Деррида

Жак и Маргерит Деррида – очень гостеприимные хозяева. Они регулярно приглашали в Рис-Оранжис многих коллег, переводчиков и даже студентов. Во время рождественских каникул 1979 года они несколько раз принимают у себя Авитал Ронелл. Пьер, которому нет еще и 17 лет, – блестящий молодой человек, увлекающийся музыкой и литературой. Вскоре между ним и Авитал начинается роман. Жак удивлен и смущен. Хотя он и большой либерал, его смущает разница в возрасте: Авитал на и лет старше Пьера. Возможно, Деррида считает также, что она слишком тесно связана с его сферой деятельности. Пьер, в свою очередь, жаждет независимости. «Мы с отцом никогда не были слишком близки, – вспоминает он, – когда я начал взрослеть, я попытался установить с ним настоящие отношения, но мы всегда держали друг друга на определенной дистанции, в том числе физической. Очень рано я испытал потребность оградить себя, держать в тайне почти все, что было для меня важно. Моя история с Авитал сыграла роль лакмусовой бумажки. Отцу было совершенно непонятно, почему я хочу уйти из дома, как только получу аттестат. То, что я не хочу идти на предподготовительные курсы, что подумываю устроить себе год каникул, еще больше его напугало. Он попросил общих друзей – поскольку с некоторых пор я общался только с людьми старше себя – попытаться меня переубедить. В том, что касается учебы, им это удалось»[809].

Авитал Ронелл подтверждает, что все было непросто, особенно в первое время. «Жак нервничал из-за моей связи с Пьером, как нервничал из-за всего, что касалось его детей. Его беспокойство по-настоящему осложняло нам жизнь. В то же время мои отношения с Пьером стали знаком того, что меня приняли в семью. И Маргерит, как никто, всегда была со мной великодушна». В июне 1980 года, блестяще сдав выпускные экзамены, Пьер переезжает в Париж, где селится вместе с Авитал в бывшей квартире Цветана Тодорова. «Для меня эти годы в Париже были очень счастливыми, – вспоминает та, которую дерридеанцы еще долго продолжали называть «Метафизикой», – в другом контексте, с другими участниками все бы превратилось в мыльную оперу. С Деррида я металась от одного полюса к другому, от семейной близости к интеллектуальной жизни. Наши отношения были очень интенсивными и порой очень сложными. Иногда я его смешила, как шут. То есть я имела право говорить королю правду. Странным образом, несмотря на эту семейную близость, мы продолжали общаться друг с другом на „вы“. Мне казалось, что это такое „вы“, о котором писал Левинас и которое указывает на истинную близость»[810].

Деррида закончил «Почтовую открытку» в начале лета 1979 года, перед отъездом в Америку. Именно для того, чтобы привести в порядок «Послания», он приобрел электрическую пишущую машинку. В этой длинной любовной переписке Деррида возвращается к своему изначальному желанию, которое влекло его «к чему-то, что литература передает лучше, чем философия», к «чистому идиоматическому письму, о недостижимости которого [он] знает, но все равно продолжает мечтать»[811]. Поскольку письма, послужившие отправной точкой, либо исчезли, либо недоступны, допускаются и даже поощряются любые предположения: «[Ч]то, однако, не мешает вам при желании рассматривать их в качестве остатков не так давно уничтоженной переписки», – объявляет Деррида в прологе[812]. Хотя текст постоянно напоминает о процессе его создания, он с удовольствием путает следы. С самого начала речь идет о том, чтобы «отвлечь от них [писем] всю критику, как они говорят, генетическую. Не останется ни одного черновика, чтобы распутать следы»[813].

В «Посланиях» сказано все, но настолько хитроумно и замаскированно, что невозможно определить, где проходит граница между личным и публичным, между фактом и вымыслом. Это не мешает Деррида оставить в тексте «различные пометки, имена людей и названия мест, достоверные даты, установленные события, они устремятся туда очертя голову, считая, что наконец они добрались и нас там найдут, когда я простым переводом стрелок направлю их совсем в другое место убедиться, там ли мы»[814]. От огромной первоначальной переписки остаются только фрагменты, потому что одно из правил, которые установил для себя Деррида, состоит в том, чтобы оставлять только то, что может «комбинироваться» с остальными тремя текстами сборника – «Страстями по Фрейду», «Носителем истины» и «Отнюдь», – как будто «Послания» представляли собой всего лишь безмерно разросшееся предисловие. И конечно же, нет никаких гарантий, что часть писем не была написана позднее, специально для публикации.

Жан-Люк Нанси первым реагирует на присланную ему почти полную рукопись «Почтовой открытки». Одновременно ее получили Сара Кофман и Филипп Лаку-Лабарт, что вполне обоснованно, поскольку книга должна выйти в их совместной серии. Несмотря на ее размеры, он быстро прочел рукопись, в особенности «Послания», настолько он «увлечен, захвачен и порой растроган». «Безотносительно к издательскому решению этот текст меня трогает, хочется сказать, пародируя твое словоупотребление, он трогает, только это и делает, задевает (и попадает по назначению), это текст осязания и кожи». Нанси признается, что «даже жаль, что „Послания“ не стали отдельной книгой», хотя знает, что, если бы этот текст вышел, его статус изменился бы и он из философии превратился бы в литературу[815]. Он будет не единственным, у кого возникнет такая фантазия.

На самом деле «Почтовая открытка» составлена очень искусно, с таким же четким делением на две части, как ранее Glas, хотя оно не столь явно на визуальном уровне. Одна и та же проблематика проходит через всю книгу: «Между почтами и аналитическим движением, принципом удовольствия и историей телекоммуникаций, почтовой открыткой и украденным письмом, одним словом, возможно, это и будет являться тем самым переносом от Сократа к Фрейду и далее»[816]. Но режим письма и способ изложения в «Посланиях», которые занимают первую часть книги, и в трех других текстах совершенно разные. «Страсти по Фрейду» возникли из семинара, проходившего в Высшей нормальной школе и носившего название «Жизнь смерть»; речь в нем идет о скрупулезном и в то же время захватывающем анализе работы Фрейда «По ту сторону удовольствия», но тут же можно встретить Сократа и Платона. Что касается «Носителя истины», методичной проработке «Семинара о „Похищенном письме“», то о нем уже шла речь, но этот важный текст тоже вступает в резонанс с остальной книгой. «Почтовую открытку» завершает «Отнюдь», кажущаяся сымпровизированной, а в действительности постановочная встреча с Рене Мажором, впервые опубликованная в журнале Confrontation. Редкий читатель может по-настоящему прочесть эти четыре текста, а потом связать их друг с другом, если это вообще не утопия.

Перевод «Посланий» представляет еще больше трудностей, чем перевод остальных текстов Деррида, если не считать Glas. При первом чтении текста у Алана Басса, для которого это не первый опыт, сложилось впечатление, что это не менее сложно, чем перевести на французский Джойса. Деррида признает, что «Послания» в значительной степени зашифрованы, и соглашается давать пояснения, комментарии и подсказки всякий раз, когда это будет необходимо. «Основная часть работы шла по почте, – вспоминает Алан Басс, – он отсылал мне обратно мои страницы со множеством пометок. Но у нас также была одна долгая личная встреча в буфете вокзала, между двумя поездами. Многие детали ускользнули бы от моего внимания, если бы не он. Например, во фразе „Est-ce taire un nom?“[817] нужно также прочесть „Esther“ – это одно из имен его матери, а также библейское имя, которое играет активную роль в этой книге. Несмотря на все мои старания, большое число подобных эффектов в переводе было потеряно»[818]. Ханс Иоахим Мецгер, немецкий переводчик «Почтовой открытки», тоже проделает большую работу. «Читая ваши вопросы, – пишет ему Деррида, – я снова отмечаю, что вы прочли текст лучше меня. Вот почему переводчик так невыносим, и чем он лучше, тем ужаснее: Сверх-Я собственной персоной»[819].

809

Интервью с Пьером Альфери.

810

Интервью с Авитал Ронелл.

811

Derrida J. Points de suspension. P. 127.

812

Деррида Ж. О почтовой открытке. С. 8.

813

Деррида Ж. О почтовой открытке. С. 365.

814

Там же. С. 287.

815

Письмо Жана-Люка Нанси Деррида, 22 июля 1979 г.

816

Деррида Ж. О почтовой открытке. С. 6.

817

«Значит ли это, что имя умалчивается?»; «Est-ce taire» произносится как «Эстер». – Примеч. пер.

818

Интервью с Аланом Бассом.

819

Письмо Деррида Хансу Иоахиму Мецгеру, 13 сентября 1981 г.