Что бы то ни было, но проклятие спало. Принцесса Гриерэ ощущала себя более чем хорошо. Она сохранила красоту и грозный, упрямый нрав, но теперь она могла подчинить себе ярость, когда это было необходимо. И она была счастлива.
Её Высочество была счастлива настолько, что резкое похолодание и даже серые хлопья, падающие с неба, не могли расстроить этой радости. Несомненно, она ещё обсудит изменение климата с Его Святейшеством. В ближайшее время им обоим придётся немало пообщаться, и поводов тому будет множество, как печальных, так и радостных. Но сейчас, плотнее закутавшись в меховое манто и пришпорив белую кобылу, она скакала по заснеженному лесу.
Как бы ни было снято её проклятье, какие бы механизмы ни привели в действие исцеляющую силу волшебства, Её Высочество ждало ещё одно испытание магией. По крайней мере, об этом говорила сумеречная наёмница. Принцессу ждала встреча с той, которую она никогда в жизни не видела, но которая дала ей жизнь.
Добравшись до места, обозначенного на карте, девушка спешилась. Выросшая вблизи древних болот, она с детства знала, насколько коварны и опасны могли быть трясины. А воспитанная отцом скорее как сын, нежели дочь, она прекрасно умела по ним ходить, и потому быстро и без особого труда принцесса нашла и таинственную усыпальницу.