Эпидерсия

И она поставила на стол бутылку водки. Совершенно обычной, без наворотов. Наверное, купленную в ближайшем комке и завернутую в газету – в тот самый номер. И уже в дверях женщина бросила Глебу через плечо:

– Он подал рапорт о переводе в горячую точку затем, чтобы вместо него ребят необстрелянных, первогодок, не отправили. Им в часть пришёл приказ на определённое количество бойцов. А тех, кому оставалось служить последние месяцы, брали только по собственному.

Князева эта фраза хлестнула как пощёчина. Почему же он сам не догадался? Ведь не пацан, не нюхавший пороху… Отлично знал, как работает армейский механизм…

Ну, и водка, как ни странно, оказалась в тему. Потому что в тот самый вечер у них в редакции намечалось коллективное празднование Нового года. И девчонки уже натягивали нарядные платья.

* * *

Праздновать совершенно не хотелось, но не пойти на корпоратив было нельзя – коллеги сочли бы такой поступок проявлением высокомерия. Но похороны Саши, борьба за первую полосу, неточность в публикации, затянувшееся расследование гибели Мишки… Всё это вытрясло из Глеба последние силы. Поэтому пока остальные радовались и выпивали, он тихо сидел в уголке и потягивал сок. И думал о том, как ему хочется домой – уткнуть лицо в подушку, и не просыпаться до второго января.

– Князев, а между прочим, сейчас белый танец, и я тебя приглашаю, – выдернула парня из прострации секретарша Лиза. – Пойдём – там такой медляк…

На ней было короткое синее платье с огромным вырезом на спине. И Глеб неожиданно для самого себя согласился. Танцевать он не умел, и к тому же не удосужился переодеть огромные зимние ботинки. Поэтому они с секретаршей просто какое-то время потоптались в обнимку под музыку. Но во время танца юноше очень захотелось погладить Лизу по обнажённому телу, находившемуся у него под руками. И он тайком от всех это сделал. Девушка тяжело задышала, и коснулась (тоже тайком) его губ своими губами.

Они быстро нашли в редакции укромное место и принялись жадно целоваться. Минут через десять Лиза оторвалась от него и озабоченно спросила:

– Глеб, а хорошо ли мы поступаем?

– Тебе разве не хорошо? – прошептал юноша.

– Мне – очень.

– Тогда какие вопросы? – засмеялся Князев и начал расстегивать на ней платье.

Всё закончилось намного быстрее, чем ему бы хотелось. Глеб огорчённо охнул, и отстранился.

– Ничего, не расстраивайся, – утешала его девушка. – Всё равно это очень приятно. Но прости, мне надо бежать. Я же председатель профкома. А этот вечер – профсоюзный. Наверное, меня уже потеряли.

Глеб тоже вернулся за стол, но после случившегося ему стало совсем плохо. Давил невообразимый стыд – и перед матерью убитого солдата, и перед секретаршей, и перед Лерой. Хоть между ним и старшеклассницей пока не искрило, и было непонятно, срастётся ли когда-нибудь вообще. Но всё равно гадкое чувство заполонило душу, и он подумал:

– Пусть я завтра умру, но прямо сейчас – напьюсь…

Из троллейбуса ему пришлось выскочить километра за два до дома. Просто понял, что не доедет. В голове грозно шумело, а к горлу подкатывало. Он успел, пошатываясь, добрести до памятника Сергею Мироновичу Кирову, когда его вырвало прямо под постамент.

– Господи, какой ужас, – подумал Глеб. – Если кто-то увидит – стану посмешищем на весь следующий год. Надо во что бы то ни стало добрести до дома. Потому замерзнуть пьяным в сугробе – это совсем глупая смерть.

Как следовало из милицейских сводок, вероятность лишиться кошелька и огрести по темечку на ночных улицах Залесска в пьяном виде повышалась на 75 процентов. Но юноше в самый позорный момент его жизни повезло. Хотя везение, конечно, было относительным, потому что после утреннего пробуждения пришла ожидаемая расплата.

Впрочем, вскоре выяснилось, что мучения Глеба – сущая ерунда по сравнения с теми приключениями, что пережил после редакционной пьянки Артурчик – тишайший автор исторической странички. Вернувшись домой с посиделок, этот бывалый журналист отправился покурить на балкон. Покурил – и вместо того, чтобы вернуться в комнату, вышел в противоположную строну. Причём ограждение его нисколько не смутило. Он легко перемахнул через барьер, и отправился в полёт с третьего этажа.

На удивление Артурчик не убился и практически ничего себе не сломал, но сильно долбанулся головой. И сейчас лежал с сотрясением мозга и подозрением на субдуральную гематому в городской больнице. И едва Глеб очухался сам, ему выдали денег на апельсины, и велели навестить несчастного коллегу от имени дружного редакционного коллектива.

* * *

Отделение, в котором лежал Артурчик, находилось по соседству с урологией. И тамошние пациенты выглядели по-настоящему жутко, передвигаясь по коридору со стеклянными ёмкостях в руках. В этих банках бултыхалась непонятная жидкость, а из крышек тянулись пластиковые трубки. Они соединяли стекляшки с телами, и были вшиты прямо во внутренности. От этого зрелища Глеба снова затошнило, и он поспешил в палату к коллеге.

Артурчик оказался вполне живым, хотя его затуманенные глаза не могли подолгу концентрироваться на собеседнике. Выяснилось, что никакого кровоизлияния у него нет. Так что несколько капельниц, неделя покоя – и домой. Всё было насколько хорошо, что у ветерана газетного цеха обнаружились силы и желание подумать о работе. Настоящий профи.

– Слушай, Глеб, я тут в больнице нарыл одну сенсацию, – заговорщики прошептал историк. – Но сам написать, как ты понимаешь, пока не могу. И вообще непонятно, когда вернусь в строй. Выручай, брат.

– Что за сенсация? – загорелся юноша.

– Смотри, – принялся объяснять Артурчик. – Мы же с тобой как мужчины понимаем, что когда утром ты встаёшь, то очень часто делаешь это не один?

– В смысле? – не понял Глеб. – Вместе с женой или с подружкой что ли?

– Да нет, – поморщился историк. – Вместе с твоим важнейшим органом. В общем это природа: поднялся – опустился. Иногда даже внимания не успеваешь обратить. Но у одного нашего земляка проявилось не совсем как у остальных.

– Стесняюсь спросить – а что именно случилось то? – не переставал недоумевать юноша.

– Врачи говорят, что это называется приапизм, – напугал медицинским термином ветеран журналистики. – Когда эрекция у мужчины не уходит, и случается как бы импотенция наоборот. Тут лежит один простой работяга – у него это и произошло. Представляешь – в стране нищета, люди голодают и жизненные ориентиры утрачены. А тут такое чудо – стоит, и не опускается. Значит может ещё русский народ! Сенсация.

Жертву странного недуга лечили в соседней палате. Глеб целых полчаса уламывал его рассказать о своём несчастье – очень стеснительный оказался дядечка. Особенно его смущали косые взгляды молоденьких медсестёр, которые одна за другой заглядывали в палату, видимо желая приобщиться к новым ориентирам русского народа, и распутно пялились на бугорок под одеялом.

– Из меня уже тонну крови выкачали, – наконец разговорился работяга. – Ничего не помогает, а другого средства нет. Вот у нас в цеху один парень возил откуда-то русский мумиё. Слышал про такое лекарство? Говорят, от всего на свете помогает. Вот мне бы его сейчас. Только оно очень дорогое, и вроде как экспериментальное. Его в нашем дурдоме испытывают на психах. Волшебные результаты показывает, только Минздрав этого не признает. Ясное дело – чиновники без взятки и со стула не встанут.

– А что за парень из цеха? – заинтересовался корр. – Как зовут?

– Мишка Тюнин, – работяга поправил одеяло и зло зыркнул на очередную медсестру. – Только он уже полтора года как уволился, и куда-то пропал.

– Так это же мой школьный друг, – вскрикнул юноша, не сдержавшись. – Его убили на улице какие-то подонки как раз в прошлом году.

– Все под Богом ходим, – философски отреагировал больной. – Жаль парня, земля пухом.

– А он один этим русским мумиё занимался? Может, каких-то его сообщников… То есть – помощников знаете? – бросился расспрашивать Глеб.