Эпидерсия

– Блин, ну надо же так, – возмущался Петрович, приглашая всю компанию в газик с клеткой для задержанных. – Хотя, с другой стороны – не повезло в работе, повезет в любви. Садитесь, мы сейчас развезём вас по домам.

Первым делом в общежитие доставили Яру, к которой Петрович подкатывал всю дорогу. Потом наступила очередь ехать к дому Глеба. Но, едва вещунья покинула машину, старлей принялся сильно переживать.

– Не обидишься, если мы тебя высадим в начале квартала? – спросил он у корра. – А то я хочу побыстрее вернутся в общагу к Яре. Уверен, что она сейчас меня очень ждёт.

– А как же твоя жена? – подколол обэпника Глеб.

– Ну так я на задании, – отрезал Петрович. – Должен понимать, не маленький.

– Понял, – отрапортовал живец и подумал, что хоть одна загадкой – про весёленьких девчат – в этот вечер стало меньше.

Глава 3. Миротворец

Он не знал своего родителя. Этот человек исчез из жизни его матери ещё до рождения Глеба. Исчез, бросив беременную жену ради настоящей любви. В доме даже портретов его не осталось – мать стремилась стереть всякую память о предателе. И даже в свидетельстве о рождении сына в графе «отец» поставила прочерк.

Князев – это была фамилия деда, отца матери. Как великий секрет бабка рассказывала внуку, что с другой женщиной у отца тоже не сложилось. Более того, он за что-то вскоре сел в тюрьму. И потом умолял мать: «Давай начнём всё сначала». Но мать выучила урок с первого раза.

Снова выйти замуж она не стремилась. Благо, в семидесятые советская власть предоставляла женщине возможность вырастить ребёнка самостоятельно, без помощи мужчины и даже без алиментов. Один старый, но ещё бодрый коммунист как-то рассказывал Глебу, что в те времена для некрасивых и безнадежных дев даже существовал неофициальный тур в высшую партийную школу – «за ребёночком».

На трезвую голову учиться в том заведении было невозможно. Ну и в целом многие считали, что алкоголизм – это доблесть и приключение, а не проблема для бухающего и окружающих. В общем, во время сессий в партийном вузе молодые мужчины – а это были в основном комсомольские вожаки – постоянно находились на грани беспамятства. И им становилось абсолютно всё равно, какая женщина лежит рядом в постели – красавица или страхолюдина.

– В конце концов, там они же все одинаковые, – делился опытом коммунист. – Верно написал антисоветчик Бродский: «Красавице платье задрав, видишь то, что искал, а не новые дивные дивы».

В общем, комсомольские вожаки по итогам сессии в ВПШ обычно получали капельницы для снятия похмельного синдрома и выхода из запоя. А не уродившиеся лицом и фигурой комсомольские богини – ребёнка в подарок от партии. И все оставались довольны. Конечно, у Князева был другой случай, но безотцовщина в его детстве распространилась настолько, что он не чувствовал себя обделённым.

И лишь теперь эта тема догнала его. После инцидента со светящейся паутиной Глеба начали преследовать необыкновенно яркие сны. И впервые после контузии он помнил их содержание после пробуждения. Вернувшись из ресторана, юноша сразу завалился спать, и у него случился очень странный ночной диалог с отцом.

– Я виноват перед твоей матерью и перед тобой, мальчик. – сказал мужчина с очень знакомыми чертами. – Но когда ты станешь чуть опытнее, то поймёшь, что любовь – непреодолимая сила. Она сметает на своём пути всё. В том числе человеческие судьбы. Например, мою.

– А я думал, что непреодолимая сила – это порядочность и чувство ответственности за свои поступки, – пытался укорить собеседника юноша.

– Нельзя сделать близких счастливыми, когда несчастен сам, – продолжал настаивать отец. – Да и себя разговорами о чести и долге не обмануть. Если мужчину ведёт к женщине путеводная звезда, бессмысленно сворачивать. Ты всё одно рано или поздно окажешься на прежней дороге. И лучше рано, чем поздно.

– Подожди, даже если оставить моральные аспекты, как ты понял, что твоя женщина – это не моя мать, а другая? – продолжал недоумевать сын.

– Я это почувствовал, – как ни в чём ни бывало ответил собеседник. – И ещё мне сказал об этом мой отец – тоже во сне. Придёт время – и я тебе скажу о твоей единственной.

– А нельзя ли обойтись без этого? – искренне попросил юноша. – Мне бы хотелось самому принимать подобные решения.

Но отец только отрицательно помотал головой. И только сейчас Глеб обратил внимание, что его ночной кошмар стоит на вершине горы, а из-за его спины ослепительно бьёт по глазам звезда.

* * *

– Надо бы навестить Ромку, – подумал Глеб, когда проснулся и продрал глаза. – Нехорошо бросать товарища в дурдоме, особенно когда сам его туда упёк. И раз мне начала сниться звезда – это точно знак.

Ромка тоже рос без отца – тот умер в их раннем действе. Похороны и связанные с ними переживания, возможно, и запустили в мозгу будущего звонаря процесс, который спустя какое-то время привёл к безумию.

В день госпитализации приятеля Глеб нашёл у него в комнате путеводитель по их выдуманному миру, который сам же когда-то и напечатал на случайно найденной пишущей машинке. С полиграфическими устройствами в детстве обстояло напряжённо – их можно было добыть только в прокате и по предъявлению паспорта. А просить мать о помощи не хотелось. И тут, как подарок небес, в ромкином подъезде обнаружилась выброшенная кем-то машинка. Она слегка хромала на несколько букв, но в целом после замены красящей ленты оказалась работоспособна.

Почти месяц они сочиняли путеводитель, а Глеб его печатал. У Ромки уже тогда начались проблемы с координацией, и быстро долбить по клавишам у него не получалось. Вскоре книга была готова. Но, едва они завершили её брошюровку, в дверь позвонили.

Участковый с ехидной улыбочкой проводил ребят в детскую комнату милиции. Там им объявили, что на той самой машинке кто-то наклепал прокламации против талонов на картошку и на нижнее бельё, а потом избавился от вещдока. И глупые мальчишки его подобрали. Ребятам грозила антисоветская статья. Дом наполнился запахом маминой валерьянки. Но через пару дней умер Андропов, участковый ушёл в запой, и дело закрыли. Хотя машинку всё равно реквизировали, и глебов экземпляр путеводителя – тоже. Лишь ромкина копия сохранилась.

Сейчас она лежала у Глеба на столе. Именно путеводитель по миру Полярной звезды натолкнул юношу на мысль, как лучше подобраться к Лере. Вообще письма девушкам – это был его конёк. В армии он потратил прорву времени, сочиняя любовные послания для всего полка. Сослуживцы ещё трясли с него лозунги и стихи для дембельских альбомов, но там думать почти не требовалось. А вот сочинения для солдатских подруг… Итогом той титанической работы после возвращения бойцов со службы стали не меньше десяти свадеб. И рядовой Князев по-настоящему гордился выполненной миссией.

Он подумал, что было бы неплохо продолжить переписку с «прекрасной незнакомкой» прямо сейчас. Но голова наутро после похода в ресторан раскалывалась. На задании пришлось немного выпить, а после контузии даже малое количество алкоголя вызывало спазмы в мозгу. Обезболивающего лекарства дома не обнаружилось. Глеб встал под душ, но почти не полегчало. Выход оставался один – собрать волю в кулак и выползти в аптеку. Кряхтя, он собрался, и терпеливо отстоял очередь. Даже не сорвавшись на неспешных старушек, которые долго выбирали перед ним «что-нибудь от давления».

По дороге домой у перекрестка Глеб повис на ржавой уличной колонке и, выдавив из неё ледяную струю, жадно запил таблетки.

– Что, хорошо вчера посидели? – окликнул его рэкетир Петька из своего «Феррари». – А вот я, пока ты дрых, кое-что выяснил по твоему делу.

– Быстро вы, – обрадовался юноша и подобрался поближе к открытому окну машины.

– Ну так мы же работаем, в отличие от некоторых, – рассмеялся Кучерявый. – Раскрыли уже менты убийство твоего комсорга, даже суд состоялся. Тебе в угрозыск надо бежать, а не к братве. Не по адресу обратился.

– Хорошо, я попробую, – погрустнел Глеб и потёр набухшие болью виски мокрыми руками. – Значит совсем никакой информации по твоей линии?