Эпидерсия

– Ну, говорят, убийство как-то связано с бандой домушников, – смилостивился Петька. – У них своя кодла, с нами не общаются. Зато очень любят время от времени убирать своих наводчиков. Ради чистки рядов, так сказать. Но я тебе этого не говорил. Домыслы никакого отношения к гибели Мишки они не имеют. Так что – не благодари, и – покедова.

С этим словами рэкетир мигнул фарами и умчался вдаль, оставив Глеба на обочине с путанным мыслями в тяжёлой похмельной голове.

* * *

Контузию, резко изменившую его жизнь, юноша заработал во время командировки в Арцах. Часть, в которой служил Глеб, внезапно включили в состав миротворческих сил. На месте никаких боев не обнаружилось. Но однажды произошла очень неприятная история. Они отправились на БТРе налаживать радиосвязь на военный объект – дорога петляла по горному серпантину. Стояло жаркое южное лето, асфальт плавился, и внутри машины было невыносимо. Поэтому всё отделение высыпало на броню – ловить малейшие дуновения ветра. В итоге словили автоматную очередь.

Стреляли из промчавшейся мимо легковушки. Обошлось без раненых, но напугались изрядно. И только Глеб сохранил хладнокровие. Он схватил ручной гранатомет, быстро привёл его в боевое состояние и дождался, когда машина с негодяями окажется в зоне поражения на новом витке серпантина ниже по склону… К обугленным останкам автомобиля они спускаться не стали. Просто забились в БТР, и молча продолжили свой путь. А через пару сотен метров под их колесами сработала мина.

Дальше он помнил только хирурга, который спросил:

– Ну что, парниша, хотел в детстве стать космонавтом? Тогда полетели, – и нацепил на лицо маску с эфирным наркозом.

Служить оставалось пару месяцев, но почему-то не комиссовали, а отправили на реабилитацию в госпиталь. В Сибирь. Там в принципе было хорошо и спокойно, но в сентябре пошёл снег, и ударили морозы. И пациентов, которые могли передвигать руками и ногами, принялись гонять на расчистку сугробов в медсанчасти и на подвоз угля на тачках в кочегарку, а также – в овощехранилище на переборку подгнившей картошки. В общем, долечиться нормально не получилось. Да ещё попутно получил от врачей категорический запрет на курение и пьянку.

– Мама, я демобилизовался, выезжаю, – кричал Глеб в трубку, не разбирая своего голоса, когда его отпустили на гражданку.

– Машка звонила из твоего класса, – орала в ответ мать. – У них завтра похороны. Спрашивала, можешь ли ты быть.

– Какие похороны? – не понял младший сержант и тряхнул головой, опасаясь, что ослышался или словил слуховую галлюцинацию.

– Мишку Тюнина убили. Вся школа на панихиду собирается. Но я им сказала, что ты никак не успеешь. Тебе же несколько суток дороги.

И Глеб действительно не успел, хотя очень старался. С Мишкой они просидели за одной партой семь лет. В выпускных классах Тюнин был комсоргом школы, а Князев – его замом. Правда, потом комсомол приказал долго жить, и их пути разошлись. Глеба призвали в армию. А Мишка почти сразу женился – самым первым из всех ровесников. Причём – на классной руководительнице. Сходили, называется, на выпускной. Через восемь месяцев у них родилась двойня, что гарантировало Тюнину бронь от призыва.

Мишку нашли около детского сада в ста метрах от его дома с двумя пулями в сердце. Говорят, Анастасия Викторовна – его жена и бывшая учительница – держалась на похоронах молодцом. Но сорвалась, когда Глеб, все-таки добрался до Залесска и прямо в военной форме явился к ней выражать сочувствие.

– Вы столько лет на нём ездили, – кричала женщина, пережившая неописуемое горе, и оставшаяся одна с двумя малыми детьми. – А потом бросили. Ему никто не помогал после школы – ни связями, ни советом. Он ни поступить никуда не мог, ни каким-то нормальным делом заняться. Сначала на заводе по две смены шарашил, чтобы нас прокормить. А потом в бизнес непонятный влез.

– Анастасия Викторовна, я понимаю ваше состояние, – пытался урезонить её Глеб, ощупывая шрам на своей голове. – Но я то, в чём виноват? Я последние два года провёл в кирзовых сапогах и чуть не погиб в Арцахе. Как и чем я мог выручить Мишку?

– А он необыкновенно к тебе относился… Только и слышала от него Глебка – то, Глебка – сё, – не унималась учительница. – А в итоге ты жив, а он – в сырой земле.

– Вы хотя бы знаете, какова причина убийства? Что у него был за бизнес? – юноше надоело взывать к разуму вдовы, и он попытался извлечь хоть какую пользу из разговора.

– Не знаю, он вообще очень изменился за последний год, – Анастасия Викторовна шмыгала покрасневшим носом и растирала слёзы. – Мы же были вместе только из-за детей. Я никогда не могла до него достучаться – приходил, уходил, и всё время молчал. Как с немым жила. Бизнес вроде сначала был связан с лекарствами, а потом – с лесом. Но только Миша знал подробности, а теперь его нет. И что прикажешь мне делать? Кончилась моя жизнь.

– Погодите, – Глеб постарался говорить твёрдо и непреклонно. – Вы же жили ради детей, вот и живите дальше. Деньгами я вам прямо сейчас помочь не могу. Но на памятник Мишке через полгода-год точно соберу. Как раз земля на могиле осядет. Ну и обещаю разобраться в причинах убийства. Хотя не уверен, что это сильно облегчит жизнь. Но мы с ребятами не бросим вас по любому.

С этими словами рядовой запаса позорно бежал, потому как женщина не успокаивалась. И как вывести её из этого состояния, он не представлял. Из ближайшей телефонной будки демобилизованный солдат набрал девчонкам из класса и попросил зайти к бывшей учительнице.

– Может хоть они приведут её в чувство, – утешал себя юноша.

* * *

С тех пор прошёл год. Они с бывшими одноклассниками несколько раз скидывались на подарки для мишкиных сирот. Пора было решать вопрос с памятником. Но свободных денег у Глеба так и не появилось. Заплату в редакции съедала безумная инфляция, хватало только на еду. А подключать к проблеме мать – неловко. Она и так много раз укоряла сына за бессмысленную роскошь – жизнь на два дома. Уговаривала сдать бабкину квартиру и вернуться в родительское жильё, раз своей семьи пока нет.

Но всё было не так безнадежно, потому что оставалась дедова коллекция монет, много лет хранившаяся в небольшом сейфе на той самой квартире, которую против воли матери теперь занимал Глеб. Коллекцию давно следовало оценить у специалиста. И юноша подумал, что самое время нанести Петровичу ответный визит. Было воскресенье, но он знал где живёт милиционер, и даже был знаком с его женой – как-то он обеспечивал перед ней алиби для гулящего старлея.

– Привет, – открыла ему дверь Ася. – Лежит больной после вашей ночной операции. Каких злодеев вы там брали, что сами вхлам? Попробуй его растормошить, сделай доброе дело.

Женщина всучила Глебу банку с рассолом и отправила на выручку к страдальцу. А юноша впервые обратил внимание на то, что супруга Вестермана чем-то очень напоминает Леру. Хотя и без этого Князев очень жалел Асю.

Рассказывали, что они с Петровичем очень оригинально познакомились. Окна их квартир располагались напротив – так, что молодые люди наблюдали жизнь друг друга несколько месяцев подряд. А потом девушка нарисовала табличку с цифрой и показала её через стекло. Старлей прошёл интеллектуальный тест, и вскоре уже звонил в дверь с таким номером в соседнем доме.

Вскоре Яся и Вася стали жить вместе. Но Глеб не представлял, как жена сносит многочисленные измены Петровича, о которых знал весь город.

– Я бы на её месте не выдержал, – пенял юноша обэпнику. – Но может у женщин голова иначе устроена? И они по-другому воспринимают действительность.

– Да я только её люблю, – оправдывался старший лейтенант. – Но не могу подавить в себе зов природы. При этом не спорю, что любовь – это главное, а остальное не имеет значения.

Сейчас жертва зова природы лежал с резиновой грелкой на голове и беспомощно стонал. Завидев Глеба с рассолом, он приподнялся, принялся жадно глотать жидкость. Глотать и громко колотить зубами о банку.

– Я ведь по делу к тебе, Петрович, – парень отобрал у больного народное средство, отпил сам и присел на край кровати. – У меня сразу две личные просьбы.