Деррида

Его пребывание в Оксфорде в начале июня – отправная точка для «Посланий», которые составляют половину «Почтовой открытки». Публикация придаст этой странной и в то же время восхитительной переписке сложный и почти неразрешимый статус, к которому я еще вернусь, но все говорит о том, что оригинальная версия, тогда еще не предназначавшаяся для какого-либо проекта книги, была адресована Сильвиан Агасински. Первый фрагмент датируется 3 июня 1977 года:

Да, ты была права, отныне, сегодня, сейчас, в каждое мгновение на этой открытке, мы лишь крохотный остаток «на счету, чтобы его не закрыть»: того, что мы сказали, и не забывай, сделали друг из друга, того, что мы друг другу написали. Да, и ты опять-таки права, эта «корреспонденция» тотчас нас захлестнула, именно поэтому следовало бы сжечь все, вплоть до пепла бессознательного, – и «они» никогда ничего не узнали бы об этом[766].

Второе послание, датированное тем же днем, еще более личное. Письмо как форма принимает эстафету у дневников, создавая возможность для адресации, своего рода монолога:

И когда я зову тебя: любовь моя, любовь моя, тебя ли я зову или свою любовь? Ты, моя любовь, тебя ли я так называю, к тебе ли обращаюсь? Я не знаю, насколько хорошо сформулирован вопрос, и он меня пугает. Но я твердо уверен, что ответ, если я его когда-нибудь получу, придет ко мне от тебя. Только ты, моя любовь, только ты узнаешь об этом[767].

2 июня Деррида попалась на глаза знаменитая почтовая открытка с изображением Сократа и Платона, которой будет посвящена будущая книга. Фрагмент гадальной книги XIII века: это изображение парадоксальным образом адресовано ему напрямую, как будто для того, чтобы он мог возобновить свои постоянные размышления об отношениях речи и письма:

Ты видела эту открытку, картинку на ней? Я наткнулся на нее совершенно случайно вчера в Бодлейне (это знаменитая оксфордскал библиотека), я расскажу тебе. Я застыл как вкопанный, это было похоже на галлюцинацию (с ума они что ли посходили? Да они просто перепутали имена!) и в то же время на какое-то просто апокалиптическое откровение: пишущий Сократ, пишущий под диктовку Платона, мне кажется, глубоко в душе я всегда это знал, это было похоже на негатив фотографии, проявляющейся в течение 25 веков, внутри меня, разумеется. Достаточно написать об этом на ярком свету. Итак, проявитель – вот он, но мне пока недостает ключа к расшифровке этой картинки, и так это, скорее всего, и останется. Сократ тот, кто пишет, – сидящий, склоненный, исправный писец или переписчик, этакий секретарь Платона. Он перед Платоном, нет, Платон позади него, ростом поменьше (почему меньше?), но он изображен стоя. С указующим перстом, он как будто направляет, указывает путь, отдает приказ либо диктует, властно, величественно. Он почти зол – ты не находишь? – и хочет быть злым. Я купил этих открыток целую пачку[768].

Размышления об этих образах продолжаются во множестве писем, затем переписка на время приостанавливается после возвращения Деррида из Англии и июня.

Хотя Деррида чувствует себя лучше, он пока еще не совсем вернулся в форму. Освободившись от своих обязанностей на улице Ульм, он пишет для журнала Macula большой текст в форме диалога о башмаках Ван Гога в описании Мартина Хайдеггера и Мейера Шапиро. Эта работа очень его утомила, о чем он пишет Саре Кофман: «Ей нет конца и края, и я не знаю, что о ней подумают. Я чувствую себя уставшим и немного подавленным из-за всего того, что нужно сделать этим летом, курса для Йеля в особенности». Сара тоже пребывает в депрессии, как это часто с ней бывает. Деррида советует ей и себе самому отдохнуть, хотя ему трудно следовать этим советам: «Нам нужна передышка, медленные размышления, время на то, чтобы „восстановиться“… В идеале было бы хорошо на время прекратить преподавание». Так или иначе, он подумывает о том, чтобы приостановить свой семинар на год. А сейчас он вместе с семьей уезжает на Конка-дей-Марини, на Амальфитанское побережье, где чета Адами снимает дом: «Постараюсь как можно больше плавать. Мне физически плохо в моем теле. Я растолстел (как всегда, когда устаю) и ощущаю себя тяжелым, как мешок со свинцом»[769].

Этот регион его просто восхищает, и особенно большое впечатление производит античный Пестум, в то время сохранявшийся еще в хорошем состоянии. Также он впервые открывает для себя Помпеи, место, в которое полюбит возвращаться.

Но все же в этом августе сбылись не все его ожидания. Может быть, потому, что он так и не смог «вырваться на Сицилию», о которой мечтал вместе с Сильвиан[770]. Вероятно, также потому, что ему не удалось по-настоящему расслабиться. Он объясняет это в длинном письме Филиппу Лаку-Лабарту, которое просит показать также и Жану-Люку Нанси:

Я пытался работать и мучиться несколько иначе, но сегодня трудно подвести итог. Короче говоря, я вернулся вчера… измотанный и загруженный-встревоженный-угнетенный тем, что намечается. Десятого числа я уезжаю в Йель (там тоже перегруженная программа). Ладно… Жолье попросил у меня текст для «Champs», я собираюсь снова взяться за «Носителя истины», которому будет предшествовать работа «По ту строну удовольствия» и предисловие, все вместе будет называться «Завещание Фрейда». Я думал закончить этим летом, но завозился. Я еще надеюсь сдать рукопись в конце октября, чтобы опубликовать ее зимой или весной[771].

Пока это еще далеко от той формы, которую «Почтовая открытка» окончательно примет в 1980 году. На этой стадии «Послания» еще не были частью проекта.

10 сентября 1977 года Деррида уезжает в Йель, но отсутствие Поля де Мана, находящегося в академическом отпуске во Франции, делает его пребывание в Америке не таким приятным, как в прежние годы. «Ваше влияние в Соединенных Штатах растет вместе со всеми аберрациями и ожесточением, которое оно вызывает», – предупреждал его де Ман[772].

Отложив свои записные книжки в сторону на восемь месяцев, Деррида снова приступает к ним 12 октября, как раз перед возвращением из США. Личные записи переплетаются с написанием «Посланий», как формы того нового «непрерывного письма, поиски которого шли с самого начала» и в котором важное место занимает автобиография, представленная в лирическом и часто болезненном ключе.

Я тебя потерял (а): у меня больше нет тебя, не имея тебя, вызвав твою потерю, я тебя толкнул(а) к гибели.

И если я говорю – что правда, – что я в этот момент теряю жизнь, любопытным образом это сводится к тому же самому, как будто «моя» жизнь и есть тот другой, которого я толкаю к гибели[773].

…И сегодня, когда событие, которым отмечен разрыв в феврале, (вос)производится, подтверждается постфактум, как будто бы оно еще не произошло, но ему нужно было время, чтобы совпасть с самим собой, никто никогда не узнает, исходя из какой тайны я пишу, и даже расскажи я о ней, это ничего не изменит[774].

Пока Деррида был в Йеле, в доме в Рис-Оранжис сделали ремонт, превративший чердак в его кабинет, куда можно попасть по лестнице и где нельзя выпрямиться в полный рост. Хотя он теперь располагает местом, принадлежащим только ему, Деррида воспринимает этот переезд как своего рода ссылку или разрыв с семьей:

Я бы назвал этот чердак (и того, кто мне его дал, заставил туда подняться, жить там, работать, отделиться, обмануться и обмишуриться) моим ВОЗВЫШЕННЫМ.

Сублиминальное, поднебесное, мастерская и начало моей сублимации, мое добровольное отчуждение, мое возлюбленное отречение, покой катастрофы. Уже хочется умереть здесь. Тогда люк в полу захлопывают. Меня почтительно запирают, потому что не умели или не могли меня трогать, любить меня таким, как я есть, был[775].

766

Деррида Ж. О почтовой открытке. С. 14 (перевод изменен).

767

Там же. С. 15–16 (перевод изменен).

768

Деррида Ж. О почтовой открытке. С. 17–18 (перевод изменен).

769

Письмо Деррида Саре Кофман, без даты (август 1977 г.).

770

См.: Деррида Ж. О почтовой открытке. С. 136.

771

Письмо Деррида Филиппу Лаку-Лабарту, l сентября 1977 г.

772

Письмо Поля де Мана Деррида, 14 мая 1977 г.

773

Личные записные книжки, 12 октября 1977 г., архив университета Ирвайна. Этот фрагмент в слегка измененном виде воспроизведен в: DerridaJ. Circonfession. P. 188–189.

774

Личные записные книжки, 12 октября 1977 г., архив университета Ирвайна. См.: Derrida J. Circonfession. P. 193.

775

Личные записные книжки, 14 октября 1977 г., архив университета Ирвайна. Деррида дает несколько пояснений о своем чердаке и методе работы в тексте «Я не пишу без искусственного света», в интервью Андре Роллену, вышедшем в 1982 г. в журнале Le fou parle и воспроизведенном на сайте: http://www. hermaphrodite.fr/article731.