Ты моя одержимость

Хотя нет. Ни черта не легче. Нельзя ничем такое дерьмо оправдать. Никаким варевом, пусть самым забористым и токсичным.

Кулаки сжимаются, зубы скрежещут. Пора провести финальный раунд.

- Вы куда? Подождите, туда нельзя...

Меня напрасно пытаются остановить. Я расталкиваю всех и врываюсь внутрь, распахиваю нужную дверь, желаю скорее увидеть рожу врага. Столько лет. Столько сражений. Море крови пролито. И вот. Каждый прошедший день вел меня именно сюда, в эту конкретную точку.

- Ну здравствуй, дядя.

Я подхожу к ублюдку вплотную и застываю, вглядываюсь в черные глаза. Я предвкушал нашу встречу давно, прокручивал в голове множество раз, прорисовывал до мельчайших деталей, разбивал на фрагменты. Как только узнал свою историю, как только понял, кто отнял жизнь моей матери, так и начал осуществлять казнь. Мысленно разрывал гада в клочья. Я его разделывал на куски, раздирал на ошметки. Медленно. Методично. С удовольствием настоящего садиста. Я жаждал забрать его жизнь. Это желание долгие годы горело под ребрами, толкало меня вперед. Я просто знал, что должен восстановить справедливость. Наказать урода. Расставить все по местам. Я добивался возмездия. Я должен был щедро воздать за грехи. За невинные души. Должен был пролить родную кровь, закрыть счет за чудовищное преступление, отплатить по полной.

И вот я здесь. Оказываюсь лицом к лицу с главным врагом. Достаточно протянуть руку, и я сверну его гребаную глотку.

Где радость? Где ликование? Где торжество?

Внутри меня пустота. Огонь исчезает. Остается лишь пепел. Прах. Едкое разочарование пробирает до костей. Так и тянет пробормотать - это все? Финал. Конец. Такой?!

Я от расправы над Королевым и Шараевым испытал больше эмоций. Поймал кайф. Горький. Болезненный. А тут я как будто наталкиваюсь на тень.

- Вы его родственник? - женский голос врывается в сознание. - Простите, я сразу не поняла. Господин Ахметов предупреждал нас, что вы можете приехать.

- Чего? - оборачиваюсь.

- Господин Ахметов, - откашливается дама в белом халате. - Он главный спонсор нашей клиники. Вообще, семья Ахметовых давно нас поддерживает. Сначала отец, потом сын.

- А этот? - хмурюсь и киваю в сторону койки. - Этот давно здесь?

- Почти двадцать лет, - следует ровный ответ. - Я передам вам историю болезни. Там собрана вся информация. Еще покойный господин Ахметов распорядился перевезти пациента сюда.

- Имя, - сглатываю. - Как его зовут?

- Нам не сообщили. В целях безопасности это не разглашалось. Мужчину пытались убить, причем очень жестоко. Ему чудом удалось выжить. Его нашли в горах. Покалеченный, он едва дышал. Понадобилось множество операций и годы реабилитации, чтобы довести его до нынешнего состояния.

- И что? - кривлюсь. - Теперь он типа в порядке?

- Да, - кивает женщина. - С учетом его травм невозможно добиться лучшего результата. Покойный господин Ахметов чтил традиции и не поскупился на оплату лечения, сказал, этот человек происходит из достойной семьи, он единственный оставшийся наследник великого рода.

Я опять смотрю на своего дядю. Передо мной неподвижно застывшее тело. Хилое. Тощее. Усохшее. Больше на труп смахивает, чем на живого человека. Лицо как восковая маска. На нем только глаза и живут. Блеклые. Выцветшие. Потухшие.

- Он соображает? - спрашиваю глухо. - Хоть что-то понимает?

- Разумеется. Мозговая активность в норме. Мы общаемся с ним, проводим различные тесты.

Я сильно сомневаюсь в правдивости ее слов.

- Он валяется лет двадцать, - чеканю. - Без движения.

- Верно, - соглашается она. - Несчастный заперт в собственном теле как в клетке, но мы обеспечиваем ему отличный уход. Его вывозят на прогулку. Вы можете не сомневаться, что медицинское обслуживание предоставляется по высшему разряду.

Дьявол разберет, зачем Ахметову-старшему понадобилось поддерживать жизнь в этом ублюдке. Может, хотел использовать его для клановых разборок? Держал на всякий случай? Как марионетку. Как куклу.

Теперь это уже не имеет никакого значения.

Я смотрю на своего проклятого дядю и думаю о другом. Двадцать лет тюремного заточения. Неплохо для начала. Особенно, если срок отбываешь вот так. Прикован намертво, заперт в изувеченном мешке из плоти и костей.

Врач продолжает болтать, посвящает меня в абсолютно не нужные подробности. Я пропускаю слова мимо ушей. Нависаю над своим кровным врагом. Над кровным родственником.

Вглядываюсь в его пустые глаза.

Черт раздери. Ублюдок как будто оживляется. Он не двигается, не дергается, на его застывшем лице не сокращается ни единый мускул. Зато в черноте взгляда вдруг вспыхивает пламя. Искры загораются одна за другой.

Узнает меня? Видно, я на отца похож. Или вообще, на Асадовых. Урод видит знакомые черты. Сходство цепляет точно крюк изнутри.

Я оскаливаюсь.

- Оставьте нас, - бросаю коротко.

- Конечно, - соглашается женщина и покидает палату.

Дверь захлопывается. Мы остаемся наедине. Мои бесы знают, как долго я воображал этот знаковый момент. Как жил им. Как дышал. Как стремился и приближал. Как выращивал ненависть, распалял ярость, впадал в одержимую злобу.

- За родного брата меня принял? - ухмыляюсь. - Ты ошибся. Я его сын. Тот самый сын, которого ты не успел убить. Расправился только с другими детьми. С моей матерью.

Я оглядываю капельницу. Осматриваю аппараты вокруг. Куча трубок. Мудреные схемы. По ходу, если выдернуть все это из сети, передо мной быстро окажется мертвец.

А вообще проще подонка придушить. Прихлопнуть кулаком. Немощный. Слабый. Жизнь в нем едва теплится.

- Твой взгляд был первым, что я увидел, когда появился на свет, - заявляю отрывисто, слежу за тем, как все ярче разгорается пламя в черных глазах. - Пора вернуть долг. Я долгое время считал, ты мой отец. Наказал мать за измену. За побег. Следовал всяким бредовым родовым правилам и учинил расправу. Я ошибся. Ты оказался моим дядей. Однако кое-что не поменялось. Я до сих пор хочу, чтобы мой взгляд стал последним зрелищем в твоей ублюдской жизни.

Ха. Вот это эмоции. Он прямо полыхает. Как будто даже подбирается весь. Ликует от нашего столкновения.

- Хочу, - повторяю. - Но знаешь, я ни черта делать не стану. Не подарю тебе такого облегчения. Я верну Ахметову деньги за годы твоего лечения. И дальше все тоже проплачу. Ты будешь жить максимально долго. Клянусь.

Отлично. Вижу в его глазах жгучую ненависть и хохочу. Разрази меня гром, это и правда чертовски забавное зрелище. Мертвец жаждет меня грохнуть. Но сил дотянуться нет, он давно свой шанс упустил.

- Ты бы мечтал сдохнуть, - холодно выдаю я. - Мечтал бы получить легкое освобождение из долбанной клетки. Но нет. Живи и наслаждайся каждым днем. Я позабочусь, чтобы твое пребывание здесь оставалось комфортным. Удачи, дядя.

В бездне черных глаз разливается злоба. Тупая. Бессильная. И я начинаю верить в силу судьбы. Иначе как объяснить настолько идеальную месть?

Я покидаю клинику. На душе царит штиль. Больше не ощущаю никакой потребности мстить. Ничего не грызет изнутри. Наступает покой.

В памяти всплывает давно услышанная легенда.

- Ты простил своих врагов?

- Нет.

- Выходит, они до сих пор держат тебя в плену.

Начинаю осознавать суть. Глубже.

Не могу сказать, что простил. Есть вещи, которые простить невозможно. Но я отпустил все. Готов двинуться дальше. В будущее смотрю открыто.

Фамильное кольцо Асадовых сверкает. Громадный изумруд полыхает всеми оттенками зеленого. Кажется, я знаю, как надо поступить.

Глава 39

- Я рад, что ты принял наше предложение, - заявляет Ахметов.

- Я пришел выдвинуть свое, - бросаю ровно и располагаюсь в кресле напротив, вижу, как на секунду меняется лицо моего собеседника, но он слишком опытен в интригах, чтобы показывать настоящие эмоции и быстро берет чувства под контроль.

- Я открыт для обсуждения, - произносит Ахметов. - Однако данный вопрос никак не зависит от моих личных решений. Существуют традиции, которые превыше всего, и компромисс относительно подобных вещей невозможен. Границы обозначены четко.