Цена бессмертия

Отдельная история с религиями. Человеку свойственно видеть только несколько способов жить, каких именно — зависит от форм его сознания. То, что было сделано с человеческим сознанием, хорошо выражает слово «культура», потому что один из его смыслов — сельскохозяйственное растение. Эту культуру словно старательно выращивали, оберегая посевы от болезней и засух, окучивая и со временем выводя новые сорта.

Вторая папка с медицинским уклоном. Больше чем наполовину не понял. Если честно, гораздо больше, чем наполовину. Сплошь ферменты и пептидные связи. То-то Виталик бы пальчики облизал. Потому что, оказывается, ещё в Древнем Китае были известны такие рецепты нормализации обмена веществ и выработки гормонов, которые, теоретически, приводят к бессмертию. Самому настоящему, индивидуальному бессмертию. Хотя мы все с детства знаем, что акулов не бывает».

Фотокопии документов Илья перевел в текстовые файлы, а пленки уничтожил. Тексты прочитал и стёр. Похоже было на то, что записка адресована именно ему, Илье Большакову. Хотя, судя по дате отъезда Лесника, она была написана и оставлена за три дня до того, как Илье пришло в голову навестить квартиру Непрухина. Очевидно было, что Лесник просчитывает вперёд его ходы, документы оставил добровольно, а при таком раскладе не выполнить его просьбу — значит, пойти на конфликт. Глупо заранее конфликтовать с человеком, который обещал тебе встречу и разговор.

Единственное, что Илья оставил в памяти машины, — копию записки Лесника. Сложные рваные завитушки его почерка производили на Большакова удручающее впечатление. По долгу службы и приказу Борисова он не один раз встречался с ненормальными людьми, и перспектива ещё одной такой встречи его не грела. В том, что почерк, действительно, Лесника, он убедился по памяти Рубцовой. От ответного сканирования ему удалось заслониться испытанным способом: раздробив психику на полдюжины секторов и запрятав прочитанное в самый глубокий сектор подсознания. Оставался ещё один вариант: возможно, Лесник тоже читал литературу по графологии и нарочно имитировал почерк сумасшедшего.

Большаков из интереса взял лист бумаги и, выведя на экран записку, попытался воспроизвести заковыристые буквы. Рука у него была точной, и на взгляд дилетанта, получалось похоже, но Илья был недоволен.

«Как уверенно он эти закорючки выводил, — подумал он. — Как будто тысячу лет тренировался...»

Тут всё встало на свои места — и возможность жить бесконечно долго, и то, что у человечества, этого неразумного дитяти, четыре тысячи лет назад появился загадочный поводырь, и намеки на существование тайной суперэлитной организации, мелькавшие в тех документах, которые они с Ириной переводили. И даже необычный почерк. «А на основании чего, собственно, делался вывод о ненормальности? Какой материал обобщался? Никто и не гарантирует, что прожив тысячу другую лет, человек останется таким, как был. У него должны развиться черты характера и идеи, которые с точки зрения обычного человека будут свидетельствовать о его ненормальности. Например, он может всерьез начать считать себя бессмертным...» — и всё-таки догадка казалась настолько невероятной, что не укладывалась в голове. Илья даже испугался, не сбрендил ли часом он сам.

Впрочем, если верить выводам капитана Ларькина, то бояться ему было уже нечего. Виталий давно, хотя и нерегулярно, занимался исследованием такого природного феномена, как Илья Большаков. С появлением в ГРАСе Ирины поле деятельности его расширилось, но он и теперь, случалось, опутывал Илью датчиками. Пытался выяснить, например, какие изменения происходят в его организме после того, как он телепатически надиктует две страницы текста Ирине, находящейся в другом крыле особняка. А про тестирования, ответы на бесконечные мудреные анкеты и говорить нечего. Так вот, по классическому у психологов тесту MMPI с такими показателями, как у Большакова, человек давно должен был находиться в психиатрической клинике. Неудивительно, если вспомнить, какая у него была жизнь. Ларькин смог найти несколько объяснений, как Илье удалось адаптироваться к существованию в обществе. Например, за счет сильно развитой способности к лицедейству. Большакову ничего не стоило подыграть собеседнику, нащупать его слабые струнки — и тот начинал считать его хорошим («удобным», по терминологии Ильи) парнем, закрывая глаза на его многочисленные странности и недостатки. Выявилось ещё такое явление, как сложно структурированное подсознание Ильи, которое они и использовали для защиты его сознания от зомбирования.

«А кто из нас не сумасшедший?» — в духе Чеширского Кота подытожил Илья, закрывая внутренние дебаты по поводу странного почерка Лесника. Оставалось ещё много вопросов: если записка действительно адресована Илье, как Лесник смог узнать о намечавшемся налёте на его квартиру, когда он ещё даже не намечался? Зачем он оставил эти материалы и какие выводы должен был, по его мнению, сделать Большаков, изучив их? Если те, к которым он пришел, то зачем это нужно Леснику? И какую роль во всем этом играет Ирина?

Наконец, сам ли выйдет на связь Лесник после возвращения или предоставит инициативу Илье? Определить, что жилье в его отсутствие навещали —- для профессионала, конечно пара пустяков. Для этого существует столько приемов, что все их невозможно учесть и нейтрализовать.

Вернувшись в Москву, Лесник не заставил себя долго ждать. Уже на второй день после его возвращения, придя домой со службы, Большаков обнаружил на письменном столе записку: «Пивбар «У Ромы». Завтра в 12.00». Почерк Лесника было невозможно не узнать. К записке прилагался маленький чертеж, уточнявший местонахождение «Ромы», точкой отсчета служил Павелецкий вокзал.

Отпроситься со службы на следующий день было нетрудно: пойду, мол, куплю бананов к обеду. Страсть как хочется бананов. К большаковским причудам давно все привыкли, никто не удивился. Никто не удивится, если в поисках бананов, которые продавались в двух шагах, Илья побродит по Москве три часа. Отобедают без него, а с пристальным взглядом Рубцовой он как-нибудь справится. Илья чувствовал, что с каждым днем он чуть-чуть обгоняет Ирину в искусстве телепатии, внушения и защиты от телепатии и внушения.

Пивбар оказался довольно захолустным. От дверей по каменному полу во все стороны расползались грязные лужи растаявшего снега, вычурные светильники на голых стенах, выкрашенных в лимонный цвет, смотрелись жалко, как дешевая поддельная драгоценность на лохмотьях нищенки. Неприветливый молодой бармен наливал пиво в потрескавшиеся кружки. Между прочим, как оказалось, очень неплохое пиво. Народ здесь толпился простой, пили и закусывали, стоя у маленьких круглых столиков. Было довольно людно, но Илья, ориентируясь на сигналы шестого чувства, быстро отыскал Лесника.

Тот расположился с двумя кружками за столиком у стены под светильником с перегоревшими лампочками. Рядом с ним, вцепившись руками в третью кружку, стоял бомж, промышлявший, как видно, собиранием бутылок и попрошайничеством. На правом локте у него висела грязная синяя болониевая сумка. Лесник чуть поднял руку приветственным жестом.

Если Илья выглядел в этом обществе отдыхающим от занятий студентом, то Лесник вовсе не отличался от окружающей среды. Работяга работягой. Простецкая кепочка, темная спецовка, из-под которой виднелся толстый свитер, потертые джинсы. Роста он был, казалось, небольшого. Но подойдя ближе, Илья понял, что это иллюзия. Лесник был, по крайней мере, не ниже его, но за счет умения владеть своим телом умудрялся стоять так, что рост скрадывался, и он оказывался вровень с низеньким алкашом. Большаков поздоровался и принял приготовленную для него кружку.

— Пришёл, значит, товарищ-то твой, не опоздал, — с сожалением сказал куда-то в пространство опухший от нездорового образа жизни небритый пьянчужка.

Илья бегло просканировал его сознание — и мысленно содрогнулся. Всё подсознание бедолаги было забито подавленными желаниями. Больше всего ему хотелось водки, во-вторых, хотелось курить, в-третьих, давно пора было постирать истлевшие женские трусы, которые он три месяца назад нашел на помойке, прокипятил и стал носить, в-четвертых, хотелось жрать, в-пятых... но на пути этих злободневных нужд стоял колоссальный барьер, не пускавший их в маленькое светлое пятнышко сознания, которое было занято одной-единственной заботой. Купят ли ему вот эти ребята ещё кружку пива?