Заговор против Афин

Сзади раздался шорох — Адрик и плечистый мужчина вытаскивали из жалкой хижины ослабевшего пленника. С моря подул ветерок, он коснулся воительницы и захлопал разболтанной дверью. По коже Зены побежали мурашки: прохладно. К утру станет просто невыносимо. «Готова поспорить, пленникам не дали и охапки сена», — со злостью подумала воительница.

Она прищурилась и прислонилась к стене, за которой пировали «Покровители». Недавно на окна повесили новые ставни, и Зена ощущала запах свежеспиленного дерева. «Расположились со всеми удобствами», — проворчала она, оглядываясь через плечо. Адрик в очередной раз скрылся в хибаре, а его широкоплечий помощник бросил на Зену беглый взгляд и кивнул, уходя в дом. Громко скрипнул прогнивший пол, затем все стихло. Через мгновение мужчина снова вышел на улицу, неся малыша, тонкими ручонками обвивавшего его шею и склонившего голову ему на грудь: кажется, ребенок спал. По пятам следовал Адрик, держащий крохотного младенца; за пекарским сыном по ступеням сползали два изможденных, оборванных пленника, тащивших третьего.

Хриплый гогот заставил Зену вновь сосредоточить внимание на помещении охраны. Трое беглецов в ужасе вздрогнули и повернули к зданию побледневшие, тощие лица. Воительница энергично замахала, указывая в сторону повозки, и прижалась ухом к плотно затворенным ставням.

— Неплохая штука, Философ! — грубый голос Миккели она ни с чем не спутает, к тому же сейчас только его и было слышно. Негодяй порядком напился, и язык у него заплетался, Зена с трудом разбирала слова. — Не будь жадиной, дай еще! Наливай! Бризусу не обязательно знать, сколько мы раздобыли вина. Как считаешь? — И снова гогот.

Она выпрямилась, пробежала взглядом вдоль стены, готовая отдать что угодно, лишь бы отыскать место получше. Воительнице необходимо было слышать больше, чем пьяные вопли Миккели и его товарищей. К ней подкрался Адрик и склонился к уху Зены, показывая на хижину и шепча:

— Там еще семеро, но повозка уже переполнена.

— Пусть сядут потеснее, — она отошла от стены, увлекая юношу за собой, и, остановившись во мраке неподалеку от хижины пленников, прошептала: — Постарайся, будь любезен. Лучше, если сегодня ночью люди «Покровителей» ничего не заподозрят: пусть спокойно едут в Афины. Если придется взять их повозку, сам знаешь, что будет.

Адрик слабо вздохнул и, как всегда, смирился.

— Знаю. Только осел такой груз не свезет. Ладно, что-нибудь придумаю.

Воительница хлопнула паренька по спине и кивком указала на главное здание. Пекарский сын понятливо кивнул, забрал у помощника малыша и растворился в темноте. Зена вернулась на свой пост.

— Эй, ребята, это вам-то скучно?! Посидите в городе, узнаете, что такое настоящая скука! — выкрикивал Миккели, кипя от злости. — Без позволения Бризуса ничего нельзя сделать, даже если «Покровители» дали добро. Женщин не трогать! Вообще! Никогда! Ни глотка вина, ни потасовки, ни мелкой кражи — никаких развлечений. Спрашиваешь, почему, Кнолио? Вот так вопрос! Да у тебя одно вино в голове! Потому что самому Бризусу это не интересно. Он не пьет, не веселится с девочками, ничего себе не позволяет — а значит, и мы не должны. Сам думает только о выгоде! — кто-то облегчил душу громкой бранью. Миккели, подождав, продолжил: — Конечно, он будто бы боится, что честные стражи раскусят нас слишком рано. Да кому какое дело? Царь подчиняется нам. Если его прислужники начнут буянить, сладим одной левой: словно мух прихлопнем.

Вдруг высоким, надрывным голосом заговорил Философ, и Зена разобрала всего несколько слов:

— … легче, если все в Афинах пойдет своим чередом…

— Философ, кому это нужно? Посмотри, какие превосходные доспехи: бронзовые накладки… не помню уж, когда купил, — удивленно добавил Миккели, давно отвыкший расплачиваться за свои приобретения. — Знаешь, почему я потратил деньги на эту вещицу, а не на выпивку? Чтобы не заботиться о мнении всяких там стражей. А Бризус вдруг заявил, что их трогать нельзя! Та-ак, а к чему это я начал? Вы здесь, ребята, клянусь Аидом, наслаждаетесь жизнью! Пьете вино, грабите окрестности, посиживаете тут. У вас даже есть женщины!

— Да, именем Аида, есть у нас женщины! — проревел кто-то в ответ: наверное, Кнолио. Крикун был пьян до бесчувствия. — Где бы мы взяли женщин тайком от царя и Бризуса? Нам живется не лучше, Миккели. Вместо еды помои, а вино в последний раз пили… не вспомнить когда.

Миккели захихикал:

— Женщин вам надо? Так они ж сидят в соседней халупе! Наверняка есть и пара-тройка хорошеньких. — Зена прищурила глаза, а уголки ее губ приподнялись в недоброй усмешке.

— Миккели, Бризус велел…

— Плевать мне на Бризуса, — заорал на Философа говорливый злодей. — Я не дурак и знаю, как заставить госпожу смолчать.

Раздался хриплый смех.

— Желаете убедиться?

Зена расслышала голоса, скрип половиц, грохот — кажется, перевернули скамью или стол, — затем топот шагов и крики Миккели у самой двери:

— Ладно, но помните: идея моя. Я, чур, первый, понятно?

Из распахнутой двери вырвалась полоска света, пьяный смех и хриплые реплики полудюжины негодяев.

— Да-да, я первый, — орал разогретый выпивкой Миккели. — Моя идея — мой выбор! Потом натешитесь, твердолобые.

В дверях злосчастной хижины застыл перепуганный Адрик, поддерживая иссохшую старушку; та прижималась к нему, тяжело дыша и закрывая глаза от страха. Зена яростно замахала, приказывая парню немедленно спрятаться; он облизал губы, склонился к бедной пленнице, пошептал ей на ухо и бережно подтолкнул обратно в хибару. Воительница мельком увидела морщинистое бледное лицо, растерянный взгляд, трясущиеся губы.

«Превосходно. Надеюсь, широкоплечему тоже хватит ума, чтобы не высовываться», — подумала она и повернулась к Миккели.

Тот пьяно шатался из стороны в сторону, но в глазах его зловеще играли отблески огня в очаге. С энергией десяти трезвых бандит еще шире распахнул дверь, так что от удара дрогнули стены, и шагнул на крыльцо. Глотнув прохладного ночного воздуха, он закашлялся, потом кое-как слез по ступеням и, беззаботно насвистывая, вышел на узкую тропинку, ведущую к хижине пленников. Поднимаясь по ступенькам, он наступил на истлевшую доску и рухнул на землю. Грубо выругавшись, негодяй встал на ноги, поднялся на крыльцо и шагнул через порог.

— Ку-ку! — проворковал он. — Папочка пришел!

Стоило Миккели зайти в комнату, как перед ним возникла грозная высокая фигура и преградила ему путь. Воительница гортанно рассмеялась и обнажила зубы в ослепительной улыбке, затем вдруг ударила злодея коленом между ног. Воздух с хрипом вырвался из его легких, и, взвыв от боли, Миккели сложился вдвое.

— Спокойной ночи, приятель, — промурлыкала она, с силой опуская локоть на его затылок. С пола поднялось облако пыли и заскрипели доски: злодей грузно повалился наземь. Зена пнула его ногой, спуская со ступеней.

— Вот и первый, — равнодушно сказала она и повернулась взглянуть в хижину. В ней повис затхлый запах, и, не будь дыр в разваливавшихся стенах и дощатом полу, дух грязных тел, нищеты и болезней стал бы невыносимым. Его и сейчас трудно было не почувствовать.

— Адрик, — шепотом позвала она. — Уводи остальных, скорее! Бери вторую повозку.

— Но ты… ты сказала, они заметят!

— Мерзкий пропойца под крыльцом и так расскажет им все. Негодяи пьяны, но товарища хватятся быстро, — побитый Миккели тихо застонал, и Зене пришлось угомонить его резким ударом. Он сполз с последней ступени, воительница стукнула его еще разок. — Пора уходить.

— Я один не спра… — начал Адрик.

— Ладно уж, помогу, — мрачно ответила Зена и вдруг замерла, крепко стиснув его руку и не давая заговорить.

Из двери добротного строения снова хлынул свет, Философ вышел на порог и заорал:

— Миккели, ау! Эй, ты говорил, что приведешь наших женщин сюда! Что, нюх отшибло? Или там зрителей больше? — кто-то засмеялся и добавил пару выражений; Зена их не разобрала. Философ вновь принялся горланить: — Миккели! Если не выйдешь, пока я допиваю эту кружку отличного вина, я сам за тобой приду! Мы все придем. Усек?