Страница 34 из 119
Под влиянием такого угрожающего стечения обстоятельств Лондон обнаружил более предметный интерес к решению «Хайлендской проблемы», в том числе к этнографии «мятежного» горца. Долго он не продержался, однако неожиданно удачные кадровые решения, принятые в 1724 г., обеспечили хайлендской политике властей преемственность и последовательность вплоть до окончательного умиротворения Горного Края к концу 1750-х гг. Сочинения генерала Уэйда и лорда Грэнджа, лорда-клерка Сессионного суда Шотландии (третий по значению пост в судебной системе Шотландии после должностей лорда-президента и лорда-адвоката Сессионного суда), не только сформировали в Лондоне первые после Славной революции целостные представления о Горной Стране (фокусируя общественно-политические взгляды на решении «Хайлендской проблемы»), но и сформулировали политику правительства в крае на десятилетия вперед вплоть до конца 1750-х гг.[322]
В этом смысле, несмотря на распространенное представление о восприятии Горной Шотландии в Великобритании в первой половине XVIII в., в отчетах чинов и агентов правительства информация о Горной Стране носила вполне практический характер, превращая этнографическое знание в составную часть военно-политической и социально-экономической деятельности правительства в крае. Не случайно одно из наиболее популярных описаний Хайленда в публичном пространстве в это время оставил бывший агент Лондона в Шотландии Д. Дефо[323]. В связи с особым характером, содержанием и (на)значением миссии и аналитических сочинений ответственных за умиротворение Горного Края чинов некоторые аспекты этнографического «прочтения» ими местных реалий вызывают особый интерес.
Во-первых, необходимо выяснить, в какой мере этнографическое «чтение» являлось лишь характерной чертой имперского дискурса в рамках интеллектуальной колонизации Горной Шотландии, а в какой мере это был сложный процесс культурного перевода местных реалий на язык британских понятий, категорий и норм, связанный с реакцией сообществ на политику официальных властей. Выявить истинное содержание, значение и адекватность такого перевода этнографических особенностей Хайленда по отношению к доминировавшим в Соединенном Королевстве нормам и традициям затруднительно. Практически отсутствуют другие варианты культурных переводов, кроме представленных в виде окончательных, результирующих описаний Горной Страны (на теоретическом уровне) и конкретных мероприятий Лондона в хайлендской политике (на уровне практики).
Однако можно попробовать реконструировать этот процесс. Необходимо перечитать этнографические разделы и отдельные пассажи мемориалов, отчетов и рапортов не как приписывание властями местным реалиям привычных и удобных наименований, а как предложения возможных британских эквивалентов для гэльских терминов, описывавших устои Горной Шотландии. Поскольку предлагавшиеся аналоги можно было оспорить, культурный перевод провоцировал споры о «корректной» этнографической репрезентации. Противопоставляя и сравнивая эту терминологическую конкуренцию и реакцию горцев на британское присутствие в Горной Стране, можно попробовать обнаружить практическое (на)значение такого культурного перевода и, в частности, этнографических разделов в аналитических сочинениях британских чинов и их агентов в Хайленде.
Во-вторых, требуется внимательно и последовательно проанализировать характер связей между этнографическим дискурсом официальных властей и британским государством в личности (и должности) самого переводчика — чиновника и этнографа в Горной Стране одновременно. Таким образом можно попробовать выявить соотношение соображений, вызванных вовлеченностью в колониальную практику, и идей, привнесенных извне. И то и другое можно представить как движение этнографической мысли от «чтения» и «перевода» местных реалий к аналитическому описанию в процессе расширения британского присутствия в Горной Шотландии, как трансформацию субъективных отношений между этнографами и их информаторами в местной среде в аналитическую объективность сравнительной этнографии. Из курьезных, занимательных и устрашающих персонажей памфлетной литературы и абстрактных юридических фигур королевских и парламентских указов и актов горцы превращались в формализованный объект этнографического анализа мемориалов, отчетов и рапортов[324].
Наконец, в-третьих, целесообразно отдельно рассмотреть рамки культурного перевода британскими чинами реалий Горного Края, определявшие контекст в том числе их этнографических изысканий (стадиальная теория исторического развития, сравнительная филология этнического различия и популярные учения о социальных иерархиях из области естествознания). Таким образом можно попробовать выявить герменевтический ключ, при помощи которого ответственные за умиротворение края чины постигали реалии Хайленда в XVIII в. Применительно к истории решения «Хайлендской проблемы» в процессе интеллектуальной колонизации Горной Шотландии речь идет о вариативном характере этнографического содержания понятия «мятеж» как категории аналитической и дискурсивной.
Раскрытие основных аспектов этнографического «прочтения» правительством, его чинами и агентами в Горном Крае местных реалий в интересах предпринятого исследования логично производить в обратном порядке — от формы процесса, определяемой рамками культурного перевода, к его содержанию как сочетанию познавательных и административных практик в хайлендской политике и (на)значению в качестве модели интеллектуальной колонизации мятежной окраины.
Итак, прежде всего официальным чинам и их агентам в Горной Стране следовало определиться с системой координат изучения объекта их военно-политического интереса. Поскольку в центре известных прежде рассуждений о мятежном потенциале Хайленда и опыта взаимодействия с ним Эдинбурга и Лондона находилась социальная организация горцев, в своей неделимой, изначальной основе представленная понятием «клан», то анализ этой категории осуществлялся в контексте современных комментаторам представлений об организации человеческих сообществ, выраженных понятиями «племя», «нация», «раса» и служивших просвещенной Европе универсальными аналитическими инструментами изучения и описания всего человечества[325]. Вопрос в данном случае состоит в том, как соотносились друг с другом изложенные выше понятия.
Ни один словарь в Европе в XVIII в. не определял расу в современном значении этого слова, подразумевая различие человеческих видов в зависимости от определенного набора внешних наследственных признаков[326]. С одной стороны, в узком, первичном ее понимании речь шла скорее о семейных, родственных связях. В первом издании «Словаря английского языка» знаменитого доктора Сэмюэля Джонсона (1755 г.) понятие «раса» включает в себя единство семейного происхождения и наследования[327]. При этом дефиниции доктора Джонсона вполне сопоставимы с приведенными в «Словаре французского и английского языков» Рэндла Котгрэйва (1611 г.) и «Всеобщем этимологическом словаре» Натана Бэйли (1721 г.)[328].
С другой стороны, в расширенном толковании, понятие «раса» по значению и смыслу очень тесно примыкало к понятию «нация». Движение идей и усложнение представлений о различиях между народами в первый век глобальных империй шли интенсивно, и во второй половине XVIII в. разграничение «расы» и «нации» приобретает более четкие контуры. Для первой половины столетия, однако, характерной чертой являлась известная синонимичность этих понятий. В середине XVIII в. доктор Джонсон по-прежнему с трудом различает «расу» и «нацию»: «Нация, строго говоря, означает великое множество семей одной крови, рожденных в одной стране и проживающих под началом одного правительства»[329]. Идея политического единства при этом с тем же успехом выражалась не только понятием «нация», но и ее приемлемым в эпоху Просвещения аналогом — «раса», связанным с представлением об «общих семье и происхождении».
322
Так, майор Уильям Коулфилд, перенявший в качестве инспектора военных дорог в Шотландии руководство их строительством у генерала Уэйда в 1743 г., продолжал курировать эту часть программы умиротворения Горной Страны и после мятежа 1745–1746 гг., под началом других командующих королевскими войсками в Шотландии, вплоть до своей смерти в 1767 г. (Roads and Bridges in the Scottish Highlands: the route between Dunkeld and Inverness, 1725–1925 / By G.R. Curtis // PSAS. 1978–1980. Vol. 110. P. 476, 482). Что касается подходов к «цивилизации» края, то после подавления последнего мятежа якобитов в 1746 г. генерал Уэйд и лорд Грэндж вновь представили правительству свои соображения по реформированию Хайленда: Memorandum relating to the present state of Scotland [предположительно составлен генералом Уэйдом, 1748–1749 гг.]; Memorandum concerning the heads of the bill intended to be brought in for civilizing the Highlands; 16 Jan. 1748/9 [предположительно составлен генералом Уэйдом, 1748–1749 гг.]; Memorandum for the Disarming and Subjugation of the Highlands, 1749 // HL. Correspondence of Henry Pelham (1696–1754), Scottish Affairs, NeC 2,024; Proposal relating to the Highlands [предположительно составлен генералом Уэйдом, 1748–1749 гг.]; Erskine J. Memorial. How Scotland may be brought, and the inhabitants thereof, now on the suppression of the Rebellion, to a just, advantageous and right settlement for the whole United Kingdom [1746–1747]; Remarks by James Erskine of Grange on a proposed rectification of the Scots superiorities and heritable jurisdictions [1746–1747]; William Ramsay to James Erskine of Grange. Edinburgh, February 25, 1752 [предложение к лорду Грэнджу напомнить лорду-адвокату о своих мемориалах о реформировании Хайленда]; Letter to Ilay from Grange, in Edinburgh. Dec. 16–17, 1746 [рассуждения о реформировании феодально-клановой системы в Шотландии] // NAS. МКР. GD 124/15/1570; GD 124/15/1571; GD 124/15/1608; GD 124/15/1262/2.
323
Defoe D. Letter XIII, containing a Description of the North of Scotland // Defoe D. Tour… P. 362–431.
324
Пределы допустимости следования правовой традиции Шотландского королевства в вопросах поддержания мира, спокойствия и законности в Горной Стране соотносились многими комментаторами с современной им этнографией «мятежного» горца, создавая исторический и юридический контекст, придававший практическому «народоведению» в Хайленде большую объективность, предметность и цельность. См, напр.: Forbes D. Memoir of Plan for preserving the Peace of the Highlands: written a short time after the Revolution // CP. P. 14–15; Fraser S. Op. cit. P. 260–265; Wade G. Report, &c, relating to the Highlands, 1724 // HPJP. Vol. I. P. 137; Erskine J. An Account of the Highlanders and Highlands of Scotland. Edr, 29 Decbr, 1724; Idem. Memorial concerning the Highlanders, Sherifships, Vassalages and etc.: of Scotland. Edr, 21 Jan.: 1725. 2 // NAS. MKP. GD 124/15/1263/1. P. 3; GD 124/15/1264/2; Description of the Highlanders in the Scotch Acts of Parliament // BL. NP. Vol. XX. Correspondence of the Duke of Newcastle. Aug.-Sept. 1745. Add. Ms. 33,049; Some Reflections relating to the State of North Britain and particularly to that of the Highlands // BL. HP. Relating to Scotland. 1753–1760. Add. Ms. 35,891. P. 122–126, 131–134; Cross W. Some Considerations by way of Essay, upon the means of civilizing the Highlands and extinguishing Jacobitism in Scotland. The author William Cross. Professor of Civil Law at Glasgow and afterwards Sheriff of Lanark. 1748. To Lieut.-General Bland, Commander in Chief of all his Majesty’s Forces in Scotland. 1748 // NAS. Ms. 5201. P. 30–38. В отношении памфлетной литературы характерен пример «Хайлендского лиходея» 1723 г. Если довериться аргументированным соображениям Д. Стивенсона, то авторство этой известной на книжном рынке Лондона в первой половине XVIII в. брошюры принадлежит не Д. Дефо, как считается, а капитану Эдуарду Барту, автору одного из наиболее подробных этнографических описаний шотландских горцев и агенту генерала Уэйда в Хайленде (Stevenson D. The Hunt for Rob Roy. The Man and the Myths. Edinburgh, 2004. P. 189–190).
325
См. подробнее: Slezkine Y. Naturalists Versus Nations. Eighteenth-Century Russian Scholars Confront Ethnic Diversity // Representations. No. 47. Special Issue: National Cultures before Nationalism (Summer, 1994). P. 170–195; Hudson N. From Nation to Race. The Origin of Racial Classification in Eighteenth-Century Thought // ECS. Vol. 29. No. 3 (Spring, 1996). Р. 247–264; Jacques Т.С. From Savages and Barbarians to Primitives. Africa, Social Typologies, and History in Eighteenth-Century French Philosophy // History and Theory. Vol. 36. No. 2 (May, 1997). P. 190–215; Nash R. Wild Enlightenment: The Borders of Human Identity in the Eighteenth Century. Charlottesville, 2003; Kugler E.M.N. Representations of Race and Romance in Eighteenth-Century Britain. PhD Thesis. University of California, 2007. P. 12–93; Galloway C.G. White People, Indians and Highlanders. Oxford, 2008; Vermeulen H.F. Early History of Ethnography and Ethnology in the German Enlightenment: Anthropological Discourse in Europe and Asia, 1710–1808. PhD Thesis. University of Leiden. 2008. P. 271–286; British Narratives of Exploration. Case studies of the Self and Other / Ed. by F. Regard. London, 2009. P. 63–118.
326
Hudson N. Op. cit. P. 247.
327
Hudson N. Op. cit. P. 259; Johnson S. A Dictionary of the English Language. Vol. II. London, 1755 [нумерация страниц отсутствует, см. вторую колонку первой страницы под литерами «RA»].
328
Hudson N. Op. cit. P. 259; Bailey N. An Universal Etymological English Dictionary. London, 1736 [нумерация страниц отсутствует, см. вторую колонку первой страницы под литерами «RA»]. Причем в последующих изданиях «семейное» значение понятия «раса» сохраняется: Idem. An Universal Etymological English Dictionary. London, 1770 [нумерация страниц отсутствует, см. вторую колонку первой страницы под литерами «RA»].
329
Цит. по: Hudson N. Op. cit. P. 260.