Проклятие черного единорога. Часть вторая

Поскольку её верный лисий меч бесследно пропал в руинах монастыря, девушка заменяла его сухими ветками, приблизительно схожими по тяжести с потерянным оружием. Ветки было неудобно держать, крутить, да к тому же они часто ломались, но это было лучше чем ничего. В другую же руку Дженна брала кинжал.

Один её клинок был короче, другой — длиннее. Длинным она наносила рубящие удары, а коротким — колющие. Она рубила и колола в разных плоскостях, крутила длинным «мечом» восьмёрку и довершала удар выпадом «кинжала». Одновременно она вращала оружием снизу вверх и сверху вниз, друг за другом, с помощью асимметричных движений упражняя не только мышцы, связки и суставы, но и ум.

Вначале было тяжело. Дженна путалась в руках и ногах, ударяла сама себя палкой и спотыкалась глупо и нелепо, как это было в детстве. Наёмнице приходилось преодолевать не только слабость, но и свою гордыню. И постепенно выносливость, координация и ловкость начали возвращаться. Тело хотя и было истощено, но не потеряло память и навыки.

Вместе с тем Дженна не оставляла попыток разузнать, как же ей выбраться из этого странного места. Казалось, что просторы сада не имеют границ. В какую бы сторону ни направлялась наёмница, всюду пейзаж был неизменен. Её окружали яблони — старые и волшебно плодовитые гигантские деревья.

Иногда между холмами девушка видела озёра — исключительно круглые и схожие между собой как близнецы. Гладкие и сияющие, словно зеркала, они по неясной причине пугали Дженну. И, при всей любви к воде, наёмница опасалась купаться в них, заходя не дальше чем по колено.

— Послушай, Ау, неужели ты никогда не выходила за пределы сада? — спросила как-то Дженна.

— Куда бы я ни выходила, мой дом всегда в моём сердце, — ответила Аука.

Девушки сидели на берегу озера. Дженна угощалась красными яблоками и любовалась облаками. Облака были большие, словно королевские замки, и переливались белизной, подобно дорогой атласной ткани. Аука играла с её волосами, вплетая в многочисленные косы длинные стебли трав. Она уже украсила запястья и щиколотки Дженны неувядающими зелёными браслетами, а теперь сооружала ей причёску на манер собственной.

— И ты всю жизнь ешь одни яблоки? — нахмурилась наёмница, вертя в руке надкусанный плод.

— Ну конечно! А что же ещё прикажешь мне есть?

— Пироги, грибы, мясо… — предложила Дженна.

— Мясо? — испугалась Аука. — Это же то, из чего ты сделана! Хочешь, чтобы я тебя съела?

— И правда… — вздохнула Дженна.

— Топтыга рассказывал, что иногда в озере появляется рыба, — вдруг вспомнила Аука.

— Неужели? — оживилась наёмница. — А кстати, где же он сам?

— Ах, не знаю, — пожала плечами девушка. — Запропастился куда-то… Понимаешь, он, как и ты, не очень любит яблоки. Иногда он даже шутит так смешно… — она залилась переливистым смехом. — Он шутит, что если рыба не появится в ближайшее время, он может и меня съесть! Представляешь?

— Ну-у, — потупилась Дженна. — В общем-то… Честно говоря… Не так уж и сложно это представить.

Они рассмеялись уже вместе. Хотя шутка, на вкус Дженны, была не самой удачной. Стало ясно, что в присутствии Ауки у неё не получится даже порыбачить.

Яблоки уже не приносили девушке прежней сытости, и постоянное чувство голода становилось всё более утомительным и даже болезненным. Дженне не хватало не только мяса, но и пищи иного рода. От однообразных разговоров о красоте деревьев, солнца и облаков в её голове мыслей становилось всё меньше, а улыбка на лице делалась всё более бессмысленной.

И опять она закрывала глаза и открывала их. Тьма сменяла свет, а свет — тьму лишь под веками. Вновь и вновь.

Сколь бы долго ни длился этот беззаботный солнечный день, время шло: волосы Дженны отрастали, тело становилось всё крепче, зелёное платье всё больше теряло цвет, а яблоки — вкус. Спустя дни, недели или месяцы по обычному их исчислению — и более определённо сказать было невозможно — Дженну начала одолевать смертельная скука.

Она уже исходила близлежащие окрестности вдоль и поперёк, знала каждую травинку и былинку. А уж сколько травинок и былинок было теперь вплетено в её волосы и браслеты — не описать! Но бездействие, словно кусок недозрелого плода, встало у неё поперёк горла.

И вот однажды Дженна взвалила на спину свою котомку, подтянула ремни на плечах и на поясе и пришла к Ауке, чтобы попрощаться.

— Аука, — сказала Дженна. — Я ухожу…

— Не стоит тебе уходить, — улыбнулась девушка. — Пожалуйста, останься.

— Послушай, Аука, — вздохнула наёмница, — я была рада познакомиться с тобой, но в чём бы ни был смысл моего существования, нашей с тобой встречи и вообще всего на свете, я должна идти… И это единственное, в чём я по-настоящему уверена.

— Да-да, — с неожиданной грустью сказала Аука. — Так уже было и так будет всегда…

— Очень я в этом сомневаюсь… — усмехнулась Дженна.

— А я знаю! — Аука всхлипнула и отвернулась.

— Ну не надо так, Ау, — расстроилась наёмница. — Мне не хочется оставлять тебя здесь одну… Может быть, тебе пойти вместе со мной?

— Мне нельзя, — ответила Аука. — Кто-то должен ухаживать за садом…

— Слушай, Ау… — сказала Дженна. — Я понятия не имею, как очутилась в твоём саду… Понимаешь, я шла к учителям, в горы Аркха, а потом… Потом я упала. Но снова падать я не собираюсь! И если ты объяснишь мне, как я сюда попала, я обещаю, что ещё вернусь, чтобы навестить тебя…

— …Ты обязательно вернёшься! — горячо перебила её Аука. — Ты вернёшься сюда. Я помню. Ибо ты уже возвращалась…

— Да, я возвращалась, — согласилась Дженна. — Раньше я просто гуляла по саду, но теперь я ухожу насовсем. Видишь, я собрала свои вещи?

— Ты уже возвращалась, — настойчиво повторила девушка. — Ты возвращалась, и платье твоё было чёрным, в глазах и в волосах твоих искрилось серебро, а на поясе висели пустые ножны… Ты была не такой, как сейчас, — её голос стал еле слышным, в нём зазвенели слёзы. — Ты была другой, страшной… Всё было страшно! Очень-очень страшно…

— Что? — испуганно прошептала наёмница. — Да о чём ты говоришь? Не понимаю! Когда же… Когда это было?

— …Вчера, — ответила девушка.