Заговор против Афин

— Зато я знаю, — пробормотал паренек, и Зена решила прекратить бесполезный разговор. «Пусть с ним разбирается Габриэль», — подумала она и вскочила на ноги: с улицы раздался шум. Кратос скользнул к двери и прислушался. По дереву поскребли, мальчик тихо стукнул в ответ, напряг слух.

— Неттерон, — кивнул он мгновение спустя.

— Уверен?

— Абсолютно, — ответил он и навалился на дверь плечом. Воительница подошла помочь мальчику.

В комнату вошел смуглый мужчина с иссиня-черными волосами, беспорядочными кудрями, падавшими на лоб. Он был несколько выше Зены и намного тоньше ее — настоящий скелет. Вошедший нетерпеливо отбросил со лба непокорные пряди и стиснул плечо мальчишки. На полу вздрогнула и проснулась Габриэль. Ее движение разбудило Элизебу, подле которой туг же опустился на колени Кратос. Он нежно погладил мать по щеке, улыбнулся ей и кивком указал на Неттерона. Женщина встрепенулась и села прямее, стиснув руку мальчика в своей. Он освободился и принялся выразительно жестикулировать. Зена повернулась к мужчине.

— Ты Неттерон? — Вошедший кивнул. — Сможешь спрятать ее от стражей?

— Со мной Элизеба вне опасности, — тихо ответил он, тревожно оглядел воительницу и протянул ей руку. — Ты королева воинов. Я слышал о тебе: история с забегами…

— Все сделала Аталанта, я просто помогала, — перебила Зена, пока он подыскивал слова. — Который час?

— Светает.

Кратос понурился. Он поднялся на ноги, помог матери встать и позволил заключить себя в объятия.

— Помни, — сказала Элизеба, нежно глядя на сына, — теперь тебе не надо воровать, чтобы защитить меня. Не делай зла, обещаешь? — Кратос неохотно кивнул. — Я буду очень скучать, но не ходи ко мне слишком часто: тебя поймают.

Кратос заговорил с ней вслух, чтобы новые друзья могли следить за разговором, но для матери подавал условные знаки.

— Хорошо, мама. Не допущу, чтобы тебя опять схватили. Но я буду скучать. Очень, — закончил он, и голос выдал его возраст. Элизеба в последний раз обняла сына, протянула руку Нетгерону, и он вывел ее прочь из комнаты. Зена проводила взглядом две фигуры, идущие по безлюдному, поросшему сорняками двору, и тихо захлопнула дверь.

Глава 4

Габриэль зевнула во весь рот, от души потянулась и заморгала.

— Кто-нибудь знает, который час? — пробубнила она, вставая.

— Рано. Очень рано, — заверила ее Зена.

— Отлично, — Габриэль прикрыла рот тыльной стороной ладони, пряча второй зевок, и потерла глаза. — А впрочем, какое мне дело? Разбудите, если что случится, — и она снова села, скрестив руки и опустив тяжелые веки. Почти сразу же ее дыхание опять стало глубоким и ровным. Изумленная Зена покачала головой и переключила внимание на паренька.

— Что теперь?

Кратос пожал плечами:

— Уклосс привезет вам хлеб. Думаю, его сын Адрик тоже приедет, если найдет, на кого оставить пекарню, — мальчик замялся, затем попытался придать голосу убедительные нотки: — Вы позавтракаете превосходным хлебом!

— Ты… хорошо придумал. Спасибо, — ответила Зена.

Мальчишка ухмыльнулся:

— В тюрьме вы ужинали тем же: Уклосс заключил договор с начальником.

После этой фразы установилось долгое молчание. В плошке кончалось масло, и она то угасала до тусклого огонька, то вспыхивала ярким пламенем, отбрасывая на стены бешено метавшиеся тени. Габриэль сжалась в комочек, прислонила голову к стене и спала непробудным сном. Кратос походил из комнаты в комнату, потом уселся на пол и стал играть валявшимися камешками.

«Совсем еще ребенок» — подумала воительница, глядя на взъерошенные темные кудри. Мальчуган с головой погрузился в свое занятие: он опустил глаза, и густые ресницы бросили на щеки длинные тени, рот изогнулся подобно луку. Казалось, что он улыбается, даже когда Кратос и не думал улыбаться. «Должно быть, у матери на душе теплеет, когда она видит сына таким», — нежно подумала воительница и, тихо вздохнув, отвернулась к дальней стене, где играли тени от огня.

Чуть погодя мальчишка вздрогнул: Арго поймала губами прядь его волос. Он тревожно взглянул на воительницу. Она улыбнулась в ответ и кивнула. Дрожащей рукой мальчик провел по шее Арго и, набираясь смелости, погладил лошадь по крутым золотистым бокам.

— Какой красавец, — прошептал он, замирая.

— Красавица, — сухо поправила Зена.

— Простите, госпожа, — спохватился паренек, обращаясь напрямую к лошади, и в смущении обернулся к хозяйке. — Она такая теплая. И мягкая.

— Ты никогда не прикасался к коню? — удивилась воительница.

— В моих трущобах никто не может прокормить лошадь, — без затей объяснил Кратос. — А в других местах стоит только коснуться скакуна, овцы да вообще любого животного, и люди думают, будто ты пытаешься его украсть. Или покалечить. В прошлом году — а может, в позапрошлом, не помню — кто-то поранил чужого коня. Это было ужасно! Мой брат… Мой брат рыдал, когда рассказывал об этом, а Геларион никогда не плачет.

— Значит, это и вправду ужасно. Лучше б он тебе не рассказывал! — сказала Зена и хотела утешить паренька, коснувшись его руки, но он гордо выпрямился и отстранился.

— Нет, не лучше! Я должен знать, что делается в городе, иначе как я проживу в Афинах? Ты же знаешь, мои родители… — Кратос нахмурился, подыскивая слово, — у них нет ни денег, ни родственников при дворе, ни покровителей среди царской стражи. Те, кто смог устроиться в жизни… Неважно. Моя семья бедная и не имеет влияния в обществе, — он на мгновение отвернулся и снова бросил на собеседницу сконфуженный взгляд. — Прости, воительница. После той истории никто не рискует прикасаться к лошади — даже мой брат.

— Весьма благоразумно, — пробормотала Зена. — Многие относятся к лошадям так же, как к собственным детям или лучшим друзьям, — она сменила позу и подняла руку, видя, что Кратос собрался заговорить. — Шум на улице. Это пекарь?

Зена оказалась права: пришли Уклосс и Адрик. С ними был кто-то третий.

Уклосс тащил длинную узкую корзину, доверху наполненную свежими, ароматными хлебами и пышными булочками. Воительница раскрыла рот от изумления: мужчина был даже толще Мондавиуса, но, в отличие от злодея, излучал обаяние. Сын пекаря еще не отрастил и первую бороду, был вдвое меньше папаши и во всем составлял с ним разительный контраст: веснушчатый и светлоглазый рядом со смуглым, кареглазым отцом. Оба слегка робели в присутствии Зены. Похоже, Уклоссу нечасто приходилось так волноваться.

Впрочем, мужчины таких внушительных размеров, как толстяк пекарь, обычно не сталкиваются в жизни с угрозами. Им не приходится применять силу. Людям достаточно бросить взгляд на обладателя столь мошной фигуры, и они проникаются к нему уважением. Хотя Зена придерживалась мнения, что форма не всегда соответствует ожидаемому содержанию.

— Воительница, мальчик сказал, что этот хлеб для тебя, и я выбрал все самое лучшее, — голос пекаря гудел и рокотал, несмотря на все его попытки говорить тихо. Сын попробовал шикнуть на отца, тот улыбнулся и пристроил корзину на шатком столе. — Успокойся, Адрик.

Габриэль вдруг резко вздохнула и села, чуть не стукнувшись носом о колени. Адрик подпрыгнул от неожиданности и отшатнулся: не ожидал, что в комнате еще кто-то есть. Уклосс посмотрел на девушку, потом на сына и с подкупающей простотой обратился к Зене. Он улыбался, и между его передними зубами видна была широкая шелка.

— Мой сын не привык к интригам. Нервничает, — он пожал плечами и протянул воительнице ароматную сладкую булку. Зена благодарно улыбнулась и впилась зубами в мягкий, сдобренный изюмом хлеб. Ее брови поползли вверх от приятного изумления, и девушка откусила еще.

— Вовсе я не боюсь, папа! — вмешался обиженный Адрик. — Просто я слышал поблизости голоса, а лишние люди нам здесь ни к чему.

— Их и нет, — успокаивающе ответил пекарь.

— Очень вкусно!

— Благодарю, воительница.

Зена расчистила себе место на полу и уселась, удобно прислонившись к стене.