Проклятие черного единорога. Часть вторая

Что же теперь? Неизвестно, сколько её тело пробыло без воды, без еды и без движения. Как оно воспримет такое количество жидкости? Что там обещали в учебниках её мира? Отёк мозга, лёгких… отравление водой?

— Ну как? — заинтересованно спросила Аука, прерывая её научные размышления. — Твои ноги появились?

В ответ Дженна лишь жалобно всхлипнула. Отравления не наблюдалось; напротив, её самочувствие заметно улучшилось. И всё же ноги «не появились».

Девушка перевела взгляд на небо и восторженно вздохнула. Между пышными шапками облаков как ни в чём не бывало сияли звёзды!

Белые цветы, прозрачные насекомые, а теперь ещё и звёзды средь бела дня — волшебство или галлюцинации? Возможно ли, что она следовала лисьей тропой да и провалилась в какую-то нору, попала в гигантский колодец, со дна которого даже днём были видны звёзды?

Дженна внимательно прислушалась. Мелодия жизненной силы — витали сада — была странной, едва различимой. Птицы не пели, плавающие в воздухе насекомые не жужжали и не пытались укусить. А запахи были какими-то слишком простыми, как будто плоскими.

— Аука, — озадаченно произнесла Дженна, — а почему яблони одновременно и цветут и плодоносят?

— Ах, яблони уже давно не цветут, — задумчиво ответила Аука. — Знаешь, когда-то я была совсем маленькой, крохотной, вот такусенькой, — девушка продемонстрировала мизинчик. — Тогда вокруг было много друзей. А за облаками вздымались сотни башен Золотого города. Ах, как дивно пели их колокола…

— Сотни белых башен? — насторожилась Дженна.

— Конечно же, нет! — рассмеялась Аука. — Сотни золотых башен Золотого города! В те времена всё было… правильно. Ночь сменяла день, а день — ночь. Яблони цвели, потом плодоносили. Но… Затем что-то случилось. Что-то очень-очень страшное. Все пропали. И город исчез. Уже давно я его не видела. Хотя иногда я всё ещё слышу его музыку… — она вздохнула. — Тогда же перестали цвести и яблони…

— Перестали цвести? — Дженна расстроилась, заключив, что звёзды и цветы — это всё же её галлюцинации. — А как именно давно случилось это что-то?

— Очень давно, — Аука подняла голову, и, к удивлению наёмницы, улыбка пропала с её губ, а в синих глазах отразилась глубокая, невыразимая тоска. — Вчера…

— Вчера? — ошарашенно повторила наёмница, и в её груди что-то болезненно отозвалось. Что за путаница во времени? — А насекомые?

Дженна провела рукой у своего лица, пытаясь поймать полупрозрачное существо, которое для галлюцинации было всё-таки слишком навязчивым. Крохотная змейка с крыльями стрекозы играла с одним из локонов наёмницы. Но оказавшись на её тёплой ладони, насекомое рассыпалось светом и растаяло.

— А-а, наверное, это планктосы, — догадалась Аука. — Парящие странники. Они как будто здесь и не здесь одновременно. Но на самом деле их вообще нет. Это… призраки, воспоминания, сны…

— Невероятно, — ахнула Дженна, разглядывая свои руки.

— Как чудесно, что ты их видишь! — проговорила её собеседница, снова расцветая в улыбке.

— Это странно… — добавила Дженна.

— Восхитительно странно! — закивала Аука. — Может быть, ты и сама какой-то крупный планктос, а?

— «Они здесь и не здесь одновременно», — Дженна хмыкнула. — Ну, тогда, может быть, я и правда планктос, — она пожала плечами, — кто-тос или нектос… По крайней мере, частично.

— Твои ноги, — вспомнила Аука. — Ты уже решила, зачем они тебе?

— Да что же тут непонятного? — рассердилась Дженна. — Ноги нужны для того, чтобы ходить по земле!

— М-м, — хихикнула Аука. — А зачем?

— Глупый вопрос!

— Почему?

— Глупый и всё…

— Так чего же ты хочешь, Дженна? — повторила девушка.

Наёмница нахмурилась и замолчала. После рассказа Ауки тишина яблоневого сада угнетала её не меньше, чем собственное бессилие. Эта тишина была самим бессилием, но не тела, а как будто души сада. Он был прекрасен, но словно ранен, лишён какой-то важной составляющей. Это было страшно, неправильно.

— Я хочу… — прошептала Дженна. — Я хочу защищать мир от всего страшного и неправильного…

— А-а? — переспросила Аука.

— Ты совсем ничего не понимаешь, что ли? — фыркнула наёмница и вдруг ощутила, как внутри у неё словно что-то ожило, а в животе громко забулькало. — Я! хочу защищать мир от зла! — повторила она, пошевелив ногами. — И есть. Я хочу есть, леший подери!

— Ха-ха! — рассмеялась Аука и с готовностью протянула ей большое наливное яблоко. — Пожалуй, это подходит!

Дженна приняла её дар и с удовольствием откусила кусок от сочного плода.

Яблоки. Это были яблоки. Большие и маленькие, всех цветов, оттенков, видов и даже вкусов. Попадались среди них яблоки со вкусом яблок и со вкусом, напоминающим ароматную землянику, жгучую редьку, даже траву и уже совершенно невесть что. Их можно было есть сырыми или варить в котелке для разнообразия, даже посолить при желании. Но всё это были яблоки — на завтрак, на обед и на ужин.

Дженна заново училась ходить и даже смеяться.

Говорить она могла, но её голос был хриплым, скрипучим, как будто чужим. А во время смеха гортань словно что-то стискивало изнутри, вызывая продолжительные приступы кашля.

Наёмница приспособила большие листья лопухов как чаши, в которых она нагревала на солнце сладкую озёрную воду. Беззаботная Аука складывала в них травинки. Этой водицей Дженна полоскала горло, булькала и напевала разные звуки, чем очень забавляла новую подружку. Процедуры работали — после них девушки смеялись и хохотали уже вдвоём.

Ноги хотя и появились, но слушались плохо. Дженна ходила, но недалеко и недолго. Ей приходилось часто отдыхать. Но девушка не унывала. Шаг за шагом, через недомогание и слабость она заставляла себя вставать и идти дальше.

Тьма под веками вновь и вновь сменялась светом солнца. Сны чередовались с явью. И порой было сложно определить, какой из двух миров более реален.

Время шло. Хотя его течение было совершенно невозможно ни уловить, ни подсчитать, вместе с ним уходило и бессилие. Вскоре наёмница смогла приступить к тем нехитрым упражнениям, которые она, казалось, ещё совсем недавно сама преподавала Хранителю знаний. Девушка прыгала и скакала, вытаптывая густую траву и беззастенчиво нападая на молчаливые деревья.